Рыцарь из преисподней - Наталья Игнатова

– Вот уж не было печали, – вежливо отозвалась Роса. – Не мог бы ты пропасть еще на тысячу лет?

– Аман, скажи им сам. А я прощаюсь. – Лаад, улыбнувшись, коснулся рукой лба и груди, развернулся и вышел в холл.

Артур не стал ждать, что скажет Аман, он и так догадывался. Лаад, в отличие от остальных Древних, умеет бороться со скукой, и он ни за что не пропустит времена, когда все будет меняться и в Песках, и в княжествах.

Попрощался он, наверное, немного скомканно, но вряд ли на это обратили внимание. Древние хотели, чтобы он ушел, почти так же сильно, как хотели, чтоб ушел Лаад. И, пожалуй, от него они тоже хотели, чтобы он ушел навсегда.

Тяжелые двери открылись, Артура тут же оглушил рев водопада. Лаад, не успевший далеко уйти, обернулся, поманил пальцем. Тысячелетний, или сколько там ему, упырь посреди дикой пустыни рядом с натуральным упырячьим гнездом манит пальчиком, иди, мол, сюда, рыцарь, иди, не пожалеешь. У Артура все инстинкты взвыли: бежать в другую сторону. Лучше – к машине. А там взять топор и отчекрыжить Лааду голову.

– «Не ходи», – сказал Альберт.

– Не съест же, – возразил Артур.

– «Неприятно тебе это говорить, братец, но упыри едят людей. И, кстати, Деда Мороза не существует».

Последний факт оказался по-настоящему неожиданным.

– Как не существует? – Артур, направившийся к Лааду, аж шаги замедлил.

– «Ладно, про Деда Мороза наврал, но…»

– Просто держи поля наготове.

На удивление, старому упырю не пришлось перекрикивать шум водопада, ревела вода по-прежнему невыносимо, но голос Лаада, когда Артур подошел, звучал отчетливо и ясно.

Но вот то, что Лаад сказал, несмотря на ясность и отчетливость, оказалось совершенно непонятным.

– Почему Марийка носит талисман с раковиной? Ты обещал вампирам воскрешение?

– Не в этой жизни.

Артур и не знал, что Марийка носит талисман, он думал, это просто украшение.

– Раковина с жемчугом, – Лаад сложил ладони, изображая створки ракушки, – талисман, способствующий зачатию. Марийка мертвая, так зачем она его носит?

– Я без понятия, – рявкнул Артур, перекрикивая шум воды. – У нее и спроси.

– Ты не обещал вампирам ничего невыполнимого?

Для тех, кто верит, нет ничего невыполнимого. Но, если бы Марийка верила по-настоящему, она, конечно, не стала бы делать талисман, она знала бы, что нет никаких других чудес, кроме тех, что дарит Господь.

Артур покачал головой. Нет, он ничего не обещал, только вечную жизнь тем, кто спасен.

Сильный порыв ветра принес из пустыни целую тучу песка, закрутил в нее сухие травинки, пыль, каменную крошку, и через мгновение рядом с Лаадом ударил копытами в землю темно-серый призрачный скакун. От длинной гривы веяло жаром, раскаленными песчаными бурями, прилетающими в Эсимену из пустыни. Лаад ухватился за эту гриву, взлетел на конскую спину, и с новым порывом ветра оба, и конь, и всадник, растаяли в пыльном смерче. Артур даже не успел задаться вопросом, как Лаад добрался сюда от Пентаграммы. К Пентаграмме-то ангой, раз уж его Ойхе прислала, но оттуда сюда пять часов на машине. Или, видимо, всего полчаса, если оседлать бурю.

Правда ведь, маг. Причем странный какой-то. Не знал бы Артур, что он упырь, решил бы, что фейри. Хотя, конечно, все упыри феям дальние родичи.

Так что там с Марийкой? Он вытряхнул из волос крошки земли и соломинки, пошел к «Скадату». Она хочет ребенка? Так сильно, что даже вообразила, будто это возможно?

– «Змей тоже мертвее мертвого, а ему это не помешало», – напомнил Альберт, который, ясное дело, никуда и не думал исчезать.

– Змей сына создал, а не зачал, это другое дело. Он вообще не человек.

– «Да Марийке-то пофиг, другое или нет. Она насмотрелась на мелких в Кареште и захотела себе такого же, а как, не ее забота. Как-нибудь. Для того талисманы и делают… – Альберт примолк, а потом обеспокоенно пробормотал: – Маришка что-то много всяких побрякушек таскает, и все намагиченные. Надо их проверить».

– Маришка – твоя женщина, – Артуру одновременно хотелось и рассмеяться, и дать младшему подзатыльник, чтоб не болтал глупостей, – будет у вас ребенок или нет, зависит от вас обоих.

– «Ведьма она, – буркнул Альберт. – Ну-ка, погоди, а у тебя же с Марийкой ничего? Живешь монахом. Так ты не из-за того, что она ребенка хочет, задергался? Тебе не нравится, что она талисманы носит вместо того, чтоб Богу молиться? Арчи, ты долбанутый. На всю голову!»

Да, Марийка говорила, что не может молиться. Она могла, они все могли, все вампиры, но это было больно. Им вообще каждый шаг к Богу давался болью и кровью, почти так же страшно, как Демону. Демон уничтожил себя, пока шел к реке в день крещения Тагара, прошел через огонь, сгорел дотла и возродился человеком. Со стороны казалось, что все произошло быстро. Сколько времени прошло для Демона, не знал даже Артур. Много. Вот и для упырей времени проходило много, и боли было много, и чудо, что не было огня.

А в семье Марийки вся вера досталась Змею.

Надеяться на талисман гораздо проще, чем просить Бога о чуде. Но если, храни Пречистая, из этой надежды что-нибудь выйдет, то демонический произвол, кривое отражение чуда, сможет породить только чудовище.

В стойбище вернулись уже под синим снийвом. Первые полчаса поездки Бесто только и говорил, что о Лааде. Вел себя как подросток, к которому вдруг лично пожаловал рок-идол и позвал в свою группу… точнее, как подросток-бандит, к которому лично явился самый могущественный из крестных отцов и предложил работу и покровительство. А ведь взрослый мужик. Сколько ему лет? Вряд ли меньше трехсот. Может быть, дело в возрасте смерти? Получаешь афат в пятнадцать, остаешься пятнадцатилетним, проживи хоть тысячу лет. Получаешь афат в сорок, будешь взрослым все посмертие. Надо будет потом спросить у Марийки или у Альберта, так ли это.

Бесто прожил больше пятнадцати лет, но определенно меньше двадцати пяти. Слишком молодой, чтоб помнить Лаада, слишком молодой, даже чтоб слышать о нем, он оказался не готов к личной встрече. К ней даже Древние оказались не очень готовы. Даже Артур, у которого не было и десятой доли вампирского чутья на силу и возраст.

Марийка помалкивала. Возможно, она знала о Лааде больше, чем Бесто, может быть, даже больше, чем Роса. Лаад ее точно узнал. Не зря же назвал по имени. Впрочем, раз уж он не стал делиться этим ни с Древними, ни с Бесто, значит, тоже решил, что Марийке полезнее сохранять инкогнито.

А искренность Бесто, по правде сказать, подкупала. Он, ясное дело, мог быть и хитрым, и скрытным, и коварным, он был вожаком большой стаи, а там на одной искренности и силе далеко не уедешь. Но теперь, посмотрев на Древних, на желтоглазого Ксавье с его зверообразными бандитами; на Генриха, будто сошедшего с экрана вестерна и лишь по случайности прихватившего с собой серый стетсон, вместо белого, положенного хорошим парням; на Рока и Ричарда, таких же диких, как банда Ксавье, просто умеющих держать эту дикость внутри, под сравнительно цивилизованным обликом, Артур видел, что Бесто похож на них на всех. Искренность, да, это их и объединяло. Вместо камней за пазухой, отравленных стилетов или перстней с ядом у этих ребят прямо на виду были пистолеты и бейсбольные биты.