История жизни, история души. Том 2 - Ариадна Эфрон

С цв<етаевским> памятничком в Елабуге дело делается тихим шагом. Заказан он в Казани, обойдётся, верно, в литфондовскую сумму, а на перевозку, установку и пр. т. п. ещё надо будет подсобирать. У меня уже лежат 350 р. (от Павлика и А.А.). Ближе к делу м. б. и к Вашей помощи прибегну. Простите за «маракули» из-за спешки. Всего, всего самого доброго вам обоим. Весна не за горами — буду ждать вас в Тарусе!

ВашаАЭ

1 Постановки «Трех сестер» А.П. Чехова в Драматическом театре на Малой Бронной (реж. А.В. Эфрос) и «Доходного места» А.Н. Островского в Театре сатиры (реж. М.А. Захаров) имели большой зрительский успех. Живое современное прочтение классики обеспокоило театральное чиновничество. Началась кампания «в защиту классического наследия». С «идейно-политической оценкой» этих спектаклей на московской партийной конференции выступила народная артистка СССР А. Степанова - секретарь партийной организации МХАТа им. М. Горького: «...Объективно получается так, что эти спектакли приобретают неверное идейное звучание» (Московская правда. 1968. 2 апреля). Спектакли были сняты.

2Марк Львович Слоним (1894-1976) - критик и литературовед, автор многих книг по истории русской литературы. С 1919 г. в эмиграции. Оставил воспоминания о М. Цветаевой, охватывающие период с 1922 по 1939 г.

Е.Я. Эфрон

21 мая 1968

Дорогая Лиленька, спасибо за открытку, которая очень быстро дошла и была первым милым приветом из Москвы; надеюсь, что эта моя весточка не застанет Вас там, что будете уже на даче; тем не менее пишу «на всякий случай». Мы с Адой всё ещё копаемся в доме и в огороде, но всё же проникаемся всем растущим, цветущим и поющим! ещё несколько дней — до начала школьных каникул и массового съезда дачников — будет у нас, вернее — вокруг нас — тишина и всяческое благолепие; с нашествием же нам подобных и не-подобных всё, увы, изменится — вплоть до цен на базаре, очередей в магазинах и прочих прелестей. Главное же - Таруса перестанет быть местом хоть отчасти уединённым. Растёт и сам город и летнее его население, природа перестаёт быть природой, а становится довеском к городу; и всё это — с молниеносной быстротой... Но эти дни ещё прекрасны, и как жаль, что домашняя и околодомашняя возня не позволяет побродить по пока ещё пустынному (за исключением выходных дней) - лесу, где уже, говорят, полно ландышей. Сейчас поздняя ночь, за окном заливаются соловьи и лягушки - и не мешают друг другу; всякое творение да славит Господа!

Сирень цветёт, как сумасшедшая! Слишком быстро распускается, увы; мы приехали — она ещё чуть расцветала, а сейчас раскрылась до предела; у нас её целая стена вдоль забора, и когда смотришь с мезонина — действительно настоящее море — по-настоящему голубое! Ай-ай-ай, какая жалость, что вы этого всего не видите! А внизу, под этой голубизной, — яркие разноцветные тюльпаны и белые махровые, необычайно душистые нарциссы. Такая весна, что даже анютины глазки сильно, густо и глубоко пахнут фиалками! Впервые в жизни обоняю их (смешной глагол — «обонять»!) - причём пахнут только лиловые, а желтые, белые, вообще пестрые - только свежестью, как им и надлежит.

Кошка моя как приехала, так сразу вышла на панель и вообще дома не появляется. Боюсь, что вообще на радостях сбежала!

Завтра мне предстоит идти «в город» — платить за электричество, воду и... радио, которое нам когда-то провели, а оно не мычит и не телится; причём отказаться от него стоит дороже, чем платить арендную плату; в общем, государству доход, а нам — вопросительный знак... Очень рада, что мы с Вами так хорошо зимой поработали и привели в порядок столько фотографий. Мало сказать «рада» — просто счастлива!

Крепко, крепко обнимаю и люблю.

Ада целует.

Ваша Аля

В.Н. Орлову

Таруса, 21 мая 1968

Милый Владимир Николаевич, наконец-то я добралась до Тарусы и до письмеца Вам. Так давно не окликала Вас (на бумаге хотя бы!), что соскучилась, честное слово! Но произошёл какой-то роковой разрыв между мной и временем этой зимой; мы с ним как бы в разные стороны направились и никак нам не совпасть! Столько было суеты и топтанья на месте и верчения в колесе, что до сих пор голова кругом; а что было сделано?завершено? Да круглым счетом ничего, если не считать со скрипом и не весьма удачно переведённого Верлена; подумаешь, экое достижение! М. б., Бог даст здесь, где всё же поспокойнее, встану с головы на ноги, и время проделает то же, и будем с ним, со временем, жить дальше. А весна в этом году чудесна, несмотря на то, что её лихорадит и что мечется она между жарой и холодом, чистым небом и дождём. Сирень цветёт, как сумасшедшая, и тюльпаны с нарциссами, а соловьи поют круглые сутки. После Москвы всё тут кажется гармоничным и разумным... М. б. потому, что, занятые уборкой и разборкой, мы ещё не успели приглядеться ко всему, что не сирень, не тюльпаны; ещё несколько дней тишины у нас до начала школьных каникул и великого съезда дачников; пока ещё пейзаж не перенаселён и воздух не перенасыщен посторонними примесями.

Прошедшая зима была тяжела, неподъёмна. Столько болезней, потерь, тревог! И не только «чужих» болезней, но и своих собственных, надоевших хуже горькой редьки. Но на воздухе сразу стало легче; очевидно, помимо и сверх всего ещё и кислорода недоставало. — Что у вас обоих слышно? М. б. что-нб. приятное (для разнообразия)? Мы с А<дой>А<лександровной> остались очарованными (странницами), благодаря поразительной, хоть и молниеносной, в лихорадочном темпе проделанной экскурсии по святым местам - Владимиру, Суздалю, Боголюбову. Красота (и в общем-то и запустение) - неска-занны. Очень, очень хочется, чтобы вы взглянули на всё это — хотя бы бегло, хотя бы для того, чтобы поселилось в вас настойчивое желание вернуться туда ещё и ещё. Что до меня, то я с удовольствием сменяла бы свою пресловутую однокомнатную квартиру аэропортовскую на какое-нб. тамошнее жильё (кроме Владимирского централа1, разумеется!) — ну, скажем, на кусочек монастырька не слишком разрушенного.

Не теряем надежду повидать Вас с Еленой Владимировной этим летом в Тарусе. М. б. удастся?

Да, ради Бога, не натравливайте на меня девушек (а также и юношей, и пенсионеров обоего пола) — пишущих о маме. Имя им легион, а я одна, и у меня гипертония, и печень мою терзает какой-то орёл {не Вы!) — не хуже прометеевой; главное же, что им - (не болезням, а людям!) не столько до М<арины> Ц<ветаевой>, сколько до самих себя — а я этого «не вытерпляю».

Всего вам обоим самого предоброго!

Ваша АЭ

' То есть центральной каторжной тюрьмы во Владимире.

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

5 июня 1968

Дорогие Лиленька и Зинуша, слава Богу, наконец-то первая ваша открыточка по приезде! Значит, вы задержались в Москве и не выехали так рано, как собирались. Может быть, это и к лучшему, т. к. весь конец месяца была очень холодная погода — только сейчас она начинает помаленьку выправляться, хотя до сих пор ночи холодные не по сезону. Но хоть дни-то солнечные! А сегодняшний день и вообще у нас выдался счастливый, т. к. впервые после приезда отправились (Ада, наша соседка-художница1 и я) в настоящую прогулку, за тридевять земель! Переправились на тот берег на лодке (тут переправа вообще на лодке, и только если лошади и машины, то паромом!) — прошли насквозь огромный луг — фактически бывший луг, т. к. в своё время по хрущёвскому велению распахали его под кукурузу. Но по обочинам ещё остались травы и цветы. А за лугом - лес, изумительный, чистый и светящийся весь; клёны, дубы, липы, немного берёз и осин; деревья стоят купами, как в парке, свободно и красиво, и лужайки между ними усеяны незабудками и гнездовьями ландышей, ещё не отцветших; временами попадаются дикие анемоны («ветреницы»), необычайно грациозные; цветёт земляника; и чисто-чисто кукует кукушка; дорожка бежит песчаная, упругая под ногой; всё переливается солнцем, а воздух свеж, и ветер иногда прорывается сквозь всю эту зелёную тишь. Кое-где нагибались за цветами и тогда видели мелкую, подробную жизнь весенних растений, а когда шли, то любовались стволами и кронами и небом над ними. Дошли до деревеньки Страхово (недалеко от поленовского имения, когда-то Поленов выстроил для страховских детей школу, к<отор>ая и сейчас стоит). Деревня совсем волшебная, раскинулась двумя крыльями, одно поднялось на горку, другое осталось в ложбине у петляющего ручья в серебряных вязах. На горке - церковь, в которой, естественно, механическая мастерская, и школа, и старинный (видно, когда-то барский) дом, в котором клуб и сельсовет и выцветший лозунг на нём «Да здравствует коммунизм, светлое будущее человечества!», и маленький густо позолоченный бюстик Ленина перед ним; и сельский магазин с керосином, пряниками, лейками, рыбными консервами (кильки в томате)... А вокруг — разноцветно-зелёные, от пепельного до цыплячьего цвета близи и дали, просторно-холмистые пространства с перелесками и пашнями, красными коровами и белыми овечками...