Том 8. Фабрика литературы - Андрей Платонов

Итак, в «Казачке» изображена судьба двух людей — Нади и Федора, людей молодых, способных в будущем стать строителями нового мира. Федор уже на фронте принимает участие в солдатских революционных организациях.

Движение судьбы человека всегда представляет интерес; но этот интерес либо может быть частным — для того человека, который переживает свою судьбу, и для его близких, либо всеобщим, когда судьба отдельного человека понята в связи с исторической борьбою людей за свое счастье и освобождение, и когда эта судьба изображена рукою истинного, вдохновенного художника.

Жизнь Федора и Нади понята автором романа в связи с общей судьбою народа: их личное горе, разлука, бедствия вызваны капиталистическим устройством общества и империалистической войною. Мироед Трофим Абанкин калечит жизнь молодой бедной казачки Нади. Казак Федор мучается и чуть не погибает на фронте за чужое дело. Лишь начавшаяся революция дает возможность свидеться двум разлученным, но встретившиеся любящие люди уже сильно истомлены пережитым — они утратили своего ребенка и еле нашли друг друга.

Художественное изложение столь значительной — самой по себе — темы выполнено автором с полным и тщательным усердием. Однако усердие само по себе не означает художественной мощности и не заменяет ее: автор создал, скажем так, большое тело своего романа, чтобы воплотить в этом теле серьезную тему, но лишь художественная энергия может сообщить этому телу жизнь, действующую на читателя. Одно лишь искусство способно дать замыслу живое воодушевление; без искусства все мертво.

Автор усердно и подробно описывает, например, душевное потрясение Федора, вызванное известием, что его невеста Настя отдана замуж за Трофима Абанкина. Но действительно ли сильно искусство автора или оно маломощно? — «В груди (Федора) набухало что-то упругое, щекочущее, и дышать становилось трудно. Вдруг из горла вырвался какой-то подавленный хрип, за ним — другой, и Федор зарыдал. Нет, не зарыдал, а застонал, тяжело, протяжно. Но это продолжалось недолго. Он скрипнул зубами, до боли в пальцах сжал холодную и хрусткую от мороза землю и повернулся на другой бок. Под откинутую полу шинели заползала прохлада. Федор подвернул полу, поднял воротник и уткнулся в подсунутый под голову локоть».

Все изложено ясно, подробно, тщательно, только нет здесь тех нужных слов, которые дали бы читателю точное и потрясающее впечатление о тоске и муке Федора.

Вот описание момента опасного боя, в котором участвует Федор. «Смерть уже распростерла над ним черные крылья. Но инстинкт самосохранения властно управлял его действиями. Перекинув шашку из правой руки в левую, он привстал на стременах и с ужасающей силой махнул наотмашь».

Зачем автору потребовалось здесь ссылаться на чужие слова и понятия, как «черные крылья», «инстинкт самосохранения», когда необходимо было бы найти свои слова? — Это его ошибка, потому что «крылья» и «инстинкт» ничего не изобразили, но погубили эпизод боя.

Когда Федору разрешают отпуск домой, то автор описывает радость человека таким образом: «У Федора трепыхнулось в груди, и он, чувствуя, как на шее и висках усиленно заколотился пульс, наклонил голову». Все это могло быть именно так, вплоть до наклона головы, но читатель читает эти слова, как цифры, ощущая в них лишь знаки, но не живое состояние.

Пытаясь дать объективное описание боя, автор сообщает нам нижеследующее: «В бою этом, разыгравшемся на Сетиновом поле, 30-й полк (и не один только 30-й!) потерял треть людского и конского состава… Много в этом сражении было допущено тактических нелепостей как русским командованием, так и — противника. Объясняется ли это неясностью дислокации и внезапностью столкновения войск в период перегруппировки, или причина кроется в нераспорядительности командования той и другой стороны — трудно сказать». И несколько далее: «И эскадроны эти, видимо, прямо с марша, пошли в контратаку. Все это делалось перед передним краем обороны противника, и действия пехоты таким образом оказались скованными…» — Может быть, в военном отношении все это изложено научно, но в литературном отношении это бесполезно.

Мы в состоянии умножить примеры, доказывающие, что роман Сухова, несмотря на важность и серьезность избранной автором темы, несмотря на работоспособное усердие автора, написан литературно маломощно, и поэтому — для издания отдельной книгой — он должен быть автором переработан, улучшен, то есть должна быть удесятерена художественная энергия романа, без изменения его темы и общего строения.

О произведении К. Семерникова «Две главы» (отрывок из неопубликованной повести «Дружба») невозможно ничего сказать, потому что это именно два случайных отрывка; может быть, в целой повести они будут уместны, а в сборнике они напечатаны зря.

Очерк того же автора, К. Семерникова, «Ферма на речке Крепкой», написан лучше, чем отрывки его повести, но с одним недостатком: у К. Семерникова хорошо получились изображения природы и хуже — образ главного персонажа очерка, Т. С. Воронковой. Лучше б было, если одинаково хорошо получилось.

В сборнике есть еще стихи. Оба стихотворения Николая Белова могли бы стать хорошими, если бы ритм или мелодия стихотворений были более оригинальными, а содержание менее подражательным. Вот «Станция Садовая» (песня):

Станция Садовая,Вспомни те суровые,Порохом пропахшие года.Грохотали теплушками,Груженные пушками,По твоим дорогам поезда…

И стихотворение того же поэта «В дороге»:

По грунтовой дороге,Столбом вздымая пыль,Как будто по тревогеЛетит автомобиль…А впереди — батистовымПлаточком бирюза.Шофер слегка насвистывалПро «черные глаза».

Шофер вез старую заслуженную колхозницу, возвращавшуюся после отдыха из Крыма.

Стихотворение В. Брагина «Родине» тем уменьшается в своем качестве, что оно очень напоминает некоторые стихи Джамбула:

В лесах твоих был я,В расщелинах скал,Шатался я голоден, бос.С далекого детства я все искалОтвет на один вопрос:Кто силу мне даст,Чтоб вливал я в трудЛюбовь, торжество, — не печаль?…Мне Ленин сказал,Мне Сталин сказал:— Дорог ты прошел без числа.Ты счастье искал,Ты силу искал,Мечта все вперед вела.

Из других стихотворений, напечатанных в сборнике, относительно лучше «Мать» В. Балабина и «Творчество» И. Израилева: В. Балабин пишет:

…Старуха охала всю ночь,Детей припоминая.Их только трое.Не высокБыл старший, но могучий,Баркасы делали из досок —Не изготовить лучше.…Ушли родные…Третий годС Буденным служат вместе.

И. Израилев заканчивает свое стихотворение следующими строками:

…Легко дышать, когда и мысль и гибкость —Все в ткань труда уверенно вошло.И в этот миг не затаить улыбку.Так творчества приходит торжество!

Очень хороши воспоминания В. Чиликина — «В царской казарме». Воспоминания написаны сердечно, без всякой искусственности, точно, иногда страшно. Особенно сильно написан образ солдата — мученика Кулько.

В заключение мы выскажем просьбу и пожелание. Нам бы хотелось, чтобы в следующих книгах «Литературного Сталинграда» было больше вдохновения, больше оригинальности и смелости, чем в книге за 1939 год, а усердие и трудолюбие можно оставить на прежнем уровне.

Анна Ахматова

Голос этого поэта долго не был слышен, хотя поэт не прерывал своей деятельности: в сборнике помещены стихи, подписанные последними годами. Мы не знаем причины такого обстоятельства, но знаем, что оправдать это обстоятельство ничем нельзя, потому что Анна Ахматова поэт высокого дара, потому что она создает стихотворения, многие из которых могут быть определены как поэтические шедевры, и задерживать или затруднять опубликование ее творчества нельзя.

Первое стихотворение, помещенное в книге «Ива», написано в 1940 году.

…И не был мил мне голос человека,А голос ветра был понятен мне.Я лопухи любила и крапиву,Но больше всех серебряную иву.И, благодарная, она жилаСо мной всю жизнь……И, странно! — я ее пережила.Там пень торчит, чужими голосамиДругие ивы что-то говорятПод нашими, под теми небесами.И я молчу… Как будто умер брат.

Привязанность человека к людям обычно приходит позже его детства. В своем детстве человек любит мать, но эта его любовь не то же самое, что гуманизм взрослого человека; в детстве человек любит «неодушевленные» предметы — лопухи, иву или что другое, но любит их не скопом, не пантеистически, а индивидуально: другие ивы не заменили поэту одну, любимую, умершую иву и смерть этой одной-единственной ивы столь же грустное событие, как гибель брата. Эта естественная особенность детской души изображена поэтом с предельной точностью; изображена и особенность самого поэта обретя опыт зрелости, не утратить в себе детства и не забыть своих детских привязанностей. Истинный поэт, как мудрец, хранит в себе опыт всей своей жизни — от самых первых впечатлений до последнего момента существования — и пользуется этим опытом.