Потемкин - Ольга Елисеева

В 1777 году никто не ожидал такой трагичной развязки. Более того, Орловы вовсе не собирались уходить в тень с политической арены. Может быть, поэтому Потемкин и не стал афишировать свое негласное заступничество за «беспутного» Гри Гри. На придворной сцене они оставались врагами. К весне следующего 1778 года уже все было готово для нового акта «битвы гигантов».

Она продолжалась почти весь год, и об ее этапах мы знаем из донесений нового британского чрезвычайного посланника Джеймса Гарриса, лорда Мальмсбери. Он прибыл в Петербург 4 октября 1777 года. Прежде Гаррис служил посланником в Берлине, при дворе Фридриха Великого, союзника России[722]. В Лондоне считали, что после такой школы Мальмсбери должен отлично разбираться в русских делах. Однако его приезд в Петербург не оправдал этих надежд.

С самого начала Гаррис совершил важную ошибку. По привычке, сложившейся у английских дипломатов в первую половину царствования Екатерины, он начал блокироваться с партией Орловых, которую считал преданной интересам туманного Альбиона. Однако времена изменились, Орловы утратили былую силу, и посланнику следовало искать других покровителей. До поры до времени он этого не понимал. От сторонников Орловых Гаррис получал основные сведения, и в его донесениях придворная борьба отражена во многом их глазами.

Дипломатическая миссия самого Гарриса была сложна. По заданию британского правительства он должен был заключить с Россией союз, в котором в тот момент очень нуждалась Англия. В начавшейся в 1775 году войне американских колоний за независимость Великобритания столкнулась не только с восставшими подданными на заокеанских территориях, но и со своими европейскими противниками, и в первую очередь с Францией. В 1778 году Париж выступил на стороне американцев, за ним последовал Мадрид. Людовик XVI принял в Версале посланца Конгресса колонистов Бенджамина Франклина, что фактически означало признание нового государства[723].

В этих условиях союз с Россией казался Англии выгодным. В минувшую Русско-турецкую войну Британия способствовала проходу русской эскадры из Балтики в Средиземное море, предоставив порты базирования для починки кораблей и пополнения их продовольствием. Кроме того, английские дипломаты оказывали Петербургу помощь на международной арене. Король Георг III ожидал от Екатерины взаимных услуг[724]. Однако он требовал слишком многого. От России желали военного вмешательства, вплоть до посылки в Америку русского экспедиционного корпуса. В годы Русско-турецкой войны наши страны связывал только торговый трактат. Прежде Англия всегда отклоняла русские предложения о политическом союзе, чем подчеркивала свое превосходство. Теперь же России предлагалось открыто выступить военным сателлитом Британии и противопоставить себя нескольким европейским государствам.

Екатерина повела себя очень осторожно. В октябре императрица и Потемкин обсудили возможность конфиденциальной встречи государыни с новым британским представителем, о которой хлопотал князь[725]. Григорий Александрович стремился не допустить ухудшения отношений с Англией. Гаррис передал Екатерине предложение заключить оборонительный и наступательный союз, содержавшееся в личном письме короля Георга III[726].

Екатерина предпочла уклониться от сближения. Она переслала Потемкину примерный проект ответа английскому королю, включенный в ее личную записку Григорию Александровичу. «Не инако как с удовольствием я могла принять откровенность короля великобританского относительно оснований мирных договоров, — писала она. — …По благополучном окончании мирного дела между всеми воюющими державами, предложения всякие от дружеской таковой державы, как Великобритания, которая всегда дружественнейшие трактаты с моею империею имела, я готова слушать; теперь же чистосердечное мое поведение со всеми державами не дозволяет мне ни с какою воюющую заключить трактат настоящий, с опасением тем самым продлить пролитие невинной крови»[727].

Ввиду обострявшейся ситуации в Крыму Россия не могла втягиваться в общеевропейский конфликт из-за американских колоний. Однако Екатерина не желала и ухудшать своих отношений с Англией. Поэтому императрица составила такой доброжелательный, но ни к чему не обязывавший ответ.

Фактический отказ от союза произвел на нового посланника самое неблагоприятное впечатление. Его донесения крайне раздражительны и полны колких выпадов в адрес императрицы, ее ближайшего окружения и России в целом. «Дружба этой страны похожа на ее климат, — писал Гаррис 27 мая 1778 года, — ясное, яркое небо, холодная, морозная атмосфера, одни слова без дела, пустые уверения, уклончивые ответы. Есть утешение (политическое, но не нравственное) в той мысли, что их нелепый образ действий проистекает из ложного мнения о возвышении их могущества и об упадке нашей силы. Но недалеко то время (и в этом наша отрада), когда глаза их откроются и когда они убедятся, что пока… услаждались чувством собственной непогрешимости, враги их выигрывали время и заостряли мечи, тогда как их собственные ржавели в ножнах»[728].

Далее посланник обрушивается на Екатерину: «Старость не усмиряет страстей: они скорее усиливаются с летами, и близкое знакомство с одной из самых значительных европейских барынь убеждает меня в том, что молва преувеличила ее замечательные качества и умалила ее слабости». Досталось и Потемкину, он назван «человеком хитрым».

Вероятно, сторонникам Орловых удалось убедить Гарриса, что именно Потемкин противится союзу между Россией и Англией. А одновременно с этим — внушить, будто положение самой империи критическое и, если немедленно не удалить властного сотрудника Екатерины, то начнется всеобщее восстание. Чуть ли не революция. «Если влияние его продлится, и императрица не употребит той силы воли, которою она, бесспорно, обладает, это повлечет за собой самые гибельные последствия, — сообщал Гаррис 8 июня. — Повсюду распространено общее недовольство. И если бедствия страны дают народу право высказывать свои жалобы, то невозможно определить, до каких размеров они бы достигли в стране, подобной этой. Граф Панин с братом, известные своею честностью, и братья Орловы по своей популярности — вот единственные друзья, на которых императрица может рассчитывать; все они в настоящую минуту держат себя в стороне и, конечно, не вернутся к делам, пока обстоятельства не переменятся»[729].

О бедствиях, которые «обрушатся на империю», Гаррис повествовал в каждом августовском донесении и добавлял, что, если Екатерина «будет держаться мнений Орлова, это может иметь самые благие последствия для империи». Между тем положение державы в конце 70-х годов было как никогда прочным. Кризис, связанный с войной и пугачевщиной, давно миновал, полным ходом шла губернская реформа, и готовились серьезные мероприятия на юге.