Три женщины - Лиза Таддео

того как Мэллори влюбилась, ей нравилось спать с черными женщинами и белыми мужчинами. Черные женщины были похожи на нее, и с ними она чувствовала себя красивой и уверенной. С ними она была в безопасности. Белые мужчины, особенно из Новой Англии, в пикейных рубашках, в постели были скучными и нервными. Ее заводили мысли о черных женщинах. Они обязательно осудили бы ее за то, что она трахается с мужчинами, которые им казались расистами. А ей нравилось трахать белых мужчин, которых желали белые женщины. Те самые белые женщины, которые приезжали отдыхать на ее остров, когда она была ребенком, и покупали саронги у ее матери в маленькой хижине на черном песке. Они заставили Мэллори желать всего того, что было у них.

Множество страхов, связанных с желанием, мы должны были преодолеть давным-давно. Мы можем сказать, что хотим заниматься сексом без запретов и ограничений, но мы не можем точно сказать, что нам нужно, чтобы быть счастливыми.

По вечерам в Индиане я слушала собравшихся вокруг меня женщин. И между нами возникало чувство товарищества, некоей уравновешенной заботы друг о друге. Но когда приходила счастливая Лина, трепещущая после встречи с Эйденом, другие женщины начинали барабанить пальцами по столу и пытались погасить ее радость.

Некоторые были недовольны, что у Лины был дом, заботливый муж и здоровые дети. Все было чисто и правильно. Они злились, что она захотела большего. Лина росла с очень строгой матерью. Мать выбирала гамму ее макияжа и цвет одежды. Она покупала ей все розовое, хотя Лина ненавидела розовый цвет. Матери Лины не было до этого дела. Она покупала то, что нравилось ей. И отец Лины не старался проводить с ней время. Она несколько лет каждый вечер упрашивала его научить ее менять шины.

Лина пыталась объяснить женщинам, что Эд был таким же, как ее отец, лишенным пор и неспособным впитать то, чего она хотела и что говорила. А ей нужен был партнер. Она чувствовала, что для всех, кто ее окружает, это слово ничего не значит. Ей нужен был тот, с кем можно заниматься сексом, кого можно любить, с кем можно чинить машины и ездить по жарким, пыльным дорогам в кабриолетах, или грузовиках, или в чем угодно… Все равно, лишь бы вместе. Не иметь настоящего партнера – это не то же самое, что не иметь современной стиральной машины. Для Лины это было равносильно медленному, тихому умиранию. Может быть, с Эйденом ничего этого и не будет. Может быть, он никогда не бросит жену. Может быть, вся ее идеализация – это лишь обман. Но от Эйдена кровь закипает в ее жилах. Рядом с ним она снова чувствует себя девушкой, а не предметом мебели. Пока что Лина не представляла себе, как сложится ее жизнь, но зато она больше не видела серой земли, под которой ее похоронят, и дороги, по которой повезет ее катафалк. И она чувствовала себя более живой, чем когда бы то ни было прежде.

В День труда Слоун и Ричард поругались из-за бизнеса. Накануне они не занимались сексом, и Слоун понимала, что Ричард сорвался именно из-за этого. Тридцать шесть часов – это слишком долго. Порой даже двадцать четыре часа – это слишком долго. Но в тот день он по-настоящему разозлился. И он не хотел иметь с ней дело. Впервые выждать захотел он, а не она. На улице маляры красили кедровую обшивку их дома. Из мятно-зеленого дом становился серым.

Слоун записалась на восковую эпиляцию, потом приняла ванну. Пока она нежилась в ванне, пришло сообщение от одного из их партнеров по играм. Слоун увидела сообщение и потянулась за телефоном, чтобы позвонить Ричарду.

– Я знаю, что ты не хочешь заниматься со мной сексом, – сказала она, – но мне это нужно.

Ричард отказался. Он долго отказывался, а Слоун его упрашивала. В конце концов он сказал, что придет домой. В спальне он сразу устроился между ее ног. Она просила его подняться, ласкать все ее тело, войти в нее. Но он не хотел, он не был готов к этому эмоционально. Ему было проще довести ее до оргазма языком, дать ей то, чего она хотела, не сливаясь с ней. Слоун же надела кружевное белье и делала все, лишь бы возбудить его. Он продолжал отказывать, она продолжала настаивать. В конце концов он сдался – и у них был секс, резкий, чистый и быстрый. Когда он кончил ей в рот, сперма чуть не брызнула у нее из носа.

А потом Слоун лежала, ощущая не маленькую смерть, а нечто противоположное – какую-то наполненность. Она знала, что, кроме здоровья родных и близких друзей, для нее нет ничего важнее простого факта: она все еще больше всех мужчин на свете хочет своего мужа, и он хочет ее больше всех женщин. И какие бы трудности и досадные мелочи ни портили ей настроение, в мире нет ничего лучше этого слияния.

Завистники продолжали вести пересуды за ее спиной, называли ее так же, как Мэгги Уилкен, когда та во всем призналась, и Лину Пэрриш, когда ее изнасиловали трое парней. Конечно, Слоун знала, что может позволить себе роскошь не обращать на пересуды внимания. Она белая, красивая, у нее есть собственный бизнес. Она выросла в богатой семье. Она знает, как заставить мир вращаться вокруг нее. Она также знает все уловки этого мира, которые могли бы сбить ее с ног. Но когда она со своим мужем, в мире остаются только они двое – и даже когда они не вместе.

Моя мама умерла. Все матери умирают. После себя они оставляют свою мудрость, свои страхи и свои желания. Иногда все очевидно, прямо помечено для грабителей. Мне же нужен был невидимый свет. В том, как мало хотела моя мать, была своя красота. Нет ничего безопаснее отсутствия желаний. Но эта безопасность, как я узнала, не защищает тебя от болезней, боли и смерти. Иногда она спасает только твое лицо.

Ранней осенью Арлена Уилкен все еще думала об образцах почерка. Она была убеждена, что это может им помочь. Хорошее еще может случиться. Она рассказала Мэгги о своих надеждах, но дочь не разделила ее оптимизма.

Мысль, что люди, которые ни на минуту не усомнились в том, что она все придумала, требуют доказательств от экспертов, раздражала ее и даже бесила.

Во время процесса и сразу после него Мэгги и вся ее семья превратились в клише. Все нюансы были забыты, осталось лишь одно слово –