Год Дракона - Вадим Давыдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обыкновенный или нет, сути не меняет. Сумасшедший, – и этим все сказано. Пусть самый необыкновенный и лучший в мире… Я не могу быть рядом с сумасшедшим. Кроме того, ты хорошо ко мне относишься, но не любишь меня. Поверь мне, это еще более унизительно, чем все остальное, вместе взятое…
– Елена!
– Не надо, Данек. Образование и образ жизни так и не смогли окончательно заглушить мои женские инстинкты. Я просто научилась их вербализировать… Поэтому – не нужно. Я все понимаю, что я чувствую.
Господи, подумала она, Господи, зачем я говорю это, ведь это не так, и мы оба это знаем, но я не могу, не могу, я должна уйти, я не хочу, не могу, но я должна…
– Елена…
– Только не говори мне, что я ошибаюсь, – она улыбнулась, и Майзелю захотелось поежиться от этой улыбки. – Мы уже больше полугода вместе, а ты…
– Я что-то не так делаю?
– О Господи, Данек. Что ты можешь сделать, чтобы любить меня, если ты меня не любишь?!. Что может кто-нибудь вообще с этим сделать?! То, что тебе хорошо со мной в постели, еще не все…
– Обязательно. Мне с тобой хорошо не только в постели. И ты это прекрасно знаешь.
– Откуда я могу это знать?! Разве ты когда-нибудь говорил об этом?
– А разве об этом нужно говорить?
– О Господи… Конечно, нужно! А как же иначе?!
– Мне казалось, что нам не нужны слова. Что мы и так понимаем друг друга…
– Мне нужны слова, – Елена сделала ударение на «мне». – Я не могу без слов. Я люблю слова. Я люблю разговаривать. Я хочу разговаривать с тобой. Да, я обожаю заниматься с тобой любовью. Но это еще не все, понимаешь?
– Я понимаю. Я не могу дать тебе это, Елена. Я хочу этого так сильно… Но я лишь человек.
Он понял, подумала Елена. Ну конечно, он все понял, своими проклятыми еврейскими бессонными мозгами, он все усек, этот…
– Я могу прожить без этого, Елена. Или мне только кажется, что могу? Мне так хорошо с тобой, как ни с кем не было никогда в жизни. И мне ничего не нужно от тебя. Совсем ничего. Веришь ты или нет… Но я хочу, потому что ты хочешь. Потому что ты не можешь без этого. Потому что ты убиваешь себя за это каждый раз, когда остаешься одна… Я знаю, ты хочешь сказать много всяких умных слов про то, что не хочешь мне мешать, что твои проблемы будут отвлекать меня от дел, и еще с три короба всякой чуши, сорок бочек арестантов, которые ничего не значат… Потому что ничего не значат. Потому что на самом деле важно совсем другое, – он взял в ладони ее лицо и заставил смотреть себе в глаза. – Ты хочешь уйти, не дожидаясь, пока уйду я, устав воевать за тебя с тобой. А вот это – вряд ли. Черта с два, дорогая. Я отпущу тебя сейчас. Ненадолго. Потому что я знаю – что-нибудь обязательно случится, что-нибудь такое, что мы снова будем вместе. Потом еще. И еще. И еще… Пока ты не поймешь…
Он отпустил ее и отошел на шаг. И сказал:
– Иди, Елена. И возвращайся. Я буду ждать…
ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ФЕВРАЛЬ
Он не мог оставаться дома, где все пропиталось ее запахом, ее присутствием, ее жизнью с ним рядом… Он сел в машину и помчался в «Плазу». Поднялся к себе…
Майзель стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу, и смотрел вниз, на море городских огней, распластавшееся до самого горизонта. В такой позе и застал его вошедший по вызову Богушек. Не оборачиваясь, Майзель поманил его рукой. Когда Гонта подошел, он обнял его за плечо, встряхнул, прижал к себе:
– Она пытается уйти, Гонта. Она хочет быть сильной…
Богушек выматерился, – длинно, заковыристо. По-русски. Майзель ему позавидовал даже. Если б он так умел… Гонта пошевелил усами:
– Дракон, чего ей надо?
– Ей нужен ребенок, дружище.
– Ох, Господи… Да что за проблема-то?! Свистни, я ей целый детский дом соберу!
– Нет. Это не то…
– Да что я, идиот, не понимаю?! Но ты-то тут при чем?!
– Ни при чем. И это самое плохое во всей истории. Потому что я впервые за много лет столкнулся с проблемой… В принципе не решаемой, друг мой. Вообще никак. Что хочет он мне этим сказать, я не знаю. Пока не знаю…
– Кто?!
– Он. Там, – Майзель показал пальцем в направлении неба. – Но я узнаю…
– Мне что делать?
– Не спускать с нее глаз. Как всегда.
– Ты думаешь…
– Она вернется, Гонта. И будет снова пытаться уйти… И вернется опять. Пока не поймет, что без меня ей не жить. Как и мне без нее. Такие дела, дружище, – Майзель отпустил Богушека и отошел от окна. – Ладно, закончили с нытьем. Работы невпроворот… Все, все. Иди.
– Ты уверен?
– Обязательно, – и Майзель оскалился так, что у Гонты подобралась мошонка…
Богушек покинул кабинет, и Майзель позвонил королю. Вацлав ответил на пятом или шестом гудке:
– Тебе сказать, который час? – Он посмотрел на флуоресцентные стрелки своего «Брайтлинга» – свадебного подарка жены, с которым не расставался ни в бою, ни во сне. – Мне утром к Хакону [60] лететь. Чего тебе?!
– Ахой [61] , величество. Я тоже рад тебя слышать…
– Ну, ныряй давай, – пробурчал Вацлав, остывая и по тону Майзеля догадавшись, что случилось что-то серьезное. Не с миром, а с другом. И это было куда хуже.
– Мне нужны деньги.
– Ты что, потерял номера счетов и коды доступа?! Данек, что такое?
– Мне нужны деньги на личные нужды. И довольно много. Я должен поставить тебя в известность.
– Поставил. Возьми, сколько хочешь. Что произошло, ты можешь сказать?!
– Елена сказала, что я сумасшедший. Я хочу, чтобы она это до конца прочувствовала.
– Вы что… поссорились?!
– Нет. Просто она решила, что без меня ей будет проще.
– О-о-о… Твою мать, вот же дура бешеная… – Вацлав рывком сел на постели.
От этого вопля окончательно проснулась Марина:
– Что случилось?!
– Говно случилось, – рявкнул Вацлав. И снова сказал в трубку, Майзелю: – Приезжай.
– Нет, величество. Спасибо. Я уж как-нибудь… Работы полно. Спасибо, дружище. Увидимся в воскресенье…
– Эй… Держись.
– Обязательно, – и Вацлав почти воочию увидел, как оскалился Майзель.
Телефон умолк. Вацлав посмотрел на жену и вздохнул:
– Какой же я счастливый человек… Марина, чего надо этой бешеной идиотке?!
– Совсем немного, Вацек, – усмехнулась Марина. – Чтобы он любил ее и почаще говорил ей это.
– Да любит же он ее! Дышать без нее не может! Что, непонятно?!
– Возможно, что-то мешает ей это увидеть так же четко, как ты. Или я.
– Ну так скажи ей!!!
– В такие дела нельзя лезть, Вацек. Они должны сами…
– Он мой друг. И твой друг. Я хочу, чтобы он был, наконец, счастлив. Хочу, чтобы мир наконец наступил у него в душе.
– Мы не можем приказать ей, Вацек. Мы всего лишь люди.
– Я знаю. Поговори с ней.
– Если мне представится такая возможность, я попробую. Обещаю, медочек.
– Я тебе предоставлю такую возможность. Прилечу из Норвегии и предоставлю. Вот как Бог свят, – перекрестился Вацлав.
– Даже не думай об этом. Слышишь? Ты только все испортишь. Я понимаю, что ты хочешь… Этого нельзя, Вацек. Ни в коем случае.
– Черт. Черт. Черт, твою мать, черт вас разберет, чертовы бабы…
– Спи, медочек.
– Заснешь тут…
– Ну, иди ко мне. Я тебя вылечу, – Марина улыбнулась, и, потянувшись, поцеловала мужа. – Все образуется, медочек. Иди ко мне…
Получив королевское «добро» на деньги, Майзель позвонил директору «Golem Advertising»:
– Доброй ночи, Ружена. Извини, что разбудил. Ты мне срочно нужна…
– Полчаса, пан Данек, – Новакова тихонько высвободилась из-под руки супруга и начала одеваться. – Форма парадная?
– Думаю, да, – Майзель вздохнул. – Жду. «Скат» в пути…
Он отключился, а Ружена, замерев, смотрела на аппарат, как будто могла увидеть в нем что-то. Такого голоса у Дракона не было никогда. За все те годы, что они проработали вместе, ни разу не слышала Ружена такого… Чтобы собраться, ей потребовалось гораздо меньше времени, чем обычно.
Через двадцать минут она действительно была у него в кабинете. Майзель рассказал, чего он хочет, и Новакова улыбнулась:
– Я все сделаю, Дракон. Не беспокойся.
– Я не беспокоюсь.
– Я не о том, – Новакова осторожно коснулась его руки. – Помнишь, ты сам всегда говорил… Если все так плохо, что кажется, будто уже умер, это может означать только одно – что неприятности кончились.
– Я люблю тебя, Руженка.
– И я тебя люблю, Дракон…
ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
Утром Елена решила, что должна поговорить с Ботежем. Что-то нужно было решать, с работой, с деньгами, в конце концов, она не содержанка какая-нибудь… Она старалась не думать о вчерашнем разговоре. Ничего не анализировать. Не перебирать его и свои реплики, не рвать себе душу. Внутри нее звенела пустота, которую ей решительно нечем было заполнить, но это нужно было сделать, иначе… Елена быстро собралась и отправилась в город.
На выезде из переулка она так затормозила, что бедный «машинчик» пошел юзом, а пролетающие мимо автомобили испуганно и возмущенно загудели клаксонами. Елена вышла из машины и обессиленно уселась на капот…
