Линкор «Шарнхорст» - Альф Якобсен

А что говорил Рааби Йостейну Нихамару, редактору журнала «Aktuell» в 1958 году?

«Пришло немецкое судно снабжения — насколько я помню, это было в сочельник, все отпуска были отменены. Мы поняли, что-то затевается. Мы настроили радиопередатчик и сообщили в Лондон, что есть признаки подготовки „Шарнхорста“ к выходу в море. И когда это произошло, мы немедленно сообщили об этом — английские радисты слушали нас круглосуточно».

Судном снабжения был, конечно, «картофелевоз», который действительно перед самым Рождеством привез Боевой группе несколько сотен тонн картошки. 22 декабря экипажам «Шарнхорста» и эсминцам эскорта вновь была объявлена повышенная готовность и началась подготовка к немедленному выходу. На следующий день Рааби и Карл Расмуссен попросили Лондон слушать их каждый час, поскольку планируется какая-то крупная операция. Что же могли узнать агенты, кроме того, что «Шарнхорст» разводит пары и ждет приказа о выходе в море? Совершенно ясно, что англичане получили просьбу агентов о том, чтобы их слушали непрерывно, о чем свидетельствует записка Уэлша Аасу. Лондон, по всей видимости, отнесся к этой просьбе положительно; в конце концов, ситуация была критической. 23 декабря адмирал Фрейзер и Соединение-2 находились в Акурейри, они были готовы выйти в море сразу после получения сообщения о выходе «Шарнхорста».

К этому времени Хинсли и Деннинг, проанализировав дешифровки «Ультра», уже начали догадываться о намерении Шнивинда, Петерса и Бея атаковать конвой JW-55B. Теперь же они получали возможность каждый час получать информацию о том, как разворачиваются события, от людей, находившихся в самом сердце района, где расположена немецкая база. Так не было ли естественным всем радистам слушать их? И неужели они не поблагодарили бы Рааби и Расмуссена, особо отметив, как важно не выпускать «Шарнхорст» из вида?

В лаконичной записке Уэлша об этом не говорится. Для англичан это был поворотный момент в войне на море. Однако такое впечатление, что в течение шести дней никто вообще не реагировал на такую важную радиограмму — отсутствует как оценка, так и запрос на дополнительную информацию. Все это очень странно.

Много времени и сил я потратил на то, чтобы по возможности отделить факты от вымысла. Я лично считаю, что из записки следует, что 23 декабря Торстейн Петтерсен и Карл Расмуссен предупреждали о том, что собираются отправить в Лондон срочное сообщение. Но если это так, то, особенно учитывая просьбы англичан, могли ли они все бросить, забыть про «Шарнхорст» и продолжать отмечать Рождество? Неужели они не отправили никакой радиограммы, обратившись к Лондону с просьбой слушать их? Не думаю. Мне кажется, они сделали все, чтобы отправить предупреждение.

Но почему тогда нет никаких следов такого сообщения? Почему их друг Эрик Уолш, к тому же контролировавший их действия, никак не прокомментировал возникшую крайне странную ситуацию? А может быть, причина в том, что были плохие условия для радиосвязи и сигнал вообще не был принят?

И, наконец, может быть, Хинсли и остальные руководители британской разведки полагались только на дешифровки «Ультра», факт существования которых нужно было скрыть любой ценой? А если предполагалось, что Рааби и Расмуссен должны выходить в эфир для того, чтобы их слушал не только Лондон, но и немецкие службы радиоперехвата? В этом случае немцы могли подумать, что информация, относящаяся к выходу «Шарнхорста», передается только норвежской агентурой, хотя в действительности эта была информация «Ультра». Основной источник информации нужно было охранять любой ценой. И если это так, то все превращалось в довольно циничную хитрость, хотя норвежские агенты рисковали своей жизнью. Впрочем, цинизм всегда был главным фактором в разведке. Кроме того, шла война, а у войны своя жестокая логика. И чего стоили жизни горстки норвежских агентов по сравнению с важнейшей тайной войны? Ничего. Ими вполне можно было пренебречь.

Глава 25

ПО СЛЕДАМ СОБЫТИЙ

БАРЕНЦЕВО МОРЕ / ГЕРМАНИЯ, ЗИМА 1943/44.

Во второй половине дня, в понедельник 27 декабря, «Дюк оф Йорк» и остальные корабли союзной эскадры вошли в Кольский залив и встали на якоря. К ним подошли танкеры, и было принято 10 000 тонн топлива; тридцать шесть спасенных немецких моряков в это время были переведены со «Скорпиона» и «Матчлесса» на флагманский корабль. Некоторые из них боялись попасть в руки русским, но боялись они напрасно. Адмирал Фрейзер не собирался расставаться со своими пленниками, и они находились под бдительным присмотром шести морских пехотинцев.

Ведя записи в своем дневнике, командующий советским Северным флотом адмирал Арсений Головко не скрывал раздражения:

«Потопление германского линкора, бесспорно, большая удача англичан… Он [Фрейзер] рассказал о бое… Тут же выяснилось, что в германский линкор попали, по данным англичан, 11 торпед (из них четыре в левый борт), а по утверждениям пленных — восемь торпед, и все в правый борт… Нам больше ничего не рассказывают, хотя адмиралу Фрэзеру и его штабу должно быть понятно, что нас очень интересует информация, полученная от выуженных из воды гитлеровцев. Отнюдь не подробности боя, но детали обстановки в Альтен-фиорде, в Ланг-фиорде, где расположена маневренная база гитлеровских военно-морских сил, действующих на Северном фронте против нас. Вот почему вызывает досаду то, что союзники в данном случае ограничились радушными улыбками и пространными заявлениями, что они и мы — союзники. Ничего, будем обходиться своими данными».[35]

На следующий день адмирал Фрейзер вместе со всей эскадрой покинул Мурманск; на прощание ему подарили огромную шапку-ушанку и тулуп. Эскадра взяла курс на свою базу в Скапа-Флоу. Они триумфально вернулись туда в первый день нового, 1944 года.

Нильс Оурен, старший артиллерист «Сторда», описывал сцену входа в гавань, расцвеченную боевыми вымпелами:

«При подходе к месту якорной стоянки [в Мурманске] мы выстроились на палубе и трижды приветствовали экипаж линкора „Дюк оф Йорк“, проходя мимо него. В ответ мы слышали не менее громкие приветствия. Однако такое признание успешного завершения операции не идет ни в какое сравнение с приемом, устроенным Соединениям-1 и 2 при входе в Скапа-Флоу 1 января 1944 года. Всем союзным кораблям, находившимся здесь, было приказано встать на якорь, образовав две длинные колонны, и мы, арктические мореплаватели, шли по коридору между ними. На палубах всех кораблей выстроились экипажи. Все приветствовали нас и поздравляли с успешным завершением операции. Мы все очень устали и, выстроившись на палубе, молча слушали несущиеся в наш адрес поздравления. Надо признать, что иногда у нас подступал комок к горлу».