Бегущая в зеркалах - Л. Бояджиева

Вместо ожидаемого медового месяца она сидела, чуть ли не взаперти, над старыми трухлявыми фолиантами, исписанными мелким почерком сумасшедшего – буквы то теснятся, набегая друг на друга, то растягиваются в целую строку, как фигуры в ярмарочной комнате смеха. А формулы! Это же чушь какая-то. Разве такое возможно?

– Сиди, сиди, крошка, чем быстрее ты вникаешь в этот бред, тем скорее получишь вот это! – муж помахал под носом Ванды связкой блестящих новеньких ключей. – Здесь от дома, от клиники и от «мерседеса». Последняя модель.

…Осень. Золотые, багряные, лиловые леса, грустные, в чересполосице бегущих теней от тяжелых облаков, горы, убранные, спрыснутые дождиком поля. В возведенном доме завершаются последние отделочные работы, разравнивает площадку под цветники и лужайки мини-бульдозер, готова к пробному пуску автономная электростанция. Хозяин лично на новеньком «мерседесе» цвета «коррида» (наиболее безопасного в горных условиях) подкатывает сюда каждый день, Он следит за установкой клинического оборудования, устройством лаборатории, холодильных камер, операционной. Все должно быть на уровне авангарда мировой медицины и даже выше.

А в жилой части дома наводят глянец дизайнеры интерьера. Здесь только новейшие, входящие в строительную практику, материалы, минимальная в силе хай тек обстановка, ковры с абстрактным черно-белым рисунком и постер Фредерика Леже на каменной, грубой деревенской кладки, стене.

– Мне нравится однофамилец нашего профессора – такой же противный: сине-красная амеба на желтом фоне, – посмеивался Динстлер, выбрав из альбома дизайнера именно эту репродукцию. Одна стена просторной гостиной, сооруженная из цельного зеркального стекла, открывает вид на ущелье, в котором всегда плавает туманная мгла. В нескольких местах корежатся скульптуры – двухметровые конструкции из обожженной сварочным аппаратом рваной жести с незатейливыми, перекликающимися с Микеланджело названиями «День», «Ночь», «Утро», «Вечер».

– По-моему, у нас получилось очень стильно. И знаешь – зеркальное стекло стены в солнечный день видно чуть ли не от Сен-Антуана – гигантский «зайчик» в горах!

– Но отдать за эти железки такую кучу денег мог только Ротшильд или псих, – подытожила хозяйка, завершая обход нового дома. В нем, действительно, было все «на уровне» – несколько комнат для гостей, гостиная, столовая, холл, две спальни, кабинет Доктора, кабинет Хозяйки, детская, прекрасно оборудованная кухня, где, конечно, будет хлопотать прислуга.

4

Новоселье вылилось в знаменательный прием для узкого круга акционеров и близких друзей. Были приглашены Арман Леже, Остин Браун, Даниил Дюваль с супругой и пара сотрудников из команды Леже, перешедших к новому шефу. Собравшимся прежде всего были показаны помещения клиники, лабораторий, виварии и операционная. Завершила осмотр прогулка по жилой части дома. Комфорт и продуманная функциональность всех помещений, оснащенных на широкую ногу, явно не соответствовали образу равнодушного к быту фанатика-ученого, каким представлялся присутствующим Динстлер. Дани, почувствовал в какой-то момент, что «носит» на протяжении всей экскурсии вытянутое от удивления лицо и с усилием расслабил мышцы. Но эти рабочие кабинеты, сочетающие деловитость и барство, этот зал со спортивными тренажерами, эта просторная, полностью обставленная детская, да и костюм хозяина от Кордена с широкими лацканами и массивными плечами, приталенный, ладно облегающий высокую фигуру – фантастика! Такое не могло и присниться.

– Ну, старик, ты меня убил! Я просто отпал. Сдаюсь! – Дани поднял руки, подводя итог увиденному. Когда все собрались, в гостиной было налито шампанское. Хозяин дома взял бокал:

– Я знаю, что все вы – коллеги, друзья и пайщики, удивлены. Мой размах кажется вам излишним. Я выгляжу мотом – ведь это все сделано в долг! – Динстлер повел вокруг рукой. – Уверяю вас – я вовсе не кандидат в долговую яму. И вот доказательство – спонсоры, имена которых я до времени не хочу афишировать, положили крупную сумму на наш общий счет, практически удвоив его. И это только начало. Через пару недель примет первых пациентов наша маленькая клиника, а в конце года, я надеюсь, мы сможет представить реальные доказательства программы «Пигмалион». Признаюсь честно – для отдыха и наслаждения горным пейзажем у меня и моих сотрудников не будет ни минуты.

– Йохим, вы удивляете нас всех своей деловитостью, прежде не дававшей о себе знать. Вас, конечно же, угнетает ответственность займа и риск эксперимента. Меня не надо убеждать и одурманивать обещаниями. Я не жду от вашего дела финансовой выгоды. Моя ставка больше, мотивы корыстней. Я знаю ваш незаурядный дар, Йохим, и я рад, что могу помочь ему развернуться и облагодетельствовать страждущее человечество. Так что масштабы – человечество, цель – благодеяние. Играю по-крупному и с надежными партнерами, – Остин ободряюще улыбнулся присутствующим.

– А я, конечно же, в стороне – не миллионер и не профессор. Но с меня причитается – за мной реклама вашего «благодеяния». Мы с Сильвией, как вы заметили, вскоре ожидаем наследника – так что запишите в рекламную группу троих, – поддержал Дани обмен любезностями, а когда гости разошлись по углам, затащил друга в его кабинет и плотно затворил за собой дверь.

– Ну-ка, господин хороший, допрос с пристрастием. Как это понимать? Ты меня хоть бы предупредил. Я твоей милой Ванде чуть в лицо не рассмеялся, когда она женой представилась, думал – шутка. Где Алиса? Что все это значит?

Динстлер неторопливо опустился в кресло и небрежным жестом вытащил из резной коробки тонкую сигару. Щелкнула зажигалка.

– Закуришь? Ну, тогда присаживайся, что будешь пить?

Дани опешил – от жеста с зажигалкой, от посадки нога на ногу, от барственного тона…

– Ехи, да ты ли это? Брось дурить, старик! Поиграл в профессора-миллионера, хватит. Разговор серьезный!

– Дани, я никогда не был так серьезен. Просто я очень долго был дебильным мальчонкой и повзрослел сразу, рывком, понял? Принимай меня таким, как есть. Честное слово – это далеко не худший вариант… У меня есть цель, Дани – достойная цель. Конечно же, я мечтаю «облагодетельствовать человечество», как сформулировал Остин, но я хочу и другого – власти. Власти над материей, которая никому пока не дана. Не пугайся – это не цитата из «Фауста» и я не Мефистофель. Я не потребую души взамен красоты, которую научусь давать людям. Я буду дарить ее! Всем! – низкозадым вандам, длинноносым йохимам, коротышкам леже, – Динстлер загасил сигару и встал. – Я ничего не пожалею, Дани, ничего не побоюсь на своем пути…