Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы - Александр Гогун

Сотня “Барсука” находилась во рве. Немедленно наши “мак-симовцы”, окопавшись, открыли сильный огонь по врагу. Советские партизаны притихли, слышно было лишь по их стороне проклятия. “Сыч”, участник операции под Стожком, отмечался на одном и том же “максиме”. Расчеты минометчиков, составленные в большинстве своем из грузин (8 мужчин бывшей банды с “Алешей” вступили в УПА в сотню “Юрия”), искали для себя место. В лесу не легко было найти такого места для миномета, но, наконец, использовали пробел в кронах деревьев и окопались.

Первая мина с 82-миллиметрового миномета вылетела, и сравнявшись с вершиной деревьев, возвратилась просто на землю и упала недалеко от минометного расчета, не разорвавшись. Вторая засвистела в воздухе и разорвалась где-то по другой стороне советского лагеря (там, где наступал Кременецкий курень). Третья мина только вылетела из миномета и так и застряла в земле. Причиной этого были испорченные запальники мин. Я дал приказ отставить миномет. Та же самая история была и со вторым минометом. Тогда сотенный “Юрий” приказал минометы оставить, а из расчета минометчиков сделать стрелковое отделение и выслать на один из участков “фронта”. После сильного огня нашего “максима” и всей нашей сотни, сотня “Барсука” вышла изо рва и выровняла фронт, залегая возле нашей линии на левом фланге. Раненных и убитых вынести изо рва было нельзя; надо ждать, когда смеркается.

Из тяжелого оружия с нашей стороны действовал только “максим”. Кременецкий курень усилил огонь, и одна из его сотен соединилась с нашим левым крылом. Направо от нас колесо окружения не было замкнутое, мало было войска для того, чтобы восполнить такое большое кольцо. Куренной “Осип” выслал к штабу гонца, чтобы дали нам помощь.

Ребята во время перерыва в стрельбе перекликались с советскими партизанами. Наши кричали:

— Сдавайтесь, дарим вам жизнь, лишь вашим командирам горе.

Советы отвечали:

— Вы нас все равно не возьмете, лучше отступите!

Тогда заново усиливался огонь и позиционный бой затягивался. До вечера на всей линии нашего фронта были выкопаны стрелковые расчеты и пулеметы были подготовлены к ночной обороне. Мы думали, что советские партизаны будут прорываться ночью.

Как только смеркалось, мы выслали один рой во главе с Бур-лаченко, чтобы подобрать наш раненных и убитых. Хруст веток под ногами выдавал намерение наших бойцов — советы усиливали огонь. Наши выстрелы также не заглушали выкрикиваний нашего роя, который в темноте искал раненных. Однако, спустя какое-то время удалось вынести обессиленных раненных, которые целый день без воды и пищи и без перевязки лежали во рве. Это было тем тяжче, что они должны были притворяться убитыми и лежать без движения, так как иначе советы бы их достреляли. Несколько убитых не было найдено, они так и остались. После нашей акции советы хотели также использовать тьму ночи и подойти к источнику воды, который был в том же рве, где лежали наш раненные и убитые. Мы еще больше усилили огонь и отрезали им доступ к воде. Они несколько раз на протяжении ночи старались прорваться, но на каждом участке наши их отбивали.

Поздно вечером прибыла нам на помощь сотня «Острого» (с Острожчины). Она оказалась как нельзя кстати, так как уменьшилось расстояние между нашими сотнями и чотами. Красивейшей картиной ночного боя был момент, когда по всей линии открывался плотный огонь, и было видно полукругом сверкание стреляющего оружия. Те маленькие и большие огоньки выразительно вырисовывали наши позиции и показывали, что мы советов довольно плотно окружили. В ночной тишине гремел гул выстрелов, сливался с отголосками Суражского леса.

Телеги повезли раненных к штабу в Антоновцах, а оттуда должны были привезти на завтра свежий запас боеприпасов, так как они с каждым часом уменьшались. Мы провели ночь не закрыв глаз. Утром, где-то около 10-го часа, куренной “Осип” собрал почти весь командный состав нашего куреня, и начал давать приказы и инструкции на сегодня. Советовал осторожно входить в советский лагерь, могут быть заминированные места. Нам надо сегодня окончательно запереть кольцо окружения. Итак, предложил нам:

— Идите на правый фланг и с высотки рассмотрим территорию.

Последние наши позиции кончались возле дороги, которая выходила на гору и острым изгибом возвращалась с востока на запад, перерезая не окруженный отрезок высотки, где находился советский лагерь. Наши пулеметчики сильно следили за этой дорогой так, что советы массово прорваться не могли.

Разговаривая, вышли мы с наших позиций на дорогую. Куренной “Осип” зацепил легко ногою за шнурок, который, присыпанный песком, тянулся вдоль дороги. Шутя, заметил:

— Это мина или шнур, проведенный к звонку тревоги от поста к штабу (точно в том месте вчера стоял советский пост). У кого есть нож — дайте, я его перережу.

Кто-то из товарищей подал нож, куренной “Осип” нагнулся резать — и… сильный взрыв изодрал воздух. Песок засыпал нам глаза, кто упал, кто отбежал от того места. Осматриваюсь… в пяти метрах от меня лежит изорванное миной тело куренного. Все пришли в смятение, бросились к телу, и на руках понесли его к нашим позициям. Мне песок въелся в лицо, у Бурлаченко выступила кровь на лице, и он не мог смотреть — глаза были полны песка и также залиты кровью; больше никто не был поврежден. Счастье, что куренной нагнулся и своим телом принял сосредоточенную силу фугасной мины, в противном случае было бы еще больше жертв. Как мы позже узнали, в нескольких метрах от того места была закопана огромная мина из большого артиллерийского снаряда. Если бы куренной на нее натолкнулся, погиб бы весь командный состав.

Тело куренного “Осипа” отправили к штабу. Бойцы и командиры потерей куренного были очень угнетены. Невольно надвигались темные мысли и чувство страха перед коварным оружием. Подали по линии весть, пришел “Ворон”. Взволнованно сказал:

— Тяжело, жаль, но такая его судьба… А борьбу надо продолжать.

Куренного “Осипа” заменил сотник “Юрий”, а мне поручили командование сотней “Юрия”.

Перед обедом привезли свежий запас боеприпасов и мины к миномету куренного “Крапивы”. На всем отрезке пошел огонь. Сто восемьдесят мин одна за другой начали метко взрываться в советском лагере. Бойцы молча мстили за смерть куренного. У советов послышались крики, стон и проклятия. Вопли указывали, что у них поднялась паника.

По нашей линии подали: “Вперед, к наступлению”. Раздалось: “Слава!” и выкопанные нами позиции остались позади.

Советы напряжением своих последних сил отразили наше наступление. Мы были вынуждены залечь, тем самым сузив кольцо окружения. Дали приказ окапываться. От советов местами делила нас расстояние тридцать метров; счастье, что у них не было гранат, иначе наступление стоило бы нам очень дорого.

Когда выкопаны опорные окопы, на нашей стороне раздалась команда: “Гранаты!”. Бросили несколько гранат (так как все не имели, и у нас также их не хватало). Снова стабилизировался фронт, и пошла дальнейшая перестрелка. Советы уже второй день без воды. Со вчерашней ночи их смельчаки, которые спускалось в ров за водой, лежат там мертвые еще и сегодня. Наше командование задержало наступление, так как считало, что советы должны показаться; будут прорываться, тогда мы их получим без собственных потерь.

Миномет куренного Крапивы дальше сеял смерть в советском лагере. Так продолжался бой целый день и целую ночь. Советы под утро на третью пору осады начали единицами вырываться через не окруженный нами участок. (Мы его не блокировали, так как боялись, по случаю с куренным “Осипом”, что вся дорогая заминирована; так оно фактически и было.) Когда стало светать, повели мы общее наступление и получили советский партизанский лагерь. Место лагеря было покрытое трупами. Отравленный воздух бил в нос. Ямы от наших мин и жертвы указывали, что мы действительно метко стреляли. Деревья были повреждены нашими выстрелами. Двадцать пленных мы захватили в лагере. Они рассказали, что у них в конце было очень тяжело с оружием и продовольствием. В окопах были разбросаны сухари из хлеба. Из-за недостатка воды жевали зеленую листву и зелье.

На месте лагеря было 54 убитых (вместе с поляками), а остатки советов, преимущественно начальство с главным их командиром майором Бегмой (ошибка, командовал соединением А. Оду-ха. — А. Г.), благодаря полякам, которые хорошо знали местность, в последнюю ночь прокрались из окружения. Некоторых из них поймала наша санитарная охрана, которая стояла в селе Теремном. Среди пленных был главный минер, старший лейтенант и лейтенант ВВС. В лагере, кроме оружия, мы обнаружили документы советского штаба и портреты командиров (выполненные цветным карандашом художником, который был у них в лагере). Одна из телег лагеря, нагруженная вещами, награбленными у украинского крестьянства, была заминирована. Наших четверых стрелков, которые там рылись, вынимая автомат, убил взрыв мины. Мина разнесла телегу» лишь перья из перин летали на месте происшествия.