Желтоглазые крокодилы - Катрин Панколь

Тем же вечером, когда молчаливый Понг подал им ужин, Милена сообщила, что отправила мистеру Вэю проект контракта и что она собирается с ним сотрудничать.

— Ты подписала?

— Нет еще, но все уже практически решено.

— Ты мне не говорила об этом!

— Нет, дорогой, говорила, только ты не слушал… Ты думал, это так, развлечение, детские игрушки! А тут пахнет большими деньгами.

— Ты с кем-нибудь советовалась перед тем, как подписывать?

— Я составила очень простой контракт, прописала сумму инвестиций, проценты с продаж и лицензию на мое имя, которую оплатит мистер Вэй… Тут даже для меня ничего сложного нет.

Она хихикнула, дав Антуану понять, что ее не так-то просто обвести вокруг пальца.

— Ты что, получила юридическое образование? — насмешливо спросил ее Антуан. — Передай соль, пожалуйста… Из чего это рагу, совершенно безвкусное…

— Из антилопы.

— Вообще несъедобное, между прочим!

— У меня сейчас нет времени готовить…

— Так вот, мне больше нравилось, когда у тебя было время готовить! Лучше бы ты открыла ресторан…

— Видишь, с тобой невозможно серьезно разговаривать.

— Ну-ну, я слушаю.

— Короче говоря, когда я последний раз ездила в Париж, я проконсультировалась с юристом по этим делам. На Елисейских Полях.

— А как ты на него вышла?

— Позвонила секретарше твоего тестя. Ее зовут Жозиана, она очень милая. Мы друг другу понравились. Я сказала, что звоню по твоей просьбе, что тебе нужна консультация, нужен хороший адвокат, хитрый и ловкий, привыкший вести дела с акулами большого бизнеса…

— И…

— Все получилось: она дала мне имя и телефон. Поскольку я звонила по протекции Марселя Гробза, адвокат был со мной очень любезен и согласился заняться моим делом. Даже пригласил меня на ужин; мы сходили в русское кабаре рядом с его офисом.

— Как ты могла? Воспользовалась именем Шефа, хотя с ним даже не знакома! Если это вскроется, он тебя возненавидит.

— Это за что же? Я ему ничего плохого не сделала…

— Может, тебе напомнить, что из-за тебя я бросил жену с двумя детьми? Ты забыла, что ли?

— Я не просила тебя уезжать. Ты сам уехал, сам. И втравил меня в эту авантюру!

— И ты теперь жалеешь, да?

— Нет. Я ни о чем не жалею. Жалеть бессмысленно. Я хочу как-то выкрутиться, вот и все. И ты не должен на меня за это обижаться…

Они ссорились вполголоса, чтобы не возбуждать подозрения Понга. Они ссорились, улыбаясь друг другу, но каждое слово было как отравленная стрела. «Когда все это началось? — думал Антуан, подливая себе вина. — Я слишком зациклился. Надо быть как все, ни о чем не думать. Зарабатывать деньги и ни о чем не думать. Просто в Африке я когда-то был счастлив и думал, что вернувшись сюда, снова буду счастлив. Все начну сначала. Увез с собой славную девушку, которая думала, что сможет за мной следить. Какой вздор! Только я сам могу следить за собой, но методично и настойчиво занимаюсь саморазрушением. За что же упрекать ее? Она не виновата. Я напялил одежду, которая мне велика, вот и все. Жози права. Все они правы». Он иронически улыбнулся, насмехаясь над собой, но Милена приняла это на свой счет.

— Ох, ну не сердись же ты! Я так тебя люблю! Я все бросила, чтобы поехать за тобой. Я бы на край света за тобой поехала… Мне просто надо чем-то заниматься. Не привыкла я бездельничать. Всю жизнь работала, с самого детства…

Она состроила трогательную мордашку, как у маленькой девочки, которая уверяет, что ни в чем не виновата. Ее большие голубые глаза смотрели на него так невинно, что это раздражало.

— И думаешь, он тебя не кинет?

— Ох, ну ты во всем видишь только плохое.

— Ты просто опасна, Милена! Опасна. И ничего ведь мне не сказала!

— Я хотела сделать тебе сюрприз… И к тому же, каждый раз, стоило мне об этом заговорить, ты менял тему. Ну, я и отказалась от этой мысли. Но не сердись, дорогой, я это все затеяла только чтобы развлечься, ты же знаешь… Если ничего не получится, мистер Вэй потеряет деньги, а я-то ничего не вкладываю! А если получится, я разбогатею, и ты станешь коммерческим директором моего маленького предприятия…

Антуан смотрел на нее с ужасом. Она собирается нанять его на работу. Будет начислять ему зарплату и выплачивать премию в конце года! Струйка пота проползла по его спине, намокли виски, руки, торс… Нет, только не это! Только не это! Он сжал зубы.

— Дорогой, что с тобой? Ты весь взмок. Ты заболел?

— Наверно, съел что-нибудь не то. Это рагу из антилопы никуда не годится.

Он бросил на стол салфетку и встал, чтобы пойти переодеться.

— Ради бога, любимый, не злись… Это просто лотерея. Если ничего не получится, то и ладно. А получится, будет хорошо. И я буду богатой, понимаешь, богатой! Забавно, правда?

Антуан остановился на пороге. Она не сказала «мы», она сказала «я». Он снял мокрую рубашку и скрылся за дверью.

Филипп Дюпен опустился в кресло перед письменным столом жены и вздохнул. Если бы ему когда-нибудь сказали, что он будет рыться в вещах Ирис, как ревнивый муж, он бы не поверил. Видя таких мужей в кино, он их жалел. Он открыл розовый блокнот, на котором Ирис написала большими буквами: «Роман». Ниже подзаголовок: «Такая смиренная королева». Может, она планирует еще что-нибудь написать, подумал он, открывая блокнот. Или чтобы за нее написали. Он жаждал узнать, это желание было сильнее его. Прямо спросить ее обо всем было бы, конечно, благородней. Но Ирис ни о чем нельзя спрашивать прямо. Она не знает, что такое искренность. Вернувшись с той телепередачи, которую они смотрели вместе с Кармен и Александром (Кармен подала им ужин на журнальный столик у телевизора), она встала перед ними и, торжествуя, спросила: «Ну как я вам? Здорово, правда?» У них не хватило духу ответить. Она подождала немного, потом, в мертвой тишине, вздохнула: «Вы ничего не понимаете! Это называется маркетинг, и если этого не делать, то книгу не продать. Я совершенно никому не известна, это мой первый роман, нужно было запустить его на орбиту! А это отрастет!» — добавила она, запустив руки в волосы. Конец дискуссии. На следующий день она сбегала к своему парикмахеру, чтобы он поправил ей прическу, и за сто шестьдесят пять евро получила превосходный результат. Короткие волосы выгодно оттеняли ее огромные, бездонные глаза, подчеркивали изгиб ее длинной шеи, превосходный овал лица и загорелые плечи. Она выглядела юной и невинной. «Мамуль, тебе можно дать лет четырнадцать», — воскликнул Александр. Даже Филипп растерялся, и если бы не смутное отвращение ко всей этой истории, он был бы растроган видом жены.

Он пролистал блокнот. Тот был заполнен вырезками из газет. Из ежедневных газет, еженедельные еще не успели выйти. Они тоже будут заполнены ей, ее ложью, ее выдумками. Он пробежал глазами первые статьи. Некоторые были написаны знакомыми журналистами. Все восхваляли отвагу Ирис. Одна называлась «Рождение звезды», еще одна «Сюрприз от издателя». Более серьезный журналист задавался вопросом, где кончается шоу и начинается литература, но признавал, что книга хорошо написана, «хотя и отдает университетом», и в ней ощущается работа с источниками. «Чувствуется, что Ирис Дюпен знает двенадцатый век как свои пять пальцев, и с немалым мастерством погружает нас в ту эпоху. В книге есть подлинность. В книге есть нерв. Мы следим за уставом святого Бенедикта, как за сюжетом фильма Хичкока». Филипп проглядел интервью. Ирис рассуждала о процессе написания книги, о трудностях начинающих писателей, об ускользающих словах и страхе перед чистым листом. Она говорила об этом очень хорошо и верно: вспоминала годы учебы в Колумбии и свой опыт сценариста. Цитировала советы Андре Жида: «Чтобы побороть искушение встать и уйти из дома, побрейтесь наголо!» «То, что я не решилась сделать из кокетства, мне все равно было навязано извне. С писательством не шутят. Оно вас догонит. Но я ни о чем не жалею, я живу ради одной лишь литературы». Или еще: «Девять месяцев я пила только кипяченую воду и ела картошку в мундире, только так меня посещало вдохновение». На фотографиях она была в джинсах с низкой талией и маечке, открывающей пупок; в таком виде и с короткой стрижкой она выглядела свободолюбивым подростком. На другой фотографии она стояла спиной, и на затылке у нее губной помадой были написаны слова «love» и «money» [51]. Она слегка наклонила голову, чтобы слова были лучше видны. Подпись гласила: «На ее затылке — история романа и судьба мира». «О Боже, только не это, — вздохнул Филипп, — судьба мира на затылке моей жены!» Другой журналист добавлял: «Подростки будут сходить от нее с ума, мужчины — обожать, а женщины — считать ее своим рупором. Эта книга — мост между Средневековьем и Современностью». Из следующей статьи он узнал, что один русский миллиардер предоставил в распоряжение Ирис свой личный самолет, чтобы она могла летать за покупками в Лондон и Милан, а одна парфюмерная фирма хочет купить название книги для новой линии духов. На такие предложения Ирис скромно отвечала, что они очень ей льстят, но что все это «слишком далеко от литературы». Она не хочет становиться ярмарочной потехой. Что бы ни случилось, ждет ли книгу успех или провал, она будет писать дальше, только это интересует ее в жизни.