Итальянская новелла Возрождения - Джиральди Чинтио

И первый поход их был в дом монны Аморрориски, красивой и обаятельной молодой женщины, кумы Фаллальбаккьо и близкой родственницы невесты. И там они с неслыханной торжественностью рассказали о событии и издали показали кольцо, как показывают пречистый пояс; и если кто говорил: «Ну-ка покажите», они хохотали и говорили: «Ишь вы, нашли простачка! Еще отнимете!» Все же в конце концов они согласились показать его монне Аморрориске, которая, как только взяла его в руки, увидела, что тот, кто сделал это кольцо, испортил подсвечник и что камень был найден в Стеклянных горах, и стала смеяться, но, чтобы поводить их немного за нос, сказала:

— Клянусь честью, это прекрасное кольцо; берегите его и смотрите не потеряйте, иначе вы разорите Вердеспину.

— Хорошо, но сколько же оно, по-вашему, монна Аморрориска, стоит? — спросил Сантоло.

— По правде сказать, ночью трудно судить о дорогих камнях, особенно когда они действительно ценны, как этот. Все же, строго говоря, вместе с латунью, стеклом, лигатурой, зубчатой каемкой, оно стоит не больше как четыре кватрина, а то и три.

Тут Сантоло, с важным видом вырвав у нее кольцо, произнес:

— Ты же видишь, что она шутит.

Однако, когда он взял его в руку, то как человек крепкий задним умом, убедился по весу и по цвету, что пошел ловить куропаток с волом, и весь затрепетал от злобы. Тут Фаллальбаккьо сказал ему:

— Эх, брат, что тут рассуждать! Разве ты не видишь, что кума смеется? Покажи-ка его мне. Ого, разве я не говорил тебе, что она дурачится? Черт возьми, ведь это прекрасный рубин! Что я говорю: это сердолик. Нет, нет, дурак я, это бирюза. Словом, что бы это ни было, это прекрасное кольцо. Пойду-ка я вниз к куму, он одолжит мне под него один флорин, чтобы послезавтра купить козлят. Худо ли? Ведь это будет суббота, и козлята будут жирные.

И, ничего больше не говоря, он отправился к куму в лавку и там хоть и с трудом, но все же уяснил себе, что кольцо это стоило того, чтобы приберечь его на тот случай, когда он будет выдавать замуж свою кормилицу. Тогда он и Сантоло, который пошел за ним, начали бряцать оружием, хорохориться и говорить, что они, во всяком случае, на следующее утро стащат всю поклажу из корзинок. И Фаллальбаккьо, обращаясь к куму, сказал:

— Как вы думаете, вещи уже увязаны в корзины?

— Нет, — отвечал кум, — ничего еще не увязывали.

А он:

— Ну что ж, я заберу самое нарядное платье и самые красивые вышитые полотенца, какие там будут, и заставлю заплатить мне вдвое.

Итак, не прибавив больше ни слова, они на этой новой надежде успокоились до следующего утра. А когда настал час отправки корзин, жених, дабы оба приятеля не смогли еще чего-либо учинить, распорядился, чтобы кое-кто из его друзей удержал их в этот час при помощи некоторого количества хорошего треббианского вина и всякой болтовни, так чтобы корзины можно было в безопасности перенести к нему в дом. Таким образом, снова оставшись с носом, они отправились в Гриньяно играть в кегли.

А так как Вердеспина была недовольна тем, что розыгрыш ее дошел только до середины беговой дорожки, не достигнув флажка, она сообщила о некоем своем намерении монне Аморрориске, которая, согласившись ей помочь, принялась делать то, что ей надлежало. И когда настало субботнее утро, Вердеспина послала сказать Сантоло и Фаллальбаккьо, чтобы они вернули ей ее кольцо, так как она готова дать им хорошего отступного, чтобы они могли угоститься парой козлят. Они поначалу подумали, что она хочет над ними подшутить, но некоторые люди, наученные, как им поступать, стали нашептывать им на ухо, будто монна Аморрориска подменила им кольцо, будто они знают наверняка, что оно стоило более тридцати скуди, будто молодой, узнав о ходе дела, бесится как проклятый и требует свое кольцо назад, так как он, мол, таких шуток не любит.

И что же вы, черт побери, думаете? Ведь они начали этому верить и потому пошли к куме и спросили ее, правда ли, что она подменила кольцо. Она же стала смеяться и, смеясь, это отрицать, но с таким видом, с каким в шутку отрицают правду, и они уже не сомневались, что кума их провела. И, придя в ярость, они стали бить тревогу и почти что с бранью говорить ей, что она сделала их посмешищем на весь Прато», и что так не поступают, и чтобы она им вернула кольцо, и что они этого не потерпят. А она, чтобы еще больше их рассердить, молчала. Тогда Фаллальбаккьо громко стал говорить:

— Кума, верните нам кольцо, а не то я вам обещаю, клянусь вам этим крестом (и он на стене начертил крест углем, взятым из очага), что я завтра отниму у вас вашу золотую цепь, когда вы пойдете к обедне, ничуть с вами не считаясь, и сниму у вас ее с шеи посередине церкви.

Тогда она, видя, что воспоследовало то, чего она и хотела, притворяясь обиженной и делая вид, будто она вне себя от гнева, сказала, что она не потому обменяла кольцо, чтобы им нанести ущерб, или тем более, чтобы присвоить его себе, как они, видимо, думают, но только для того, чтобы день-другой с ними вместе над этим посмеяться, а потом отдать его. Но раз они так оплошали, рассердились на нее и угрожают ей, она намерена поступить с ними так, как они этого заслуживают. Поэтому пусть они и не думают получить его обратно, прежде чем сами не расплатятся двумя козлятами из самых лучших, какие найдутся на площади в это утро.

Тогда Сантоло и Фаллальбаккьо, видя, что она разгневана, и слыша такие ее речи, решили добрыми словами уладить дело. Но все оказалось напрасно, ибо она, оставив их на бобах, ушла в свою комнату, говоря:

— Вы слышали, что я вам сказала.

Выйдя от нее, они стали с грустным видом раздумывать, что им делать. Между тем молодой посылает им сказать, что он желает получить кольцо обратно и чтобы они заявили, какого они хотят отступного, так как он, мол, хочет удовлетворить их требование, и что теперь уже довольно с них того, что было сделано, иначе он рассердится.

Тогда Фаллальбаккьо, обращаясь к Сантоло, сказал:

— Молодой прав. За чем же, черт возьми, дело стало? Купим куме двух козлят, а там пойдем завтра вечером к ней поужинать и помириться; а если молодой опять потребует кольцо, он должен будет уступить нам во всем, иначе мы его не отдадим.

Итак, остановившись на этом решении, они отправились на площадь, купили двух жирных козлят, отнесли их в дом к куме и сказали ей так:

— Теперь вы нам верните кольцо, вот вам козлята.

Она им со смехом отвечала, что не может им отказать, но собирается вернуть его в воскресенье вечером, чтобы они пришли к ней на ужин отведать козлят, и что она, мол, делает это им же на благо, ибо хочет пригласить к ужину также Вердеспину с мужем, чтобы не составило большого труда удовлетворить их вдвойне.

Те сказали, что она хорошо придумала, но что предварительно необходимо передать молодому, чтобы он их оставил в покое и не требовал кольца до следующего вечера. Она же им сказала, чтобы они об этом предоставили позаботиться ей, — молодого она сама успокоит.

Когда простачки ушли, монна Аморрориска послала сказать Вердеспине, что для завершения затеянного ими розыгрыша не хватало только того, чтобы она на следующий вечер пришла с мужем к ней на ужин. На что Вердеспина отвечала, что не преминет это сделать.

И вот, когда настал воскресный вечер, монна Аморрориска пригласила много красивых и изящных молодых женщин из своей родни, а также их мужей с тем, чтобы шутка распространилась повсюду и чтобы устроить им из этого великую потеху, а также чтобы почтить свою новобрачную родственницу; молодая вместе со своим мужем пришла в дом к монне Аморрориске, где была приготовлена роскошнейшая трапеза. И явились туда Сантоло и Фаллальбаккьо. И после того как трапеза пришла к концу, монна Аморрориска и Вердеспина, желая, чтобы все узнали о гонке, которую пришлось выдержать Сантоло и Фаллальбаккьо, и над ними поиздевались, рассказали, как было дело, что вызвало общий смех, и мужчины и женщины потешались над Сантоло и Фаллальбаккьо, которые вначале хотели было пошуметь, но, видя, что от этого каждый смеялся еще пуще, решили, как люди славные, и сами над этим посмеяться, говоря, что невелико дело, если они просчитались на драгоценностях, потому что они никогда не занимались ювелирным искусством. И так в течение всей этой ночи, которую отменно пропировали, только и было смеху, что над приключениями Сантоло и Фаллальбаккьо. Говорят, что Сантоло смеялся неохотно, ибо ему казалось, что его надули больше, чем Фаллальбаккьо, а посему-де он больше на этом и потерял.

Из «Вечерних трапез»

Франческо Граццини-Ласка

Вечер первый, новелла VI

Священник церкви Сан-Феличе в Эме наслаждается с Меей, пообещав ей гусака, но обманывает ее. Затем он возвращается, но Мея в свою очередь ловко надувает его, так что священник, потеряв вновь принесенного гусака и каплунов в придачу, будучи не в состоянии передвигаться, в самом плачевном виде доставлен домой