Король былого и грядущего - Теренс Хэнбери Уайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рассеять королевскую меланхолию, – заявил он, – способен только Искомый Зверь. За свою жизнь магараджа сахиб привязался к нему. Искренне ваш давно уже это сказал.
– По моему личному мнению, – сказал сэр Груммор, – Искомый Зверь умер. Во всяком случае, сейчас он во Фландрии.
– Тогда нам следует преобразиться в него, – сказал сэр Паломид. – Нам следует взять на себя роль Искомого Зверя, и пусть он охотится на нас.
– Вряд ли нам удастся преобразиться в Искомого Зверя.
Но идея уже увлекла сарацина.
– Почему же нет? – спросил он. – Почему нет, клянусь Джунго. Фигляры переодеваются в животных – в оленей, козлов и так далее – и пляшут под звон колокольчиков, кружась и изгибаясь.
– Но право, Паломид, мы-то ведь не фигляры.
– Так станем же ими!
– Фиглярами!
Фиглярами звались менестрели наинизшего разбора, и сэру Груммору мысль обратиться в фигляра вовсе не улыбалась.
– Да как же мы сможем переодеться в Искомого Зверя? – слабо осведомился он. – Уж больно зверюга-то путаная.
– Опишите мне это животное.
– Ах, чтоб меня! У него змеиная голова, тело леопарда, лягвии льва и голени матерого оленя. И черт подери, где мы возьмем шум в его брюхе – как бы от тридцати пар гончих, напавших на след?
– Искренне ваш будет брюхом, – предложил сэр Паломид, – и станет подавать голос, вот так.
И Паломид завыл, словно тиролец.
– Тише! – крикнул сэр Груммор. – Вы весь замок перебудите.
– Значит, договорились?
– Нет, не договорились. За всю мою жизнь не слышал подобной чуши. Да потом, у вас и шум совершенно не тот. Шум должен быть вот какой.
И немелодичным альтом сэр Груммор заквохтал, будто тысяча диких гусей, плещущихся в Уоше.
– Тише! Тише! – закричал сэр Паломид.
– Какое там тише! Вы-то попросту визжали, как стадо свиней.
Тут двое натуралистов принялись гугукать и хрюкать, кудахтать и квохтать, кукарекать и крякать, хрипеть, сопеть, квакать, мяукать и взрыкивать один на другого, пока лица у них не стали краснее красного.
– Голову, – сказал сэр Груммор, внезапно прервавшись, – придется соорудить из картона.
– Или из парусины, – сказал сэр Паломид. – У населения, занятого рыбной ловлей, парусина должна иметься в достатке.
– А для копыт подойдут кожаные сапоги.
– Пятна мы нарисуем на теле.
– Тело придется сделать с пуговицами посередке.
– Там, где мы будем соединяться.
– И вы, – щедро добавил сэр Паломид, – можете взять себе заднюю половину и подражать собакам. Шум ведь должен доноситься из брюха, это установлено со всей очевидностью.
Сэр Груммор зарумянился от удовольствия, но сказал ворчливо, как норманну и следует:
– Что ж, Паломид, спасибо. Должен сказать, что, по-моему, это с вашей стороны чертовски любезно.
– Ну что вы…
Всю следующую неделю Король Пеллинор почти не видел своих друзей.
– Вы, Пеллинор, займитесь стихами, – говорили они ему, – или ступайте, повздыхайте на скалах, будьте умницей.
И Пеллинор убредал, нестройно выкрикивая, когда его посещала очередная поэтическая идея, «Фландрия – Саламандра я» или «Дочь – превозмочь», а где-то на заднем плане маячила темная Королева.
Тем временем за запертой дверью комнаты сэра Паломида шили, кромсали, расписывали и препирались в количествах, здесь почти и невиданных.
– Дорогой вы мой, говорю же я вам, что пятна у леопарда – черные.
– Жженая пробка, – упрямился сэр Паломид.
– Какая еще пробка? Да и нет у нас пробки.
И два творца гневно таращились друг на друга.
– Примерьте голову.
– Так и есть, разорвали. Говорил же я вам.
– Конструкция головы отличалась некоторой непрочностью.
По завершении реконструкции язычник отступил несколько в сторону, чтобы полюбоваться результатом.
– Поосторожнее с пятнами, Паломид. Ну вот, вы их смазали.
– Тысяча извинений!
– Смотрите, куда ступаете.
– Да? А на ребра кто наступил?
На второй день возникли осложнения с крупом.
– Гузно у нас тесновато.
– А вы не наклоняйтесь.
– Как же мне не наклоняться, когда я задняя половина?
– Ничего, не треснет.
– Еще как треснет.
– Нет, не думаю.
– Вот видите, и треснуло.
– Вы все же посматривайте на мой хвост, – сказал сэр Груммор на третий день, – а то вы его топчете.
– Полегче, Груммор. Вы мне шею свернули.
– Вы разве не видите, в чем дело?
– Что я могу видеть со свернутой шеей?
– Это хвост.
Последовала пауза, во время которой они разбирались, где кто.
– Так, теперь осторожно. Мы должны шагать в ногу.
– Задайте шаг.
– Левой! Правой! Левой! Правой!
– По-моему, у меня гузно съезжает.
– Если вы не будете держаться за поясницу искренне вашего, мы развалимся надвое.
– А если я буду держаться за вас, мне зада не удержать.
– Вот видите, пуговицы отлетели.
– Чертовы пуговицы.
– Искренне ваш предупреждал.
И потому весь четвертый день они пришивали пуговицы, а затем все начали заново.
– Могу я теперь полаять для практики?
– Да, конечно.
– Как вам изнутри мой лай?
– Звучит превосходно, Груммор, просто превосходно. Хотя впечатление остается отчасти странное оттого, что лай исходит из задней части, если только моя аргументация не представляется вам неосновательной.
– По-моему, звук получается глуховатый.
– Да, отчасти.
– Впрочем, возможно, что снаружи впечатление более благоприятное.
На пятый день они значительно продвинулись вперед.
– Нам следует попрактиковаться в галопе. В конце концов, мы же не можем все время прогуливаться, особенно когда он станет на нас охотиться.
– Очень хорошо.
– Как только я скажу «марш», побежали. На старт, внимание, марш!
– Слушайте, Груммор, вы меня бодаете.
– Бодаю?
– Осторожно, кровать.
– Что вы сказали?
– О господи!
– Чтоб она в адском огне сгорела, эта кровать! О, мои голени!
– Опять вы все пуговицы оторвали.
– Да черт с ними, с пуговицами. Я чуть ног не лишился.
– И голова у искренне вашего отвалилась.
– Все же лучше ограничиться ходьбой.
– Под музыку галопировать было бы легче, – сказал сэр Груммор на шестой день. – Знаете, что-нибудь вроде охотничьего рога – тон-тон-тили-тон.
– Что поделаешь, музыки у нас нет.
– Нет.
– А не могли бы вы напевать «тили-тон», Паломид, покамест я лаю?
– Искренне ваш может попробовать.
– Ну и отлично, тогда вперед!
– Тон-тон-тили-тон, тон-тон-тили-тон!
– Проклятье!
– Придется делать всю штуку заново, – сказал сэр Паломид под конец уик-энда. – Правда, копыта еще в дело сгодятся.
– Вот уж не думал, что так больно вываливаться из дверей, – и хоть бы, знаете ли, на мох.
– Вероятно, мох не так бы сильно изодрал парусину.
– Придется нам делать ее с двойным запасом прочности.
– Да.
– Хорошо хоть копыта еще сгодятся.
– Клянусь Юпитером, Паломид, ну и чудище!
– На этот раз результат получился великолепный.
– Жаль, вы не можете изрыгать изо рта пламя или еще что-нибудь такое.
– Чревато воспламенением.
– Ну что ж, Паломид, попробуем галопом?
