Незабываемые дни - Михаил Лыньков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы, Шмульке, старый осел! По-вашему, только коммунисты и могут поддерживать образцовый порядок, замечательно работать?
— Нет, нет, господин комендант. Вы не так меня поняли. Я говорю о нем, об инженере, что он действительно понимал свое дело. А коммунисты, — сохрани меня бог, чтобы я имел с ними какие-нибудь дела или хвалил их!
Заслонов усмехнулся.
— Вы понимаете немецкий язык? — спросил его Вейс.
— Изучал. Немного понимаю, но не настолько, чтобы свободно говорить на нем.
— Та-а-ак… Это хорошо. Это хорошо… — Вейс продолжал вглядываться в человека и, барабаня пальцами по столу, все придумывал, как бы ему лучше разгадать инженера, залезть к нему в душу.
— Мне звонили про вас с биржи труда, сказали, что вы явитесь на работу. Мне доложили о вашем прошлом… Вы взорвали депо? — вдруг выпалил Вейс, думая внезапностью сбить человека с толку, сразу обезоружить его и, использовав его замешательство, растерянность, выявить сущность этого человека, его подлинные намерения.
— Я взорвал.
— Встать! Как же вы осмелились после этого явиться ко мне в комендатуру? Как вы осмелились оскорбить немецкую армию, предложив ей свои услуги? Я прикажу расстрелять вас, как врага Германии.
— Извините, господин комендант, но я, как инженер, привык говорить в более спокойном тоне.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что я, повидимому, ошибся, придя к вам после того, как прочел объявление немецкого командования о возвращении на работу всех бывших служащих и инженеров железной дороги. В нем гарантировалась работа каждому, кто лойяльно отнесется к германскому государству, независимо от своих бывших убеждений и партийной принадлежности.
— Гм… Хороша лойяльность! Взорвал депо, разрушил дорогу, и он — видали такого! — лойяльный! Чу-у-десно! Чуде-с-сно! Как вы находите, господин Штрипке, господин Шмульке?
Уважаемые господа неопределенно промямлили:
— А да, да-а-а…
— Я не вижу особой необходимости оправдывать себя в связи с этим взрывом. Это обычное мероприятие военного командования в обычных военных условиях. Мне приказано было взорвать депо. И если бы я нарушил этот приказ и не выполнил его, я не имел бы чести сегодня разговаривать с вами. Меня просто расстреляли бы, как расстреливают каждого, кто нарушает военный приказ.
— Та-а-к, та-ак… — Вейс уже не барабанил, а дробно перебирал пальцами по столу. Он думал, напряженно думал. Ему дозарезу нужны были инженеры. Последний довод инженера был ясным и убедительным.
— Пожалуй, вы правы. Садитесь. Что вы скажете на это, господин Шмульке? Я спрашиваю вас, что было бы с господином инженером, если бы он не взорвал депо?
— Разумеется, его расстреляли бы. О, большевики не любят шутить с такими людьми!
— Довольно, довольно… вы опять за свое! Вы окончательно испортились в России. Вам самому еще надо вправить мозги. Не так ли я говорю, господин Штрипке?
— Вы говорите истинную правду. Шмульке плохо заботится о наших интересах. Он совершенно неспособен наладить хороший порядок, взять всех русских рабочих в клещи. Они работают только для проформы, у них не видно искреннего желания наладить как следует депо.
— Это вы правильно говорите, Штрипке. Но я спросил бы также и вас, какими успехами вы можете похвастать за последние дни?
Штрипке растерялся, посмотрел на Заслонова и с немым укором перевел взгляд на Вейса.
— Ну ладно, ладно! Не будем об этом говорить. Я хочу, только задать господину Заслонову еще несколько вопросов. Как известно, господин Заслонов был эвакуирован. Каким образом он вдруг очутился здесь?
— Да, меня эвакуировали. Но наш эшелон был отрезан германской армией.
— О да-а-а, да! О наша армия! От нее никто не убежит и не спрячется! Однако как же вы думаете работать у нас, когда вы поддерживали совсем другую политику?
— Я не политик, господин комендант. Это не мое дело. Моя политика — паровозы. Моя жизнь — паровозы. Мое дело — паровозы. Этому моему любимому делу помешала война. Никакая другая работа не может меня удовлетворить. Вот и вся моя политика.
— Однако вы числились, кажется, неплохим инженером. Не будучи политиком, как вы говорите, вы были начальником одного из лучших депо.
— Да-да, господин комендант, его даже премировали! — вмешался Шмульке, чтобы хоть как-нибудь поддержать свой авторитет в глазах начальства.
— Господин Шмульке говорит правду. Я в самом деле был премирован и не раз. За что? За отличную работу. Я люблю работать, ведь за хорошую работу и платят хорошо.
— Ну, ладно! Я думаю, — торжественно изрек Вейс, поднявшись, чтобы возвестить конец аудиенции, — мы имеем полную возможность дать господину Заслонову работу в депо. У нас не хватает работников. Вы, господин Штрипке, можете принять его, у вас же не хватает рабочих: и в депо, и на угольном складе. Зачислите господина Заслонова рабочим. Германия уважает труд человека, труд — основа всей нашей империи… — тут уж Вейс перешел на свой излюбленный возвышенно-официальный тон и мог бы занять своих слушателей не одной тирадой в честь великой Германии.
Но Заслонов перебил его:
— Прошу прощения, господин комендант, что напрасно беспокоил вас и отнял дорогое для вас время. Видите, рабочим я могу быть всюду. Рабочим я мог бы стать, просто придя на биржу труда. Я думал, что у вас есть потребность в инженерах, как пишется об этом в объявлениях. Но у вас этой потребности нет, как видно из нашего разговора. Еще раз прошу прощения за беспокойство. А свои услуги я вынужден предложить непосредственно департаменту восточных дорог. Кроме нашего депо, есть много других, где, я знаю, есть нужда в инженерах. Разрешите итти, господин комендант?
Вейс глядел на Заслонова и хмурился. Конечно, он мог и прикрикнуть на этого человека, который осмелился возражать ему, даже перебить. Но перед его глазами вырастали неприглядные эпизоды, которые он наблюдал на станции, катастрофическая нехватка паровозов, из-за которой простаивали эшелоны, неразбериха в депо. В его взгляде, во всей его нерешительной фигуре видна была явная растерянность и определенная тревога: как ему отнестись к этому человеку? Наконец, он, не отвечая на последние слова Заслонова, обратился к шефу депо:
— Как у вас, господин Шмульке, обстоит дело с инженерами?
— О, вы спрашиваете! У меня нет начальника паровозных бригад. Я имею в виду русские бригады. Я задыхаюсь, депо задыхается без инженеров.
— Задыхаетесь! Плохо работаете, отсюда и беспорядок. Но об этом в другой раз…
И, повернувшись к Заслонову:
— Вы, господин инженер, не совсем понимаете шутки!
— Я люблю и ценю хорошие шутки.
— Вот и хорошо! Я пошутил. Вы назначаетесь в депо инженером. С господином Штрипке уточните вашу должность. Но я должен вас предупредить: мы потребуем добросовестной и умелой работы. Мы не потерпим саботажа. Мы не потерпим лодырей. Мы не потерпим нелойяльного отношения к нашим интересам, интересам фюрера, Германии.
— Я должен еще раз сказать вам, что люблю работу, работу примерную, безукоризненную. Я обещаю вам, господин комендант, что моя работа даст ощутительные результаты, вы не раз будете говорить о ней. Но я должен договориться с вами и о плате за мою работу.
— О… это мелочь! Об этом вы договоритесь с господином Штрипке.
— Это не мелочь, господин комендант. Я привык за хорошую работу получать и плату хорошую. И я должен точно знать размер этой платы.
Синие льдинки глаз Вейса словно потеплели, растаяли. Даже рыбий хвост на его голове явно приподнялся, и Вейс ладонью поправил свою прическу. Подмигнув Штрипке и Шмульке, — а это он делал только в минуты исключительно хорошего настроения, — он залился веселым смехом.
— Как вам нравится этот человек? Ха-ха! О-о, мне нравятся деловые люди! Он не лишен чувства юмора. Видите, он требует плату. Правильно требует, ничего тут не скажешь. Да-да-да!
Подробно договорившись о своих обязанностях, о работе, о неотложных задачах, Заслонов вышел вместе со своими новыми сослуживцами из комендатуры. У самого порога он столкнулся с Клопиковым. Тот внимательно присмотрелся к нему, узнал.
— Однако, удивлен я немало, встретив вас в таком месте! — откровенно выразил свою мысль Клопиков.
— А я, признаться, нисколько не удивлен, господин начальник полиции, — сдержанно ответил Заслонов, уже информированный обо всем, что произошло с Клопиковым.
— О, это понятно! Вы, насколько мне известно, благоразумный человек, смотрите на вещи…
Шмульке перебил его:
— Вы видите перед собой, Орест Адамович, начальника русских паровозных бригад.
— О-о… Это уже совсем приятно, совсем приятно. Можно сказать, нашего полку прибыло. Поздравляю, поздравляю вас, Константин Сергеевич. Всегда рад помочь умному человеку. Однако, откровенно скажу, не ожидал, не ожидал… Я уже думал, что вы сейчас где-то там, та-а-ам! Против нас, значит. Однако ошибся. И так приятно ошибся!