Но кому уподоблю род сей? - Евгений Поляков

Пока мы не слишком удалились от притчи о работниках на винограднике, нам следует вернуться к тайне, упомянутой в одной из предыдущих глав. Сделать это теперь необходимо еще и потому, что сия тайна непосредственно касается притчи о блудном сыне. Речь идет о фрагменте пророка Амоса, приведенного нами в связи с притчей Иоанна: "Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий радоваться будут. Ибо в этом случае справедливо изречение: один сеет, а другой жнет. Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их." (Ин 4:36-38).

Итак, Господь говорит устами пророка: "Вот, наступят дни, говорит Господь, когда пахарь застанет еще жнеца, а топчущий виноград - сеятеля." (Ам 9:13). Сия величайшая тайна заключается в том, что наступят времена, когда весь путь блудного сына человек возможет проходить в течение лишь одной палингенезии. Присем не вызовет особенно больших логических трудностей уразумение того, что в символах брака внутренний человек окажется мужем одной единственной жены.

Сказав эти слова, мы как бы невзначай подтолкнули читателя к возможности разъяснить слова Павла из его посланий к Титу и Тимофею, в которых Павел говорит о том, "кто... муж одной жены, детей имеет верных" (Тит 1:6), предлагая такого мужа на должность епископа церкви: "Епископ должен быть... одной жены муж,., хорошо управляющий домом своим." (1 Тим 3:2,4). И вот, такой-то муж и является одновременно и сеятелем, и жнецом, встречающимися на ниве Господней подобно тому, как сие описано у Амоса.

Но не зависимо от времени прихода каждый из работников получает один динарий. В предыдущих главах мы также встречались с символом единого, рассматривая историю о хитоне Иисуса, обращая внимание на единый хлеб, преломленный Иисусом на тайной вечере. К значению и смыслу тайны, скрытой этим числом, мы и предлагаем читателю обратиться в следующей главе.

Х О ЕДИНСТВЕ

Славлю тебя, потому что я дивно устроен.

Псалтирь 138:14

Да будут едино, как Мы едино.

Евангелие от Иоанна 17:20

Теперь нам необходимо понять, что же представляет из себя обычный, несовершенный, смертный человек в свете сказанного в предыдущих главах. Сделать сие нужно прежде, нежели мы будем рассматривать идеальное состояние человека, состояние являющееся целью всего пути совершенствования в рамках человеческой формы. Нам придется повториться, сказав, что человек при взгляде на него сквозь призму символики мужа и жены, внешнего и внутреннего, являет картину разделенности. В той степени, в какой нам ныне понятен смысл образов дома и домостроительства, мы сможем дать и совершенно новую оценку словам: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падет.» (Лк 11:17, Мф 12:25, Мк 3:24,25).

Будучи переведена на обычный язык, сия притча означает не что иное, как невозможность для человека обрести бессмертие, покуда его внешний человек отделен преградой (завесой) от внутреннего, пока жена не соединилась со своим истинным мужем, или, если угодно, пока невеста не соединилась с женихом в чертоге брачном. Разделение же, существующее до тех пор, приводит в каждой новой палингенезии, в коей оно остается неустраненным, к смерти, к разрушению, к падению дома великому (ср. Лк 6:49), к потере целостной, да и вообще хоть какой-то памяти, опыта предыдущих палингенезий.

Нам кажется совсем нелишним вкрапить в повествование о разделенности пояснения касательно смысла слова «диавол». А означает сие греческое слово буквально того, кто разделяет одно от другого. В языке символическом сие есть опускание завесы между мужем и женой, и это наиважнейшая задача диавола, по сравнению с которой указываемое традиционным учением производство раздоров и разделений между людьми, а также в их помыслах и чувствах, является исчезающе малым злом. Впрочем, нам ли судить диавола.

Забежав чуть вперед, скажем, что Иисус даже в образе не мог предстать перед родом сим как делящий что-либо: «Некто из народа сказал Ему: «Учитель! скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство. Он же сказал человеку тому: кто поставил Меня судить или делить вас?» (Лк 12:13,14).

Заглянув в апокриф Фомы, мы увидим такой вариант ответа Иисуса: «О человек, кто сделал Меня тем, кто делит? Он повернулся к Своим ученикам и сказал им: Да не стану Я тем, кто делит!» (Фома 72). Еще бы, ведь тот, кто делит и есть не кто иной, как диавол. Задача же Иисуса противоположна, и сие черным по белому написано у Филиппа: «Если бы жена не отделилась от мужа, она не умерла бы вместе с мужем. Его отделение было началом смерти. Потому пришел Христос, дабы снова исправить разделение, которое произошло в начале, объединить обоих и тем, кто умер в разделении, дать жизнь и объединить их. Итак, жена соединяется со своим мужем в чертоге брачном. Ибо те, кто соединился в чертоге брачном, более не будут разделены. Потому Ева отделилась от Адама, что она не соединилась с ним в чертоге брачном.» (Филипп 78,79).

Тут мы считаем уместным сделать отступление и использовать выводы, сделанные нами в разных главах нашей книга для построения картины не космогонической даже, ибо космос есть мир, и, говоря о мире, мы говорим всего лишь о веке сем, но для построения картины того, что из себя представляет полнота, охватывающая мир и то, что лежит вне мира. А к тому, что вне мира, относятся прежде всего небеса, век грядущий.

У нас нет иной возможности, кроме как представить структуру сей полноты спекулятивно, по человеческому разумению, как писал Павел, то есть с несовершенным уровнем сознания. Создавая сию картину, мы не сможем предложить иных атомов, первосоставляющих, кроме добра и зла, единых каждое само в себе. Излишне пояснять, что по человеческому разумению нельзя дать истинного определения этих понятий, ибо знающий сие, обладал бы уже высшим сознанием. Это, однако, не является препятствием дальнейшим построениям, так же как отсутствие определения точки, пространства и времени нисколько не мешает построениям квантовой механики и теории относительности.

Говоря о единстве добра и зла каждого в себе, мы предполагаем, что нет областей, которые могли бы одновременно принадлежать и злу, и добру; нет ничего, что могло бы быть одновременно и плохим, и хорошим. Другими словами, добро и зло нигде не накладываются друг на друга и не пересекаются: «Что общего у света с тьмою?» (2 Кор 6:14). Сей взгляд, однако, не должен позволить нам забыть тот апокатастатический мотив, который лучше всего сформулирован Иисусом сыном Сираховым: «Все в свое время будет признано хорошим.» (Сир 39:41). Иначе говоря, в свое время наше построение перестанет соответствовать истине. Потому-то мы и сказали, что говорим по человеческому разумению.

Итак, на духовном уровне все состоит лишь из добра и зла. Но где пролегает граница между добром и злом? Или, иначе говоря, есть ли такие точки, в которых сии субстанции соприкасаются? Последний вопрос чуть более прост и дает возможность ответить на первый: граница между добром и злом пролегает по той твари Божией, коей имя есть человек. Ясно, что для каждого сия граница пролегает индивидуально, и то, что один считает добром, для другого — безусловное зло. Но самое интересное заключается в том, что положение этой границы не является фиксированным, и по мере постепенного роста сознания человек медленно перемещается в поле добра и зла, и положение этой границы соответственно меняется. Изменение границы познанного человеком добра и зла может носить и скачкообразный характер, что возможно при посвящении.

Человек привык говорить об окружающем его мире-космосе, однако весьма недвусмысленно человек сам является частью мира, и, будучи водворен в теле, никуда не может деться от этого. Как писал Павел: «Я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю.» (Рим 7:14,15). Что же говорить обо всех остальных?.. Зададим следующий вопрос: кто правит миром и человеком как частью мира? На сей вопрос мы уже ответили в ходе истолкования притчей о неверном управителе и о блудном сыне: миром правит князь мира сего, мир же, окружая человека, находясь вне его, является посредником между князем, господствующим в воздухе (Еф 2:2), господином зла, и человеком.

Внутри же человека пребывает Бог, и Он «больше того, кто в мире.» (] Ин 4:4). Подобным же изложенному выше образом, между Богом, Господином добра, и человеком существует свой посредник — Христос (1 Тим 2:5). Сказав это, мы вновь забежали вперед, но совсем немного, ибо уже спустя несколько страниц откроем эту тайну.

Два вышеизложенных положения приводят нас к заключению, что человек не может не иметь одного из двух посредников, одного из двух господ. И покуда он окончательно не избавлен от необходимости пребывать в мире, покуда он окончательно не взят на небеса, он имеет посредника между собой, вернее внешней своей частью, и князем мира сего. Высшим же посредником, посредником меж Богом и человеком, точнее внутренним человеком, является Христос. Наличие между внутренним человеком и Богом Отцом единого посредника в образе Христа — Логоса есть предвечное свойство, но для ветхозаветного времени оно представляло «тайну, сокрытую от веков и родов» (Кол 1:26). Явление же Его составило свойство новозаветного времени, или «настоящего времени» по определению Павла (Евр 9:9), до наступления которого ни Отец, ни Сын не могли быть осознаны в качестве субстанции, сущей внутри человека, но воспринимались, как и мир, чисто внешне, и их местопребывание получило название, буквальное понимание коего было связано с тем, что не просто находится вне человека, но весьма значительно, а за исключением последнего века, безнадежно удалено от него — небо. Курьез заключается в том, что человек поселил Бога там, где господствует и князь мира сего, — в воздухе (Еф 2:2).