Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ощущение такое, что это просто несколько видоизмененные слова прокурора, — качая головой, сказал пожилой отец Ходорковского, услышав первую часть вердикта.
— Суд полностью встал на сторону прокуратуры, — прокомментировал один из адвокатов Ходорковского.
Вердикт, который судьи зачитывали в течение двенадцати бесконечных дней, был суровым. Ходорковского приговорили к девяти годам лишения свободы за уход от налогов, обвинение было предъявлено задним числом. Один пункт обвинения в мошенничестве был связан с приватизацией НИИ «Апатит» в 1995 году, и по нему еще не вышел срок давности.
И хотя решение было предопределено, оно стало для всех шоком. В зале суда слышались рыдания. Жена Ходорковского едва сдерживала эмоции. Сам он был бледен как мел — словно не ожидал такого, словно надеялся, что кремлевская машина вдруг проявит к нему снисходительность или что справедливость восторжествует. И хотя все то время, пока зачитывались остальные части приговора, Ходорковский сидел в клетке и, глядя в потолок, слушал свой приговор, в конце он собрался с силами и выступил с последним протестом. Когда посетители начали выходить из зала, он встал на скамейку и прокричал репортеру «Это противозаконно!» Вооруженные приставы пытались ему помешать, а он кричал: «У вас нет законных оснований!»
Ходорковский, возможно, все еще надеялся на снисхождение, но к моменту рассмотрения апелляции — что произошло через пять месяцев, в сентябре 2005 года — Кремль еще сильнее сжал тиски. Сечин потребовал от Егоровой ускориться с апелляцией: в Кремле нервничали из-за того, что скоро заканчивался семилетний срок давности по делу о мошенничестве с приватизацией НИИ «Апатит». Остальные обвинения предполагали лишение свободы только на четыре, три и полтора года. И хотя в деле было еще одно обвинение в мошенничестве с использованием векселей для налоговых схем, срок давности по которому тоже составлял семь лет, Кремль, по-прежнему озабоченный приданием легитимности этому процессу, опасался, что он выглядит не слишком законно. Дело против Ходорковского должно было восприниматься как торжество правосудия — только тогда отъем «Юганскнефтегаза» был бы оправдан. Егоровой пришлось состряпать апелляционное решение до истечения срока давности по «Апатиту», иначе Кремлю грозил бы иск в Европейский суд по правам человека.
С самого начала апелляционного суда Сечин ежедневно вызывал Егорову в свой кремлевский кабинет. Она появлялась там так часто, что охранники уже узнавали ее в лицо. Сечин вместе с заместителем главы администрации Виктором Ивановым, пристально отслеживающим ход дела ЮКОСа, постоянно намекал Егоровой, что вердикт по обвинениям в мошенничестве нужно вынести как можно скорее. Они опасались, что в случае истечения срока давности число обвинений уменьшится и Ходорковский сможет выйти на свободу до начала президентских выборов в 2008 году. А тогда весь процесс с захватом ЮКОСа может быть пересмотрен. Их так напугали прошлогодние события в Украине, что теперь они боялись оранжевой революции дома. Они думали, что если Ходорковский освободится раньше, он сможет организовать восстание.
— Через три года тут будет сумасшедший дом, — сказал, по словам очевидца, Сечин Егоровой. — Осужденный должен быть в тюрьме.
В первый день судебного заседания, 14 сентября, никто из команды защитников Ходорковского не явился. У Сечина случился нервный срыв. Ходорковский заявил суду, что ведущий адвокат попал в больницу. Егоровой ничего не оставалось, кроме как отложить заседание до 19 сентября. Разъяренный Сечин снова вызвал ее в Кремль и распорядился начать процесс без защиты. Егорова упорствовала, ее вызвали во второй раз. Иванов и заместитель генпрокурора потребовали ускорить процесс. В Москве прошел слух, что партнеры Ходорковского из «Менатепа» дали ей взятку в миллиард долларов, чтобы отложить слушания и развалить дело.
Эти слухи сыграли злую шутку. Егорова не могла допустить, чтобы Кремль обвинил ее в коррупции, но продолжала настаивать на том, что Ходорковский имеет право на защиту. Однако Сечину и главе администрации Дмитрию Медведеву она пообещала, что в любом случае осудит Ходорковского на восемь лет заключения — с вычетом одного года.
— Всю ответственность за это дело я беру на себя. Если я вас подведу, то уволюсь. Меня это все достало, — сказала она.
Слушания продолжались, несмотря на отсутствие главного защитника Ходорковского Генриха Падвы. Напряжение росло. По-прежнему ходили слухи о том, что Егорова получила взятку.
— Тогда пусть меня арестуют, — ответила она. — Пусть делают что хотят. Никогда меня так не оскорбляли. Я дам ему восемь лет, чтобы вы не думали, что я взяточница, — сказала она Сечину и Медведеву.
В последний момент Ходорковский согласился заменить Падву другим адвокатом. Слушания завершились за один день. Это было 22 сентября.
Команда защитников Ходорковского не один раз пыталась опротестовать столь стремительное рассмотрение дела.
— Мы имеем дело не с прокурорами и не с судьей. Это вся мощь государственной машины, — сказал ведущий адвокат. — То, что происходит здесь, продиктовано политической властью.
Дело первой инстанции было изложено на шестистах страницах, и защита жаловалась, что ей не дали достаточно времени на доскональное изучение томов. Но судьи настаивали на продолжении. Ходорковский начал выступать с заключительным словом, но через час его прервали.
— У нас есть все документы. Фактически мы готовы вынести приговор, — сказали судьи.
Было уже 19.20, обычно суды прекращают работу гораздо раньше. Судьи позволили Ходорковскому продолжать еще час, но его речь не имела значения. Все уже было решено. Они вышли в совещательную комнату и буквально через минуту вернулись для оглашения вердикта: восемь лет, как и обещала Егорова. На тот момент срок давности по мошенничеству еще не истек.
Ходорковскому и его бизнес-партнеру Платону Лебедеву предстояло отправиться в неизвестную пока исправительную колонию. Бледного и измученного Ходорковского вывели из зала суда, на этот раз он воздержался от выражения протеста. Его родители Борис и Марина плакали и махали ему. Через три недели в вагоне без окон его повезли по степям на край земли — в уранодобывающий город Краснокаменск на востоке Читинской области. Двумя столетиями ранее туда отправляли декабристов.
Этот суд изменил путинскую Россию. Давление, которое Сечин оказывал на судей, скорость, с которой рассматривалась апелляция, отсутствие оснований для обвинений — все это безвозвратно вернуло судебную систему под контроль силовиков. Если раньше судьи из-за низких зарплат были вынуждены брать взятки у олигархов, то теперь в игру вступил Кремль.
— Это было дело государственного значения, — сказал Путин Егоровой.
Он поздравил ее и поблагодарил за проделанную работу, об этом рассказывал очевидец. Путин оправдывал стремительный суд над Ходорковским так: «Страной правил иностранный капитал, и потому повсюду царил хаос». Кремль рисовал олигарха и его соратников агентами Запада, готовыми заплатить 10
