Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

— Все в лес!

На это раз приказ великого полководца был выполнен мгновенно. Уже находясь под прикрытием медноствольных сосен, Джебе ухмыльнулся. Как это так получилось, что пешие китайцы оказались в лесу вперед его конных нукеров?

— Значит, так, — Джебе обвёл глазами своих воинов. — Эти олухи нам не подмога, ясно. Всё равно им не дадут работать. Перебьют, как тарбаганов. Прикрывать же каждого щитами…

— Можно использовать для этого дела пленных урусов, — подал голос тысяцкий, сопровождавший своего командира.

Джебе подумал.

— Нет. Да и ещё вопрос, смогут ли наши щиты выдержать удар такой вот стрелы. — он кивнул на извлечённый из тела Елю Цая тяжёлый арбалетный болт. — В общем, нечего терять время. Готовить лестницы и хворост для засыпки рва! Как только стемнеет, пойдём на штурм. Неужели храбрые монгольские воины не справятся с горстью урусов без помощи китайцев?

Кони осторожно ступали по глубокому снегу, стараясь нащупать в толще сугробов торную тропу. Олекса Петрович усмехнулся — тропа… Одно название только. Посольство князя Георгия пробиралось теперь тайными путями, по которым и охотники на зверя редко ходят. Что делать… Торные дороги теперь во власти поганых, и уже дважды русичи едва не напоролись на монгольский разъезд.

Голуби в клетках, притороченных к сёдлам запасных лошадей, громко заворковали. Боярин оглянулся, всё ли в порядке. Голуби, это было ценно. Даже если выпускать по паре, а не по одному, так шесть посланий отправить можно. Хватит до конца… До какого конца?

Олекса снова невесело усмехнулся. Да до любого конца. Какой будет. Если даже князь Георгий будет вести переписку с Михаилом Всеволодовичем, отвечая тотчас по получении письма… Два дня туда, два обратно, итого четыре. Шестью четыре — двадцать четыре. А сегодня уже двадцатое февраля, и хорошо, если такими тропами, как эта, удастся достичь Сити хотя бы послезавтра…

Вообще, обратный путь посольства растянулся донельзя. Уже под Тверью пришлось хорониться от татар, и чем дальше, тем сильнее. Разграбив всё вокруг городов, монголы начали обшаривать все лесные углы — запасы сена и зерна ненасытная орда пожирала стремительно. В любом месте можно было ожидать встречи с всадниками на низкорослых мохноногих лошадках.

Нет, определённо прав князь Глеб, не послав с посольством охранную сотню. Сотня, это против разбойников надёжная защита, не против войска. Тут или надо идти таким вот малым отрядом, способным незаметно просочиться сквозь врагов, или уж целой ратью. Вот зря Михаил Черниговский сомневается. Рать, тысяч в полста верхоконных, вполне сейчас пройдёт, не успеют сосредоточиться поганые для перехвата… Только быстро продвигаться надо, как те татары делают…

Конь внезапно захрапел и дёрнулся, прервав мысли Олексы. Твёрдой рукой опытного всадника боярин попытался осадить коня, но тщетно — животное почуяло впереди что-то весьма неприятное. Волки? Медведь?

— Что там, Немир? — спросил боярин у едущего впереди витязя.

Мохнатые лапы елей расступились, открывая взору довольно обширную поляну — очевидно, поле, расчищенное посреди леса.

— Сам смотри, Олекса Петрович, — несколько запоздало ответил Немир.

На поляне там и сям валялись полуобглоданные человечьи трупы. Несколько волков, опасливо оглядываясь, неспешно потрусили к лесу. Охота была связываться с живыми людьми, в железе, когда кругом полно мёртвых и голых…

Олекса соскочил с коня, непрерывно прядающего ушами. Конь зафыркал — лошадиной стойкости тоже есть пределы. Сзади топотали, беспокоились другие лошади.

Прямо из снега к нему тянулись скрюченные пальцы, словно прося чего-то.

— Ой, неужто русские люди?! Родные!!

Боярин стремительно обернулся.

С высокой густой сосны сползало, трясясь, существо необычного вида. Олекса даже не сразу признал в нём человека. Обмотанное пучками жухлой подснежной травы, оно напоминало не то лешего, не то громадную ожившую мочалку.

— Родненькие… — человек оставил попытки слезть с дерева и рухнул в снег кулём. Видимо, не удержали руки-ноги.

— Ты кто таков, дядя?

Но человек уже потерял сознание.

— Погоди-ка, — наклонился боярин. — Это никак человек князя Василько Ростовского? Точно, книжник. Знаю я его.

— …Не стали нас рубить поганые. Раздели до нитки, даже лапти с онучами сняли. Я ему говорю — лапти-то вам зачем, окаянные? Помёрзнут люди в лесу нагишом. А нехристь знай смеётся — зверям, мол, одёжа не положена, так проживёте. И ускакали. Жива с Иваном ладились огонь добыть, да не сумели. Ну, сбились мы в кучу, ровно овцы, да только босиком по снегу недалече уйдёшь. Только тут меня надоумило снег грести, траву с-под снега вытаскивать да вязать. Люди, кричу, делай как я! Да никто уж не движется, сомлели. Ну и помёрзли все. А тут волки. Едва на дерево забрался…

Боярин Олекса и витязи слушали, стиснув зубы. Савватий, одетый в широкие, явно не по росту ему штаны и нагольный полушубок из запаса, уже перестал стучать зубами от холода. Нодья, налаженная из двух коротких обрубков бревна, уже разгорелась, распространяя вокруг живительное тепло, и каша в котелке распространяла вкусный запах.

— Пошто сбежал-то?

Савватий обиженно посопел. Вздёрнул кудлатую пегую бородёнку.

— Сил нету смотреть, как они над русским людом изгаляются. Нельзя служить царю Ироду, так в Писании сказано. Предательством стала бы служба та.

Боярин крякнул, и витязи теперь смотрели на смешного книжного человека с симпатией.

— Добро мыслишь, Савватий. Знаю я, сейчас немало уж ососков поросячьих на службу бешеным волкам поступить готовы. Выжидают покуда, боятся. Как оно повернёт…

Савватий внезапно остро глянул на боярина. Не положено вообще-то так глядеть простолюдину на большого человека, ну да ладно. На сосне пересидел…

— А есмь надежда, боярин?

— Ну, ты! — осадил книжника Олекса. — Говори, да не заговаривайся!

Плечи Савватия опустились, и голова поникла.

— Поганые Тверь взяли. Всех убили поголовно. И молодого князя Ярослава Ярославича тож.

Боярин со свистом выпустил воздух.

— Так, стало быть. И князя Ярослава Всеволодовича не миновала чаша сия…

— … От князя Михаила весть прибыла.

— Давай сюда!

Князь Георгий взял капсулу голубиной почты, извлёк скатанное в трубочку письмо, развернул тонкую бумажку.

— Ну, слава Богу, добрался Олекса Петрович до Чернигова! — подал голос находившийся в горнице князь Василько: зашёл погреться к дяде, да и обговорить кой-чего не грех. — Что там пишет Михаил Всеволодович?