Партизаны Подпольной Луны - GrayOwl

Глава 49.

- Я для него слишком быстро кончаю - вот, что это значит. А ему, такому, оказывается, страстному, этого времени, ну, нашего траха не хватает для удовлетворения. Но вот почему он не учил меня любви, пока мы оставались, как же его, а, в Силебиуме… Нет, как-то похоже, но не то. В Сибелиуме, вот оно, верняк, как сказали бы мои влюблённые друзья.

- Как же одиноко здесь! Сейчас… Ни строений каких-либо не видно, ни печного дыма из каминов. Ах, их же ещё, камины, не изобрели. Ну, тогда, из каких-нибудь саксонских печурок. Должны же быть хоть какие-то печки у них!

- Что, мой милый Гарольдус, Гарольдус, Гарольдус, что, мой милый Гарольдус, всё ль прошло, всё?

Это Северус пропел хорошо поставленным голосом на мотив… Ну, и так понятно, на какой, издевательский, в общем. Гарри стало до того не по себе, что знисчувают ёго, как сказали бы грёбанные скотты… Что он не выдержал издевательств двух «братьев» и расплакался, да, на глазах у обоих.

- Что, Гарри мой Гарри, что я сделал не так?

Северус изумился реакции Гарри на столь безобидную песенку. Но это кому как. А вот Гарри было о-о-чень обидно, что над ним насмеялся сам любимый человек.

Гарри, услыхав вопрос, тотчас прекратил окрестность оглашать ужасным воем и взглянул в глаза Северусу, подставляя воспоминание о том, что почувствовал во время перемещения…Что успел почувствовать… Он был предельно правдив, Гарри, и Снейпу стало стыдно от честности молодого человека… до такой степени только и мечтавшего о соитии с ним, Северусом, даже бессознательно.

Что же должен был испытывать сей «юноша нежный» наяву! Какие же муки неудовлетворённости терзали его! Профессор, в который уже раз в этом времени испытал чувство, в «настоящем» у него, бессердечного тогда, отсутствовавшее, как таковое.

Стыд - что же хуже может быть?! Разве что поругание чести…

Но до… этого дело тоже доходило в этом времени. Северус не мог забыть, как овладел им брат в раз второй, мысленно желая, дабы приятственно было обоим, на деле же причиняя высокорожденному брату только лишь неимоверную боль. Боль грубости вторжения. Только много времени спустя допустил Северус до своего анала брат младшего, и сие хорошо было и преотменно для них обоих.

Профессор думал, незаметно для себя, на языке чужом - латыни - уж приняв его, как свой второй. А, может, даже и первый. Теперь нужно было включить мозги, значит, отгородиться от пресловутого мысленного сношения, которое во всех красотах живописал ему Гарольдус, и вспоминать, вспоминать, вспоминать саксонское наречие, чтобы наложить на спутников подобающие Лигвистические чары. И он вспомнил этот лающий язык, и произнёс заклинание, накладывающее чары:

- Lingvae transformum saxus!..

… Ремус со стыда, одевшись, не произнёс ни слова и покинул одну даму ради другой. Он захотел поплакаться о своих горестях и радостях герцогине - графине Валенси.

Он прошёл через пиршественную залу, которую уже заполнил запах жареного бекона, столь восхитительный и желанный хоть и бывшему оборотню, не испытывавшему чувства жора после обратной трансформации, но желаемый человеку с опытом гетеросексуальной любви столько раз за утро, что и сам Ремус подсчитать не мог. Компания едунов встретила его радостными воплями:

- Ну как, «поговорил» с невестой?

- Ей понравились твои умения, профессор Люпин?

- Как, здорово время провели, а, Ремус?

- И как тебе с женщиной? А то ведь ночью вопил, что ты - гей. Но мы тебе не поверили, иначе бы Хогвартс был уже давно наводнён твоими любовниками. Ты же не гей, правда, ну скажи, профессор?

На что Люпинт ответил коротко:

- Да, мне понравилось. Но, я - гей, и меня нужно трахать в задницу. Вы довольны информацией? Тогда пустите, мне нужно… В общем, нужно в холл. И чтобы никого рядом не было, заметьте.

- Решил поговорить с предками Снейпа? Ну, удачи тебе в этом начинании и… конечно, окончании. Тебе бы поесть нужно сперва. Портреты они, знаешь, силы у говорящего с ними отнимают, уж поверь спецу, - пророкотал мистер Муди.

- Не знал такого за… портретом, парсуной, скорее.

- А где Ваша будущая благоверная, господин Директор, боящийся появиться на своей подведомственном территории?

- Это Минерва. Как всегда, с подъелдыкиванием. Вот дрянная женщина! И чего ей, скажите, не хватет? Вышла ведь снова на первые роли, хоть и в Кэрроскы, но та школа тоже хороша.

Ремус много знал о ней и даже умел выговорить с гэльским произношением её название. А большего от него и не требовалось.

- «Кэрроскы» значит много гэльского, ирландцы вокруг, да повсюду ирланды. Неужели не справляется с этим горячим народом? Наверняка нет, раз Хогвартс именует «территорией». Да просто завидно ей! Интресно, Миссис МакГонагал знает, кто пришёл на смену ей в роли заместителя? Похоже, нет, а не то бы озлилась и на беззащитную Луну. А такая уж ли она беззащитная?

- Моя будущая, как Вы совершенно верно изволили заметить, супруга сейчас в моей спальне и приходит в себе от траха и долбёжки, которую я устроил ей. Вам досточно информации, уважаемая миссис Макгонагал? О, прошу извинить, госпожа Директриса, или как у вас там это будет по-гэльски. Уж извините, я не осведомлен о всех тонкостях сего, уверен, превосходного языка так, как Вы.

Ремус выплеснул на Минерву заряд бодрости и ушёл в холл, предоставив всем орденцам обсуждать, какая уж такая муха вдруг укусила обычно мягкого и немного затравленного оборотня, что он заговорил подобно Северусу Снейпу.

… - Миледи Валенси, позольте бедному эсквайру нарушить Ваш покой.

Герцогиня - графиня даже ухом, завёрнутым в атур-а-баньер не повела.

Тогда Ремус галантно опустился на одно колено и прижал руку к сердцу, и вновь сказал:

- Графиня Снейп, прошу Вас, снизойдите до бедного происхождением, но весьма нуждающемся в Ваших советах, эсквайра. Хотя бы выслушайте меня, а после судите благосклонно, отвечать мне или нет.

На меня сегодня обрушилось два великих события…

Ремус рассказывал, и голова герцогини - графини вдруг повернулась к нему, и миледи улыбнулась, когда Ремус, печалуясь, рассказывал о позоре, постигшем его в приключении с Луной и миленьким.

Внезапно графиня захохотала вслух, да так по-доброму. Нет, это была не насмешка миледи Валенси, но попытка успокоить бедного… человека. Наконец, дослушав до прилюдного онанирования Рема, она сказала:

- Довольно, прекрасный сэр Люпин. Я поняла уж Вас, познала и радости Ваши великие, и столь же большую печаль.

Вы хотите остаться мужеложцем и разделить постель с одним из самых прекраснейших мужчин своего времени. И я понимаю Вас, как может женщина понять мужчину, склонного к себе подобным, а не к прекрасному полу.