Полуостров Сталинград (СИ) - Чернов Сергей

Угу, натурально не всё потеряно. Надеюсь, не было времени у Василия загнить изнутри подобно многим из золотой молодёжи.

— Пусть дадут ему звание старшего лейтенанта и присылают в штаб фронта. Мы разберёмся, куда его пристроить, чтобы ему интересно было и не сильно опасно. Он же истребитель? Это хорошо, как раз у истребителей меньше всего потерь.

— А у кого больше всего?

— Устаревшие бомбардировщики пачками сбивают. И штурмовикам сильно достаётся.

— Товарищ Сталин, — паузу трачу на собирание по всем закоулкам души крупиц решимости, — попрошу делегировать мне свои отцовские полномочия.

Тон у меня не очень уверенный.

— Не совсем понимаю вас, товарищ Павлов.

— Прошу права воспитывать вашего сына всеми возможными методами.

Глаза Сталина пониманием не наполняются.

— Короче говоря, если что, могу дать Василию затрещину. Вы должны знать об этом, — завершаю дерзкую просьбу уже уверенно.

— Договорились! — Сталин хлопает рукой по столу, закрепляя результат. В глазах непонятное облегчение. Он что, так на меня надеется?

Время — два часа до разговора со Сталиным.

Место — Белостокский выступ и дальше.

Генерал Павлов.

Задолго готовился этот удар. Ещё до войны. Потому и накачивалась 10-ая армия техникой, боеприпасами, ГСМ и всем прочим. С начала войны, несмотря на все потери, личный состав увеличился на четверть. Почти все части и соединения имеют боевой опыт.

Не сильно надеюсь, что немцы проглядели абсолютно всё. Но когда отводил дивизии оттуда, давал им возможность заметить передислокацию. Когда возвращал на место, скрытность обеспечивалась всеми силами. Активность в зоне ответственности 10-ой и 3-ей армий жёстко сведена к минимуму. Только ответный огонь на подавление посмевших. Стрельба по замеченным целям без фанатизма тоже разрешалась. Почти три месяца немцев приучали к спокойствию…

Накануне получил доклад. У Кольно, — это в районе Осовецкого УРа, верхнее основание вершинки, упирающиеся прямо в Остроленки, приграничный польский городок, — разведчики нащупали самую слабую точку. И клялись в том, что легко вскроют немецкие позиции в этом месте.

В этом, так в этом. Спустил Голубеву указания. Нам вообще-то Лик нужен, довольно серьёзный транспортный узел. Вряд ли мы там возьмём серьёзные трофеи, значение его для немцев не велико. Вот если бы они разгромили мой фронт, тогда да, через Лик потёк бы изрядный поток. Зато для нас Лик имеет почти ключевое значение, как лимфатический узел для внедряющихся в организм вирусов. Взятие Растенбурга тоже желательно, или хотя бы нейтрализация его бомбёжками и артобстрелами.

Ещё надо оседлать дорогу от Трейбурга до Сувалок в районе границы между Восточной Пруссии и Польши. Кстати, Кольно тоже на воображаемой линии на нашу территорию — продолжения границы между Пруссией и оккупированной Польшей. Так что наносим удар по анклаву коренной Германии, как-то так.

Кольно нам неудобно. Там болота, бронетехнике проходить затруднительно, поэтому вчера через проделанное «окно» там вошла одна из диверсионных рот 6-ого кавкорпуса. Одна из тех, кто уже покуражился в Литве.

События, отражаемые в докладах.

В районе Граево примерно за километр от железки влево и вправо раздаются сдавленные хрипы уничтожаемых немецких постов. Разведчики строго исполняют приказ не шуметь. И две группы потихоньку стягиваются к дороге.

Операция, во многих местах сразу, началась одновременно и днём. Ночью лучше слышно, ночью традиционно ждёшь неожиданного нападения. Днём посты более расслаблены, хоть и меньше хочется спать. Но нет такого страха, который мешает безмятежному сну ночью. Поэтому всё началось после обеда у фрицев, когда сытный обед располагает к беспечному покою.

Аккуратно берётся под контроль железная дорога через границу. Говорливые языки подробно рассказывают, где заложены мины. Сапёры принимаются за работу.

Через полтора часа кое-где раздаются выстрелы, одиночные и пулемётные. Днём это обычный шум, особо командование внимания не обращает. Шквального-то огня, который может свидетельствовать о попытке серьёзной атаки, нет.

Генерал Павлов.

Награжу всех, кто бесшумно обеспечил переход через границу и почти бескровное взятие немецких позиций на обширном участке.

Уже позже, внимательно изучая доклады, поражался беспечности немцев. Разве так можно? Война ведь идёт, и разве мой фронт не убедил, что это война с серьёзным и опасным противником?

Надо на ус намотать. Идиота ошибки не учат, дурак учится на своих, а умный на чужих. Хочу быть умным, это, в конце концов, моя генеральская обязанность.

Человеческая психология непобедима. Три месяца спокойствия усыпят кого угодно и неизбежно. Прошла бы ещё пара месяцев и солдаты обеих сторон контрабандную торговлю организовали бы. Сувенирами бы обменивались. Это генштабисты прекрасно осознают стратегическую угрозу и, одновременно, уязвимость выступа. Многие офицеры понимают. А рядовые изо дня в день, из месяца в месяц тупо прохлаждаются и поневоле преисполняются уверенностью, что так будет всегда. Фатальная и неизбежная ловушка для человеческого сознания.

Завернул как-то по ходу жизни докладную одного комполка. Тот заподозрил и справедливо заподозрил, что один из снайперов намеренно мазал, когда ему на прицел попадался вражеский солдат. Игрался, запугивал. И, наверное, ржал, как конь, когда тот впадал в панику и зайчиком метался по кустам. Завернул обратно с резолюцией «Объявить благодарность от командования с занесением в личное дело за усыпление бдительности противника». Представил физиономию того комполка и сам ржал. Но я прав, сейчас уже нет никаких сомнений. Все эти охранные части и лёгкие дивизии взяли тёпленькими.

Весёлый снайпер наверняка не понимает, что поступал согласно секретным замыслам командующего фронтом. Хоть и баловался на войне, что вообще-то не допустимо, но случайно попал в струю.

Таких мелочей, я уверен, было великое множество. Всё это и создало нынешнее положение, когда немецкий фронт уничтожен на протяжении многих десятков километров, когда у Граево готовится к переходу на территорию Восточной Пруссии мой любимый тяжёлый бронепоезд «Геката», через Неман по понтонному мосту идут полки 3-ей армии и готовяться переходить границу сотни танков.

И скоро, очень скоро сбудется ещё одна моя маленькая мечта, которую не удалось реализовать в самом начале войны. Срезать Сувалкинский выступ, как ненужный аппендикс.

21 сентября, воскресенье, время 23:05.

Минск, штаб Западного фронта.

Просмотрев свежие доклады, верчу в руках фотографии бомбёжки Берлина. Не, такой коленкор нам не нужен. Парочка из них сгодится, как иллюстрация к победной реляции в газете. Но для кое-каких целей никак. Уж больно мутные и неразборчивые. Берусь за телефон.

— Штаб Рычагова дайте…

Через минуту.

— О, Паша, ты не спишь? Удачно я тебя поймал. Слушай, Паша. Нужен ещё один рейд на Берлин. Нет-нет, без бомбёжек…

Объясняю, для чего. Для чётких и ясных фотоснимков, конечно. Оно и для доказательств подвига наших лётчиков неплохо и газетчики в неистовство от восторга придут.

— Не хочется мне ТБ посылать, но если никак…

— Так Як-7 пошлём, — у Паши ответ будто заготовлен.

— А какая у него дальность? Семьсот километров? Не долетит. Туда-обратно — тыща триста, с запасом полторы.

— Не боись, Дмитрий Григорич. Есть возможность дополнительные баки поставить. Одну пару мы уже модернизировали. Боезапас пришлось уменьшить и пулемёты снять.

— Зачем? — Я не против, но мне интересно.

— Так ваш приказ исполнить, выследить фрицев до посадки на аэродром. Так-то у истребителей горючки не хватает, а с двойным запасом…

— Какая дальность?

— Тысяча четыреста пятьдесят километров. Как-то так.

— Тогда с утра и отправляй эту двойку. Подстраховать не забудь и ВНОС предупредить.

Кладу трубку. Это важный вопрос. Настолько, что всерьёз обдумываю наградить лётчиков той же звездой Героя. Если справятся. Хотя посмотрим, ордена-то им точно будут.