Возвращение в Ахен - Елена Хаецкая

Она повернула руки ладонями вперед, и Мела увидел, что они выкрашены охрой. Потом провела по лицу, оставляя на своих щеках красные полосы, вытянулась, простирая руки к Лосю, и застыла. Несколько секунд царила тишина. По телу Асантао прошла дрожь; она пронзительно закричала; бубенцы затряслись на ее спине. На Око Хорса невозможно было поднять глаз — оно ослепляло. Золотой свет начал медленно заливать Асантао, и вот уже не тонкие косички, а солнечные лучи падают на ее плечи; сияние струится по рукам, по лицу. Сам собой загудел за ее спиной медный колокол, и низкий гул слился с нежным перезвоном бубенцов. И никого на свете не было прекраснее Асантао.

Мела сделал шаг вперед и опустился перед ней на колени, склонив голову. Две ладони, горящие охрой, протянулись ему навстречу, и певучий голос проговорил:

— Отдай мне Темный Илгайрэх, Эохайд, сын Реки. Отдай мне меч, созданный для побед, Мела, старший сын Арванда. Отдай мне оружие, не ведающее покоя, мальчик, который стал вождем…

Мела вынул из ножен прекрасный длинный клинок и прикоснулся к нему губами. Сталь была ледяной.

Охряная рука коснулась рукояти, и Мела разжал пальцы.

Асантао подняла меч над головой.

Он запылал.

По рукам Асантао пробежали искры. Ее глаза отражали багровое пламя. Она заговорила:

— Слушайте! — сказала она. — Слушай, Элизабет, и народ, живущий на ее берегах. Слушай Илгайрэх, Кующий Победы! Война уходит из нашего мира, как уходит под землю темный огонь.

Ее взгляд упал на Мелу, который все еще стоял перед ней на коленях, и он отозвался:

— Ты видишь, Асантао.

Асантао засмеялась, пошире расставила ноги и с силой вонзила меч Гатала в землю. Золотой Лось стал темно-красным, точно его обагрило кровью.

Рукоять меча начала расти.

Сначала Мела решил, что от яркого света у него слезятся глаза и ему просто чудится. Но вот из клинка стал вырываться огонь. Языки пламени взлетали все выше, свивались все теснее, как будто невидимый мастер плел из них веревку. По рукам и лицу Асантао побежали багряные отблески.

Меч увеличивался на глазах. Красные глазки Хозяина на рукояти зажглись, и смотреть в них стало жутко. Рот, едва намеченный, вдруг растянулся в ухмылке. А огромное тело все поднималось и поднималось из земли. Перепончатые лапы ожили и зашевелились на брюхе чудовища, и в вышине зарокотал голос:

— Солнечная Дева, я знаю тебя. — Когтистая лапа потянулась к плечу Асантао и тут же отдернулась.

— Я — Небесный Огонь, — бесстрастно сказала Асантао.

Она казалась совсем крошечной рядом с подземным богом. Запрокинув голову, она смотрела в его угольные пылающие глаза, и бубенцы, вплетенные в косы, касались ее колен.

— Зачем ты потревожила меня? — прошипел Хозяин.

— Разве этот меч — единственное твое обиталище?

— Я — везде, где есть часть меня. — Глазки Хозяина быстро отыскали Эогана. — Эоган! — крикнул Хозяин, разбрызгивая пламя. — Ты здесь, кузнец?

— Где же мне быть, как не рядом с Темным Илгайрэхом? — отозвался Эоган.

Пронзительный взор Хозяина устремился на Фейнне, и она метнулась к своему брату в поисках защиты.

— Ух! — восхитился Хозяин. — Какая красавица!

— Это Фейнне, — сказал Эоган, поспешно прикрывая ее лицо ладонью. — Будь добр к ней, Хозяин Подземного Огня.

— Подруга Воинов, — прогудел Хозяин задумчиво. — Мне не нужна. Пусть воины будут добры к ней. Ведь ты нашел замену своему Гаталу?

— Да.

— Аха-ха… — Хозяин потянулся и стал еще выше ростом. Голос его гремел. — В недобрый час ты попросил у меня искру подземного огня, чтобы вложить ее в Илгайрэх. Любая вещь знает свой конец, а Сила бессмертна. Эта женщина, которая называет себя Небесным Огнем, сейчас уничтожит творение твоих рук, кузнец.

— Пусть, — глухо сказал Эоган. — Это оружие не ведает покоя. В дни мира оно не будет желанным союзником.

— Ты это сказал, — проговорил Хозяин, и в его тоне послышалась непонятная для Мелы угроза. — Не отпирайся же потом от своих слов, кузнец.

Эоган, казалось, хорошо понял значение этой угрозы, потому что, побледнев, отозвался:

— Будь по-твоему, Хозяин.

И гулкий голос из-под серых облаков загромыхал:

— Солнечная Дева с бубенцами в волосах, я ухожу. Я ухожу из твоего мира и уношу с собой то, что принадлежит мне по праву посвящения: Илгайрэх, вместилище моей искры, и Эогана, который продал мне себя в обмен на одну услугу.

— Пусть будет так, — звонко сказала Асантао.

Хозяин хмыкнул и протянул когтистую руку к Эогану.

И Мела увидел это.

Он не понял и половины из разговора кузнеца с подземным божеством. Он не знал, насколько сильна власть Хозяина над братом Фейнне. Ему неведомо было, в чем состоит Сила, о которой так много толковалось. Он просто увидел перепончатую кисть и черные когти. Эоган покорно шагнул ей навстречу.

Мела бросился к кузнецу и закрыл его собой.

— Так не будет, — сказал он, в упор глядя на Хозяина. — Не тяни лапы к моему Эогану, Хозяин. Можешь забрать мой меч, если он тебе так нужен. Но ты уйдешь отсюда без кузнеца.

— Ха-а!.. — выдохнул Хозяин, и жар плеснул Меле в лицо, так что он отшатнулся. — Отойди, малыш. Никто, кроме меня, не имеет права говорить: «Мой Эоган». Он — мой, потому что сам это выбрал.

— Нет, — повторил Мела.

— Кто ты, невоспитанное и упрямое дитя? — спросил Хозяин, всматриваясь в него сквозь копоть. Лапа протянулась к Меле, и два чешуйчатых пальца ухватили его за подбородок, обращая наверх его лицо. Когти разорвали кожу; пальцы Хозяина прожигали до самых костей. Мела скрипнул зубами; из глаз сами собой брызнули слезы.

— Отпусти, — с трудом выговорил Мела.

Хозяин расхохотался, и его брюхо заколыхалось.

— Ба! Приятный сюрприз! — Красные глазки заискрились. — Никак, Мела, сын Арванда?

— Да, — сказал Мела.

— Ты жив, — рокотал Хозяин, — ты еще жив, о неблагодарный юноша, вставший у меня на пути! Я испепелил бы тебя, как ты того заслуживаешь, но жаль трудов — моих и Аэйта — благодаря которым ты еще и сегодня можешь дышать и говорить дерзости…

— Я не забуду твоей доброты, Хозяин, — задыхаясь, сказал Мела. Нависшая над ним физиономия ухмылялась. — Отпусти же меня.

— Тебе что, больно? — Громовой голос был полон веселья. — Тебе больно, Мела?

— Да.

— Ну так визжи, кричи, извивайся! Покажи мне, что тебе и впрямь больно!

Он стиснул пальцы еще сильнее, и Мела едва не потерял сознание. А потом пальцы внезапно разжались. Мела пошатнулся, но устоял на ногах. С подбородка на светлый волчий мех капнула кровь. Он зажмурился, стискивая зубы, чтобы не зарыдать, и потому не видел, какими глазами смотрят на него из толпы Эйте, Фрат, Инген, какие лица стали у воинов, что следовали за Эохайдом, как дрожит Фейнне, как Эоган прижимает ее к себе трясущимися руками.