Всадники - Жозеф Кессель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказал и вспомнил о своем долге.
– Я пойду принесу самовар пастухов, – крикнул он. – Так у тебя весь день будет горячий чай.
Не успел он выйти, как голова его в тюбетейке, шитой золотыми нитками, опять появилась в проеме.
– Тут поблизости бродит твоя служанка, – сообщил Кадыр.
Уроз инстинктивно взбил одеяло, скрывающее обрубок ноги, и медленно сказал:
– Пусть войдет… но если заговорит с тобой обо мне, скажи…
Круглая мальчишеская головка сначала решительно завертелась слева направо и справа налево, потом сказала:
– Мне нечего с ней разговаривать. Она всего лишь жалкая кочевница, а я сын главного пастуха.
– Ты рассуждаешь как мужчина… Ступай…
Едва голова Кадыра исчезла, как Уроз резко изменил позу. Он распластал свое тело на земле, сделал потолще слой одеяла в том месте, где должна была бы быть его больная нога, сунул поглубже подбородок в воротник чапана, спрятал щеки под свободные концы чалмы. Когда Зирех вошла, на лице Уроза видны были только глаза, глубоко запавшие в орбиты, да нос, торчавший как у покойника. Он не дал времени женщине что-либо сказать, поприветствовать его.
– Хочу умереть спокойно, – сообщил он. – И если ты еще хоть раз появишься возле этой юрты, Мезрор спустит с тебя шкуру хлыстами.
Голос Уроза, хотя и очень слабый, был неумолим. Зирех невольно поежилась, буквально кожей восприняв его слова, свежей кожей в тех местах, где остались следы плетки Хайдала. Она пятясь вышла из юрты.
Скоро Кадыр притащил огромный самовар из красной меди. Уроз выпил одну за другой несколько чашек горячего чая. И попросил поесть. И опять пил чай. И опять ел. И так весь день. Кадыр восхищался таким ненасытным аппетитом. Рис, лепешки, брынза – все съедал Уроз до последней крошки, все, что приносил ему мальчик. Впервые после своего падения он ощущал вкус, благость и пользу пищи.
Настал вечер. Вернулись стада. Мезрор сделал Урозу перевязку. На ляжке уже не было пятен, спала и вспухлость на колене. Жар тоже уже не беспокоил его.
Мужчины обменялись всего лишь несколькими словами. Им не о чем было говорить: все шло хорошо.
Всю следующую ночь и все утро Уроз спал, не просыпаясь. Когда же проснулся, воздух был уже теплым. Он узнал полуденную степную жару. И у него было отдохнувшее тело, свежий ум. Кадыр был снаружи… У колодца… или в загоне, а может, у очага на открытом воздухе, который служил кухней… Уроз отбросил одеяло, крепко протер просаленную повязку на ноге. Появилась острая боль, резкая, откровенная, здоровая и потому приятная. Уроз согнул колено. Сустав над культей слушался плохо. Он повторял движение до тех пор, пока колено не стало послушным и гибким. Тогда, упершись двумя ладонями в землю, он напряг мышцы рук, приподнял тело, а ноги вытянул вперед под прямым углом. Посмотрел на ампутированную голень, которая стала в два раза короче другой, и, сильным толчком торса перенеся тело вперед, ловко приземлился. Затем вновь поднялся и повторил. Так он проделал круг по всей юрте, набирая скорость. Движения становились более ловкими и точными. Им двигало ощущение независимости и силы, небывалое ощущение. Теперь он мог снова сам распоряжаться своим телом.
Послышалось монотонное пение Кадыра, остановившее упражнения Уроза. Он побоялся выглядеть смешным и вернулся к своему седлу. Там он уселся по-турецки, спрятав культю под здоровой ногой.
Восхищение, с которым Кадыр, войдя, уставился на него, доставило Урозу удовольствие.
– Клянусь, никому бы и в голову не пришло, что у тебя что-то с ногой, – воскликнул мальчишка. – Ты стал совсем другим человеком.
– Да услышит тебя Аллах! – поблагодарил его ласково Уроз.
Кадыр положил на жаровню принесенные шампуры с шашлыком и продолжил:
– Ты, наверное, очень рад. Так ты сможешь спокойно продолжать свой путь.
– Аллах…
Уроз не смог закончить фразу. В горле и во рту у него вдруг пересохло. Это было верно сказано. Он мог, он должен был продолжать путь по дружественной ему степи. Она так хорошо его встретила и так же проводит до конца, без помех, без препятствий, обеспечивая ему полную безопасность. Это будет делом нескольких часов. Он увидит там чопендозов. И Турсуна. Проделав огромный, идиотский крюк, он наконец вернется, благодаря помощи саиса, побежденный и искалеченный.
Уроз подумал о достижении, только что доставившем ему столько горделивой радости. Нечего сказать, великий подвиг, прекрасная победа: по-лягушачьи прошлепать по юрте, тайком, спрятавшись, затаившись. Уроз представил себе, как он будет культей подбадривать Джехола на глазах у Турсуна, и ему нестерпимо захотелось умереть.
И тут ему пришла в голову презренная мысль, подлая надежда, от которой ему никак не хотелось отделаться… Джехол… Ведь он ничего не знал о нем. А что, если он так и не набрал сил… или заболел… или повредил ноги…
Кадыр снял с жаровни шампуры, положил их перед носом Уроза. От них исходил сильный аппетитный запах жареного мяса и жира.
– Чуешь? – воскликнул Кадыр. – Чуешь?
– Я не хочу есть, – отказался Уроз.
– Наелся, значит, – сказал мальчуган. – А я – нет. Он быстро съел кусочки мяса, облизал пальцы, погладил живот.
– Теперь, когда ты наелся, – нетерпеливо попросил его Уроз, – приведи моего коня.
– Твоего коня… – сказал Кадыр. – Ну да, конечно. Ты хочешь осмотреть его перед дорогой.
– Ступай, – проворчал Уроз.
И с первого же взгляда понял, что надежда его была столь же тщетной, сколь и постыдной. Неужели он забыл, как мало отдыха нужно великому скакуну, участвующему в бузкаши, чтобы восстановить силы. Казалось, Джехол наполнил всю юрту своей мощью. Уроз провел рукой по животу, груди, ногам, ощупал бабки, мышцы, сухожилия, суставы. «Вот он действительно стал другим», – подумал Уроз.
– Пока никто из пастухов не успел его почистить, – сказал Кадыр. – И твой саис тоже. Он пасет стадо. Если ты хочешь, я бы мог… Для меня это честь… Такого прекрасного коня!
– Нет! – мотнул головой Уроз. – Нет.
Только этого не хватало для полного позора: начищенный, сверкающий, причесанный Джехол, а на нем грязный, в лохмотьях, с всклокоченной бородой всадник, да еще к тому же с ампутированной ногой.
– Нет, – рыкнул Уроз.
Подросток посмотрел на него с удивлением и огорчением. Отчего у него такой сердитый, грубый голос? Обдумать это он не успел. Уроз заставил Джехола склонить шею, ухватился за гриву, встал на здоровую ногу и, сделав стойку, оказался на спине лошади. Несмотря ни на что, несмотря на самого себя, он испытал мгновение счастья. Колени его держали коня крепко. Но Джехол почувствовал, что половины одной ноги не хватает. Он покосился на пустое место. Уроз спустился на землю, бросил поводья Кадыру и приказал:
– Привяжи его возле юрты и не входи, пока не вернется отец: мне надо подумать.
– До самого вечера? – наивно спросил Кадыр.
Ответа он не получил.
* * *Стада были в загоне. Постепенно утихали блеяние и лай. Холодная, суровая степная ночь обволакивала Уроза. Блеснул свет фонаря. Кадыр нес его, подняв до уровня головы. Над ним появилось резко освещенное, похожее на маску лицо Мезрора: орлиный нос, белые усы, черные брови.
Уроз сидел по-турецки возле седла. На лице его уже не было следов желчности.
– Поздравляю тебя, гость мой, – сказал Мезрор. – Ты быстро выздоравливаешь. Разреши мне последний раз поухаживать за тобой. После этого тебе долго не потребуется помощь.
Уроз протянул культю. Мезрор перевязал ее чистой тканью, пропитанной новой мазью. Уроз поблагодарил старейшину пастухов в самых искренних выражениях.
– Кадыр принесет тебе еду и углей в жаровню для обогрева, – произнес Мезрор. – Надеюсь, тебя ожидает добрая ночь.
– Самая добрая, будь уверен, – отвечал Уроз.
После того, как подросток выполнил все, что было нужно, Уроз объявил ему:
– Больше ты мне не понадобишься. Только пришли сюда моего саиса.
– Он силен, добр и чистосердечен, – воскликнул Кадыр. – Всем он здесь понравился. Тебе повезло, что имеешь такого саиса.
– Воистину повезло, – подтвердил Уроз.
* * *Фонарь светил вполсилы за седлом, на котором лежала голова Уроза. Все тело и нижняя часть лица его были накрыты одеялами. Под надвинутой на лоб чалмой Мокки мог видеть только глаза. В полутемной юрте они горели таким огнем, что казались главным источником света в юрте.
«Его добивает горячка», – подумал Мокки.
Ему пришлось низко наклониться, чтобы расслышать свистящий, прерывистый, шедший из-под одеяла голос хозяина.
– Не могу… больше ехать… Смерть… во мне… Турсуну… надо… сообщить… Возьми… Джехола… скачи…
– Как, ты хочешь… Ночью? – Бормотал саис.
– Прямо… сейчас, – шепотом сказал Уроз.
Он сделал рукой, которая, казалось, плохо ему повиновалась, жест, запрещающий Мокки говорить, и затухающим голосом закончил:
