Сторож брату своему - Ксения Медведевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Палку за спиной с силой поддернули, жесткая старческая ладонь шершаво скользнула под платье, вверх по бедру и принялась бесцеременно ощупывать Рабаб между ног.
Знакомый голос хозяйки караван-сарая – что же ты делаешь, о Нузхат, разве не плакали мы вместе над моими бедами… – твердо произнес:
– Во имя Всевышнего, справедливого и не попускающего лжи! Этой женщиной занимался мужчина, причем только что!
– Развратница! Смерть прелюбодейке! – заорали из факельного света десятки голосов, мужских и женских.
– Терпение, о правоверные! – проблеял кади. – Закон Али суров, но милостив к грешным! Прелюбодейку надлежит бить камнями в яме, лишь удостоверившись, что она не носит ребенка!
Негодующие вопли стали ему ответом.
– Шарийа! – воодушевленно воскликнул Сулайман ибн Харис. – Во имя Всевышнего, милостивого, милосердного, мы обязаны следовать заповедям веры, о ашшариты!
Разочарованное ворчание и шарканье шлепанцев по камню – толпа принялась расходиться.
– Связать ее, – уже обыденным, равнодушным голосом приказал кади. – Нузхат, запрешь эту развратницу и скажешь, когда отойдут крови. Тогда и велю покричать о ней – соберем народ и все сделаем. Зинджа закопайте подальше в пустыне – хотя я бы на твоем месте привалил на него большой камень, о Сайф, ведь ты остался должен этому человеку…
Тот фыркнул:
– У благородного ашшарита нет долгов перед хашишином, разменявшим разум на зелье!
Локти Рабаб больно прикрутили к палке и потащили ее из комнатки прочь. Сайф ибн Дарим щипнул за задницу и жарко выдохнул:
– До встречи, Рабаб, жаль, что ты не моя…
Бедуинка висела в крепких мужских руках, не пытаясь сопротивляться. На лице жесткой коркой запекалась чужая кровь.
А в голове колотилась последняя просьба:
О Уззайян… не позабудь – ангел! Ангел-истребитель…
* * *Ханифа, две недели спустя
Каид Марваз сидел на молитвенном коврике и отчаянно морщил лоб. В одной руке он держал пиалу с остывшим чаем, в другой – чётки. Но даже побывавшие у Каабы четки не помогали каиду разобраться в услышанном. Снаружи, за кривой решеткой ставен, плавился от жары дворик чайханы – полдень. Во дворике, несмотря на першащий в глотке сухой зной, с криками играли чернокожие дети – все им нипочем, сорванцам…
От солнечных бликов в глазах рябило, дети катались в песке, дрались за наконечник стрелы для фияля. А собеседник каида Марваза темнил, мудрил и говорил загадками.
Сидевший напротив рябой старик с жидкой бородой жевал провалившимися губами и точил непонятные словеса:
– Ты ведь из Ятриба, сынок, ах-ах-ах…
Каид Марваз сдерживался, между прочим, изо всех сил – а также из почтения к старости. За время, пока на полуденной жаре успел остыть чай, старик раз девять на разные лады повторил это содержательное утверждение. Да еще с таким видом, будто это что-то ему, Марвазу, объясняло.
– Да, о шейх, – терпеливо – в десятый раз – сказал каид. – Мы посланы в Таиф с фирманом эмира верующих – да благословит Всевышний его и его потомство! Но служу я в Ятрибе, это истинная правда. Равно как и все мои гвардейцы – мы приписаны к джунду Святого города…
– Ах-ах-ах… – покивал чалмой из застиранной ткани старик. – Вот оно и видно, сынок, что ты из Ятриба, ах-ах-ах…
Из-за спины Марваза послышался нетерпеливый вздох – Салхан, нетерпеливый в битве и в делах, едва сдерживался и потому вздыхал и шумно чесал себе пятку.
– А куда спешите, почтеннейшие, куда спешите, – засмеялся старик. – Полдень – не время для путешествия, куда спешите… И тем более – если вы из Ятриба, о юноши, о несмышленыши…
Салхан утробно рыкнул и все-таки не выдержал:
– Во имя Всевышнего! Что ты хочешь этим сказать, о шейх? Из Ятриба, из Медины – какая разница?!
Старик аж подскочил на своем молитвенном коврике:
– Огромная, о юноша! Огромная! В Ятрибе властвует один, в Медине – другая!
– Чего? – опешили гвардейцы разом.
Вот такими словесами их здесь потчевали раз за разом!
– Не понял, о шейх, – искренне признался Марваз. – Просвети мой слух!
Старикашка пожевал волосатыми губенками и вдруг тихо сказал:
– А в Ятрибе вы там все позабывали. Сидите под защитой Али – вам всё нипочем. А у нас тут не разгуляешься.
Ах вот оно что. Теперь Марвазу стало понятнее. Тарик. Они боятся Тарика.
Что ж, не за что их винить. По правде говоря, Марваз тоже боялся. Но ему четко объяснили: главное – сразу фирман вручить. Каид заучил особые слова: «Вот тебе, Тарик, воля эмира верующих, он приказывает тебе прочитать эту бумагу немедля».
Дети во дворе заорали с удвоенной силой. Они катались в песке, как заправские гончие-салуги. Местные бедуины разводили таких: собачьи бега в Марибе пользовались бешеным успехом, хотя говорили, что на ярмарке в ар-Румахе…
– Хотя вот с тех пор, как господин нерегиль приехали, получше стало, – вдруг сказал старик, и Марваз от неожиданности выронил четки:
– К-как?
А бедуин пожал худыми плечами под штопаной рубахой и сказал:
– Житья же не было от этих фарисов. Набегали раз в месяц, людей, скотину крали. А с тех пор, как господин нерегиль Джаффалеву шайку вырезал, тихо стало. Бедуины из такиф попытались на нас налететь – так господин нерегиль с молодцами подоспели, и вот.
– Чего вот? – ошалело пробормотал Марваз.
Ему-то сказали, что нерегиль с ушрусанской шайкой правоверных утесняет, а тут…
– Как чего? – показал беззубые десны старичок. – Порубали в лапшу, вот чего. Ты не подумай лишнего, о юноша, но вы там в Ятрибе сидите и ничего не знаете, а мы сколько жаловались проезжим купцам, толку не было, но, видно, услышаны были наши молитвы о воздаянии, и вот приехал господин нерегиль и навел в Таифе, Джиране и Ханифе порядок! Святую мученицу Катталат аш-Шуджан мы с почестями похоронили высоко на холме, и на могиле каждую пятницу чудеса происходят!
Гвардейцы ошалело переглянулись.
– Но… – выдавил из себя Марваз, – …но разве там… ну в Таифе…
– Чего? – искренне удивился старичок.
– Разве там правоверных в жертву не принесли? – подался вперед Салхан.
– Каких правоверных! – отмахнулся сухой ладошкой чайханщик. – Бандитов казнили, хочешь ты сказать, о юноша! Предали смерти убийц! И мало ли что плетут в Таифе – там живут болтливые глупцы, двоедушники, забывшие истинную веру, преступающие клятвы, их словам совсем нет веры, совсем нет, помяни мои слова, о юноша, не знающий жизни…
Слушая старческое бормотание, Марваз вдруг обнаружил, что у ставен стоят и давешние мальчишки-зинджи, и еще куча народу из местных – все как один в затрепаных рубахах и в рваных куфиях. И молча на них с Салханом смотрят. И от этих взглядов каиду стало совсем неуютно.
А старик вдруг обернулся и посмотрел куда-то во двор – пристально. Серьезно. Словно разговаривая мысленно с невидимкой.
Салхан за спиной осторожно кашлянул и прошептал:
– Марваз…
– А?
– Поехали отсюда. В Таиф. Там все на месте узнаем.
Каид медленно кивнул. Во имя Всевышнего, прав его человек. К тому же почтенные мулла с улемом должны были уже прибыть домой – отряд Марваза сопровождал их всю дорогу от Ятриба до Ханифы.
От Ханифы почтенные мученики за веру поехали сами, а Марвазу пришлось остаться – пару дней назад, как раз накануне отъезда, в конюшню забрались то ли дикие псы, то ли шакалы, перекусали верховых лошадей, а те перепугались, снесли двери и убежали в пустыню. Вот только сегодня их переловили, тьфу, вот незадача, сколько времени потеряли…
Каид одним глотком допил холодный чай, кивнул старику и прижал руку к сердцу:
– Благодарю тебя, о шейх, за беседу, но долг зовет меня в путь. Лошадей мы вернули, и задерживаться здесь нам не следует.
Старик с улыбкой закивал. Стоявшие во дворе местные переглянулись – и принялись неспешно расходиться. Марваз с Салханом обменялись многозначительными взглядами и облегченно вздохнули.
Уже на дороге, в седле, каид оглянулся на остающийся за спиной городок: солнце все так же палило, в глазах плыло от зноя. И, несмотря на жару, Марваз вздрогнул: на окраине, в тени большого серого дувала он увидел три знакомые маленькие фигурки. Черные детишки со двора. Они неподвижно стояли и смотрели гвардейцам вслед.
– Сохрани нас Всевышний… – пробормотал каид и отвернулся.
Странные какие-то дети. То орут, то столбами стоят. Кому понадобились трое малолетних невольников – тоже странно…
И Марваз обернулся снова.
Лучше б не оборачивался.
На месте троих детишек он увидел трех черных псов.
– Г-гончие… – тихо сказал за спиной Салхан.
– А?..
Каиду на полуденной жаре стало очень, очень холодно.
– Гончие Хозяйки Медины… – пробормотал гвардеец. – Как я раньше-то не догадался, глупец я, баран…
Псы стояли неподвижно и смотрели на них.
– Едем вперед не оглядываясь, – упавшим голосом скомандовал Марваз. – Да защитит нас Всевышний, Он милостивый, прощающий…
