Часть той силы - Сергей Герасимов

Он стал обходить все двери по очереди, впрочем, уже мало на что надеясь. Смысла в этом было немного, но он не знал, что делать. Ловушка смерти захлопнулась, – именно так и должно было случиться. Его вдруг охватила странная апатия. Но продолжал тупо идти вдоль линии дверей, не чувствуя ни страха, ни сожаления. Кажется, я сдался, – сказал он сам себе, – ну что же, всему есть предел. По большому счету, все, чем мы занимаемся при жизни, просто мышиная возня. Мы привязаны к этому просто потому, что нам хочется быть к чему-то привязанными, мы так устроены. Но миру совершенно все равно, жили мы или нет, живы или умерли, сделали ли что-то в своей жизни. Мир – это вечный покой, вечное равнодушие. Смерть – то же самое. Я устал стремиться. Я согласен остановиться прямо сейчас. Я больше не могу. Только, пожалуйста, не делайте мне слишком больно.

Еще до того, как он сделал полный круг, его ноги отказались двигаться; он упал на песок. Что-то неправильное и страшное происходило с его телом: кожа растягивалась и сморщивалась на руках, ногти вырастали и крошились, мышцы становились дряблыми и слабыми, глаза начали слезиться. Через пару минут все зубы выпали изо рта. Он видел их лежащими на песке, прямо у своего лица. Тело стало таким слабым, что он не мог встать. Он еще пытался ползти, чувствуя, что умирает. Он снова посмотрел на свои руки и понял, что именно с ними случилось: сейчас это были руки столетнего старца, чудом задержавшегося на этом свете. Возможно, что какой-то невидимый всплеск водоворота все же задел его, и этого оказалось достаточно. Возможно, что он, обходя водоворот, пересек некоторую временную линию, которая…

На этой мысли он умер. Смерть длилась недолго; он вдруг оказался стоящим снаружи, у одной из стеклянных дверей, он видел самого себя, умирающего дряхлого старца, в нескольких метрах за стеклянной дверью. Затем тело старика перестало шевелиться и начало оседать. Через минуту оно превратилось в скелет.

Ложкин ощупал сам себя: все осталось на месте, ничего не изменилось, и спора в том числе. Что это означало? – он начинал догадываться. Он даже понял, почему видел несколько скелетов в остатках одинаковых одежд. Один и тот же человек снова и снова возвращался внутрь стеклянного круга и вновь и вновь умирал там, оставляя свои скелеты. Но смерть эта была не настоящей, потому что в ту же секунду он возрождался снаружи. Зачем люди делали это? Какой был в этом смысл? Может быть, им нравился этот аттракцион, самый острый и напряженный из всех возможных, аттракцион, на котором ты по-настоящему переживаешь собственную смерть? Что-то вроде прыжков с моста головою вниз, когда в последний миг перед смертью резиновая петля, стиснувшая твои ноги, останавливает падение и не дает разбиться? Здесь разница лишь в том, что мгновение смерти все же наступает. Разница в совершенно особенном, предельно реальном ощущении смерти, которое вряд ли можно назвать приятным или неприятным, потому что в человеческом языке нет даже примерного описания этого чувства. Разница в том, что, умирая, ты узнаешь о себе нечто такое, что никаким другим образом узнать нельзя. Именно поэтому люди могли возвращаться к аттракциону много раз.

Можно ли коллекционировать собственные скелеты, если ты пользуешься аттракционом постоянно? И кому пришла в голову мысль устроить для людей подобное развлечение, какому омерзительному инопланетному чудовищу?

76. Чудовище…

Чудовище гораздо более близкое ждало его, скрываясь в мутной жиже болота.

Перед тем, как взяться за дело, Ложкин продумал все еще раз. Проверил прочность веревок с узлами, как главной, так и запасной. Еще раз прочертил на листке тот путь, по которому будет отступать. Проблема была в том, что брызгун умел двигаться слишком быстро, чтобы просто так от него убежать. Множество тонких членистых лап толкали его вперед со скоростью бегущей собаки. Имелся, впрочем, еще набор расчесок и десяток брошюр, которые могли бы помочь в критической ситуации.

Затем он спустился с насыпи и подошел к краю болота. Вязкая почва прогибалась под ногами, и его следы мгновенно наполнялись водой. Тот павильон, за стеной которого он прятался в прошлый раз, уже был разрушен. На его месте осталась лишь куча камней. Болото впереди бурлило; по поверхности грязи расходились волны; там, в глубине, что-то двигалось и жило.

Ложкин поднял обломок кирпича и швырнул его в воду, так далеко, как смог.

Огромная туша поднялась над поверхностью, показавшись почти целиком: брызгун выпрыгнул в воздух, как кит, упал на спину, окутанный тучей брызг.

И тут Ложкин услышал его голос. Это было что-то среднее между воем и свистом, звук, который забирался к тебе под кожу, проникал в кости и внутренности и продолжал вибрировать там внутри. Вой становился все ниже и ниже, и, наконец, стал неслышен, превратившись в тяжелое дрожание воздуха, такое мощное, что от него даже зубы выбивали дробь. Сразу же вслед за этим над водою показались щупальца еще многих других брызгунов, разного размера и цвета. Некоторые были совсем мелкими и прыгали по грязи, как чудовищные водомерки.

Он бросился бежать и схватился за веревку с узлами. Грунт под его ногами вибрировал так сильно, что щебень осыпался ровным каменным потоком, обнажая шпалы, торчавшие вверху. Ложкин вскарабкался на насыпь с ловкостью обезьяны и скатился с противоположной стороны. Три небольших брызгуна уже ждали его здесь; он метнул в них горсть расчесок, и их гибкие щупальца поймали расчески на лету. Он бежал, не оглядываясь; до водоворота было не больше километра, то есть, не больше трех минут бега. Сзади послышался ужасный грохот; видимо, крупное чудище перебиралось через насыпь. Несколько присосок пролетели над его головой, а одна ударила в спину; Ложкин упал на камни, перевернулся, ухватил нить зубами и перекусил ее. Затем выбросил веером все брошюры, которые у него имелись.

К стеклянным дверям он подбежал первым, с хорошим запасом. Только здесь ему пришло в голову, что большое тело брызгуна никак не протиснется в узкие двери. К тому же, сейчас его преследовали целых четыре чудовища, и еще два или три переползали через насыпь. Это делало ситуацию почти безнадежной. В лучшем случае, брызгуны просто не смогут подойти к водовороту, подождут до ночи и уберутся в свое болото. А что будет в худшем, – об этом Ложкин не хотел и думать.

Самый крупный зверь первым достиг преграды из стеклянных дверей и снес ее, не останавливаясь и даже не замедлив хода. Возможно, он даже не заметил, что столкнулся с чем-то. Застывшее пламя водоворота сейчас было как раз между брызгуном и Ложкиным; громадное существо двигалось прямо на водоворот и, казалось, ничто не может его остановить.