Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А. В.: Как прошли чтения?
Н. Р.: Невероятно приятно выступать в компании столь талантливых людей… Это известная итальянская поэтесса Марианжела Гуальтьери с переводчицей Оливией Сирс, это поэтесса из Венгрии Зита Изсо с переводчицей Аньес Мартон, это Тилини Н. Лиянаараччи – с сингальского языка на английский ее перевела Чамини Кулатхунга: выговорить трудно, о да… это турчанка Назли Карабийкоглу с переводчицей Ральф Хаббел, ну и русская Наталья Рубанова – перевод на английский американки Рэйчел Даум. Кстати, поэзию Марианжелы Гуальтьери переводим сейчас с итальянского на русский – коллега делает подстрочник, а я обрабатываю: посмотрим, что выйдет. Невероятное удовольствие – итальянская поэзия на итальянском… совершеннейшая музыка слова! На русском волшебство почти исчезает… русский сушит: я внутренне содрогнулась, когда сама же эту итальянскую гармонию «отжала» в наш алфавит.
А. В.: У вас в руках новая книга: что вы чувствуете? И чувствуете ли?
Н. Р.: В 2020-м волей случая – помните же? «…и Случай, бог-изобретатель» – я впервые в жизни получила грант. Небольшой, от Союза российских писателей. Издательство «Лимбус Пресс» тоже неожиданно вложилось в книгу – вот птичка и вылетела. Да какая! Крёстные феи – Светлана Василенко, подарившая стипендию на издание томика, и Ольга Тублина, директор издательства, превратившая мои буквы в тираж. Книга «Карлсон, танцующий фламенко» с подзаголовком «Неудобные сюжеты»[156] издана вопреки пандемии, общеиздательскому кризису и падению тиражей. Уже написано немало искренних рецензий на нее – и в «Экслибрисе», и в «Знамени» с «Уралом», и на сайте «Год литературы»[157]… Писали о томике порталы «Литературно», «Ревизор», «Перемены»… Все мои книги – всегда «вопреки», никогда не «благодаря». Обожаю эту офранцуженную обложку, на которой курсивится «Аmor non est medicabilis herbis» – «Любовь травами не лечится», о да! Это цитатка из цикла «Три текста о главном», каждый из которых посвящен невероятно красивым людям… они излучают любовь: уж на какую способны, такую и излучают. Когда работала над новеллами, прототипы снились каждую ночь, пока не поставила последнюю точку. Да, это наваждение, никак не могла отделаться… потом прошло, но не ушло навсегда. Персонажи, видите ли, возвращаются, забавно! Они хоть бы спросили, приглашаю ли я их в постель со снами?.. Впрочем, люблю их. Они прекрасны. Быть может, если существует тот свет, мы еще встретимся – в той или иной форме, why not? Если сделать фантастическое допущение… «Так пусть же книга говорит с тобой. Пускай она, безмолвный мой хода́тай, идет к тебе с признаньем и мольбой и справедливой требует расплаты. Прочтешь ли ты слова любви немой, услышишь ли глазами голос мой?..» Никто не сказал лучше Шекспира! Обожаю 23-й сонет, хотя гештальт, о котором шла речь в начале беседы, закрыт.
А. В.: Вы завершаете новую книгу новеллой о любви к Санкт-Петербургу. Почему именно этим текстом?
Н. Р.: Рада, что новый томик моей прозы вышел в Петербурге: городе, который вовсе не нежно люблю… В городе, где у каждого, кому он дорог, своя воздушная карта и не совсем физическая территория… St. Pete: да, именно ему посвящена в «Карлсоне, танцующем фламенко» финальная новелла «Питер как пространственный предлог». Своеобразное отпущение грехов персонажу (или персонажке?) по имени Джереми. Гендер не уточнен – не могу сказать точно, о ком писала, да и так ли важен какой-то гендер? Пусть выберет читатель, о ком хочет читать! Не пол определяет любовь, но любовь – пол. И текст. Все условно, даже часы и минуты. Смешны те, кто этого не понимает. Давно пора посмотреть на мироустройство под другим углом: на самом-то деле не важны ни раса, ни религия, ни цвет кожи, ничего из этого.
А. В.: А новелла начинается так: «Питер красив, как мёртвая панночка, и всё превращает в лёд…».
Н. Р.: Да, эту фразу подарила мне одна «поуехавшая», и я записала. Так и есть: Питер красив, как мёртвая панночка, и всё превращает в лёд. Вымораживает что-то… Бьет профессионально, без синяков. Десять, девять, восемь, семь… четыре… один: и ты встаешь. Ты привык вставать. Я с начала 90-х в Москве – в лупоглазой краснощекой Москве, в городе менеджеров, миллионеров, артистов, бандитов и лимитчиков… В городе, где кроме консерватории, джаз-кафе да «Иллюзиона» – ну, плюс-минус, – некуда пойти, если придираться и выбирать. А выбирать и придираться надо, ибо мы есть то, что мы слушаем, читаем, смотрим… и то, что мы едим: точнее, кого… И имеем ли на это право… Vegetarian – единственная «религия», необходимая этому веку… Но мы отвлеклись: до пандемии случались выставки, последний раз я была на Дали в Манеже… перед тем, как всё схлопнулось. Теперь мир онлайн! Мир в окне лэптопа! Ждем волшебный укол. Перечитываю Ежи Леца: «Окно в мир можно закрыть газетой»… окей, закрыли. Но если в массе своей двуногие столь глупы, наверное, их только пандемией и можно лечить? Мирок давно свихнулся, ни для кого не секрет. И об этом тоже – в моей новой книге: о безумном мирке и о людях, тщетно пытающихся найти любовь вовне. Идиотизм, разве нет? До серого вещества массы не доходит, никак не может дойти, что «это всё» бессмысленно. Что снаружи не бывает. Ку-ку.
А. В.: У вас уже выходила книга в «Лимбус Пресс» при Топорове.
Н. Р.: Да, в 2005-м[158]. Забавно, пятнадцати лет как не бывало: кажется, с выходом «Карлсона» я помолодела, избавившись от трех чертовых пятилеток… необъяснимо, но это так. Что-то «сбросила». Все-таки хотя бы ради этого надо иногда издавать книги: плод не должен быть переношенным… гиблое дело, если так! Ну а тогда, в начале нулевых, я поехала в СПб.: разломила надвое рукопись и отнесла часть в «Лимбус». На удивление быстро мне перезвонили… Потом было знакомство с Виктором Топоровым… С 2005-го прошло четверть века, Топоров ушел с этого плана в 2013-м, но память жива. Это был величайший критик и переводчик… величайший редактор, как ни странно, не выкинувший на помойку мою «Коллекцию нефункциональных мужчин». Издал.
