Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев

Повелитель Анданора негромко сказал гвардейцам нечто на незнакомом Владимиру языке – а это был специальный, внутренний язык, язык императорской гвардии. Он был глубоко засекречен, и его не знал никто, кроме Императора и самих гвардейцев. Трижды за почти бесконечно долгую историю Анданора он разглашался или выведывался противником – и после казни виновного его всякий раз полностью составляли заново, с нуля. После слов Императора Володю вновь подняли и, как был, прислонили к светло-серой стене тронного зала, оказавшейся очень странной консистенции. Стена была даже не как студень, но как кисель или жидкая манная каша, и казалось странным, как это она вообще стоит вертикально и не стекает к императорскому трону. Штурмовики вдавили руки и ноги Владимира в податливую массу и отпрянули на мгновение. И вот за эту долю секунды – а Владимир был почти уверен, что сейчас просто шмякнется всем телом на пол, столь зыбким было странное вещество, – стена внезапно затвердела до каменной плотности, и Володя ощутил на собственном опыте, каково это – быть заживо вмурованным в полностью затвердевший цемент. С невольной тревогой Владимир отметил, что в ловушке оказались и руки по локоть, и ноги выше колена, наискосок; и спина, и задняя часть головы до самых ушей также были внутри стены – увяз каждый волосок. А вот все беззащитные места – грудь, лицо, живот, то, что ниже живота, – теперь было доступно для любых пыток и издевательств. Что и говорить – сама конструкция стены, простая, как и все гениальное, явственно указывала на то, сколь серьезно и со знанием дела работают на Анданоре с заключенными. Повелитель знаком велел гвардейцам удалиться, что те и проделали, пятясь с благоговением на лице.

– Здравствуй, Владимир, – почти без акцента сказал Император по-русски.

– Приветствую вас, Император, – ответил Володя, хорошо понимая, что одно неверное слово – и аудиенция будет закончена и его передадут в руки охочих до пыток палачей.

Володя подумал, что если он ошибся и это не сам правитель, а, скажем, один из министров, то ему все равно будет лестно услышать, что его спутали с Императором.

– Перейдем сразу к делу, – сказал Император, бесшумно ступая по мраморному полу, от встречи с которым до сих пор болел и зудел Володин нос, а вот почесать-то его теперь было никак нельзя, руки-то – в стену вмурованы.

– Отвечай мне просто, честно и кратко.

Владимир хотел было кивнуть, но, словно схваченный за волосы невидимой рукой, ответил без жестов:

– Хорошо.

– Итак, – сказал Император, – ты член Сопротивления?

– Да.

– Это ты соблазнил Лею? – Император удовлетворенно опустился на массивный золотой поручень своего трона, обращенный к стене, лучше, чем паутина муху, сковавшей Владимира.

– Да, – кратко ответил Володя с тайной надеждой, что этот ответ позволит хоть немного смягчить участь его жены.

– Ты сделал это при помощи гипноза? – спросил Император.

Володя задумался на мгновение и решил, что, быть может, тут можно тоже блефануть, как с Зубцовым.

– Да, – соврал он.

И увидел, что стена напротив, по другую сторону от трона, обрела вдруг концентрированно красный цвет по центру, словно там вскочил волдырь диаметром метра два, с размытыми краями, расположенный строго напротив Владимира.

На губах Императора заиграла многозначительная удовлетворенная улыбка, он легко поднялся с поручня – его густо-черный плащ внезапно заиграл в лучах люстры переливами спектра, будто сотканный из неведомой землянам алмазной ткани, – и, подойдя к Владимиру, ударил его в челюсть рукой, облаченной в золотую кольчужную перчатку. Володина голова не могла не только уклониться, будучи вмонтированной в стену, но даже и просто дернуться от удара, и оттого боль от столь жесткого соударения с императорской дланью была почти невыносимой.

– Читал ли ты сказку про Пиноккио, Владимир? – совсем уж неожиданно для Володи спросил Император.

– Д-да, – запинаясь, ответил пленник, отметив при этом, что от этого ответа пятно на стене напротив бесследно исчезло.

Император обернулся, демонстративно взглянул на рассосавшуюся красноту противоположной стенки и назидательно сказал Владимиру, подняв указательный палец:

– У деревянного человечка из земной сказки, когда он врал, рос нос. Помнишь?

– Да, – односложно откликнулся Владимир, сглотнув.

– У обычных, не деревянных, людей, когда они врут, краснеют щеки. Так?

– Да, – вновь покорно ответил Володя, уже сообразив, что в эту “чудесную” стену вмонтировано нечто наподобие детектора лжи.

– У такого же матерого партизана, как ты, – с полуулыбкой молвил правитель, – конечно, ни нос не вырастет, ни щеки не покраснеют. Но, услышав ложь в адрес моей божественной особы, – Император возвысил голос, – краснеют стены этого дворца. Тебе ясно?

– Ясно, – отозвался Володя.

– К тому же, – доверительно добавил Император после паузы, – та стена, где ты болтаешься, стала еще краснее, чем та, что напротив. Я другую стенку специально для тебя включил, чтобы виднее было, за что тебя будут наказывать. Понял?

– Да, – ответил Владимир.

– Итак, – продолжил допрос Император, – ответь мне – ты намеревался мне лгать?

– Нет... – автоматически начал было оправдываться Владимир, и прямо на его глазах стена напротив стыдливо заалела от его ответа.

А спустя секунду видимый мир покрылся болезненными пятнами синего и оранжевого цветов – Император ударил его в левый глаз куда как основательнее, чем прежде. Владимир застонал – зрение восстановилось, и лишь теперь его накрыла волна настоящей боли, секунду назад было предисловие.

– Больно? – спросил Император без тени участия в голосе, глядя Владимиру прямо в подбитый глаз. Володя понял, что это вопрос, на который он также обязан дать краткий и правдивый ответ, и выдохнул с тихим стоном:

– Да.

– А ты не ври, – посоветовал Император и вновь опустился на поручень трона. Разумеется, владыка Анданора распорядился, чтобы тело Владимира тщательно просканировали на предмет наличия там возбудителя стингровой лихорадки или банальной бомбы с нейтронным приводом – Император не хотел бы оставить свой народ в такой тяжелый момент без правителя. Он, в общем-то, не полностью исключал тот вариант, что поимка партизана была частью дьявольского плана земного Сопротивления, предполагавшего, быть может, что допрос будет проводить сам Император... Помолчали немного, а затем Император продолжил задавать вопросы Владимиру, барельефом выдававшемуся из стены:

– Ты любишь Лею?

– Да.

– Ты способен ради нее предать Сопротивление?

Владимир задумался. Он не знал, что тут ответить. И решил ответить максимально честно:

– Не знаю.

И Император, и стена напротив, кажется, остались удовлетворены его ответом. Следующий вопрос застал Владимира врасплох:

– Стингровая лихорадка создана на Земле?

Конечно, Володя, так же как и Император, хорошо знал ответ на этот вопрос. Но если Володя ответит утвердительно, то это будет все-таки предательством Сопротивления, пусть малым, но предательством. И Владимир сказал – ведь это было близко к истине:

– Не знаю.

Разумеется, стена напротив тут же покрылась стыдливым багрянцем. Император сказал:

– Любишь боль? Сейчас я не буду тебя бить, просто предупрежу. Ты не ребенок, и тебе следует самому контролировать правдивость твоих ответов. Сначала порадую немного, потом огорчу.

Император подошел к Володе почти вплотную и негромко сказал ему прямо в лицо, коснувшись кожи пленника своим легким дыханием:

– Лея пока жива. Я приостановил казнь. После твоей следующей лжи я отдам распоряжение, чтобы показывали ее, а не тебя. По-разному наказывали – не только кулаком. Согласен?

– Да... – ответил Володя, не зная, что еще он мог сказать на такой вопрос.

Стена напротив густо покраснела от его слов.

– Правильно, – улыбнулся Император. – Все правильно. На самом деле ты, конечно, не согласен. Если бы стена не покраснела, я решил бы, что ты что-то слишком уж легко согласился на мое предложение. А если бы и ты ответил мне “нет”, то я ударил бы тебя за упрямство.

Император сладко потянулся, до хруста самодержавных своих суставов, с улыбкой глядя на Володю. “Да уж, – подумалось Владимиру. – Мне тут на этой стене размяться не удастся, при всем желании...” Император повторил свой ключевой вопрос:

– Итак, стингровая лихорадка создана на Земле?

– Да, – ответил Володя.

– Ты участвовал в ее создании?

– Нет.

– Ты сознательно привез инфекцию на Анданор?

– Нет.

Стена продолжала хранить свое светло-серое молчание, что, похоже, несколько озадачило Императора.

– Лея сознательно привезла инфекцию на Анданор?

– Нет.

Володя с восторгом почувствовал, что сейчас красноречивая стена превратилась в его лучшего союзника. Император видел, что Володя не в состоянии обмануть хитроумное приспособление, и потому вынужден был теперь верить Володиным показаниям.