Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля

— Что, Моронский, никак? — издевается. — Я же говорю, зря девчонок выгнал.

Он почувствовал, как где-то глубоко в груди закипает ярость. Воздух хуже стал заходить в легкие и ещё сложнее стало его выдыхать. Рубашка натянулась, стала тесной. А эта дерзкая маленькая девчонка смотрела на него сверху вниз и кривила пухлые свои губки в усмешке.

Выпитое сверх установленной меры притупило реакции. Макс хотел схватить ее за горло, чтобы стряхнуть с ее губ эту улыбочку. Стереть своими губами, сожрать! Уже выбросил руку вперёд, но эта стерва успела соскочить с колен. Дьявол!

Отпрыгнула на безопасное расстояние. Стоит, испуганная и возбужденная. Смелую из себя строит, а сама трясётся вся, как перед казнью. Забыла, наверное, как ремень по жопе ездил? Или ещё хочет получить?

— Понимаешь, Моронский, — заговорила она снова, облачаясь в свой наряд, — люди — не вещи. Это ты кольцо своё можешь надеть, снять, когда вздумается. Бросить его, забыть, заменить другим, потом опять вспомнить или надеть на один палец сразу три кольца, вместо того одного. Оно будет лежать там, где ты его снял и ждать. Я — не вещь! Как у любого человека, у меня есть право быть собой и я хочу им воспользоваться!

Моронский наблюдал, как Соня взяла со столика свою сумочку и закинула ее ремешок на плечо. Тряхнула гривой. Он мысленно просчитывал расстояние до неё, прикидывая, сколько секунд уйдёт на то, чтобы скрутить и повалить на диван. Если надо, он зубами это белье разорвёт на ней, силой возьмёт прямо здесь, но не отпустит. Даже если для этого нужно будет связать ее или придушить слегка. Макс уже приготовился к прыжку — мышцы сократились, рот наполнился слюной.

— Я хочу уйти сейчас отсюда, и чтобы ни ты, ни твои люди не задерживали меня. Иначе, можешь считать, что это была наша последняя встреча! Я не одна из этих твоих клубных минетчиц.

Какого хрена происходит? Все не по плану! Все должно было быть не так!

— Уверена? — глухо спросил Макс и машинально потянулся к пачке сигарет. Нужно было переключить тело с режима нападения в режим выжидания, пока он не выкинул что-нибудь такое, о чем потом пожалеет.

— В том, что я не девочка по вызову и не вещь? Абсолютно! У меня было время хорошо подумать и взвесить каждое слово. — Опять подбородок свой вздернула, носик задрала. Желание заткнуть ей рот членом, затолкать обратно в горло все ее слова болью отозвалось в яйцах. Макс глубже затянулся, вдохнул дым табака, ощущая, как никотин попадает в кровь и расслабляет сведенные мышцы.

— Уверена, что хочешь уйти? — уточнил Макс вопрос.

— Между нами только секс! Пусть так и остаётся, Моронский. Но сегодня я тебя не хочу! Может быть завтра или во вторник, в сентябре… Ничего обещать не могу, но тут уж, как говорится, остается только надеяться и верить..

И шагнула к выходу из ложи. Змея ядовитая! Язык свой не по назначению использует, сука!

— Знаешь, зачем здесь нужны маски? — спросил Макс, делая ещё одну затяжку.

Остановилась на пороге, обернулась.

— Чтобы прятать за ними свою социальную оболочку, — бросила она через плечо.

— Когда никто не видит твоего лица, легче быть собой, Соня!

— И?

— Ты ещё сама не знаешь, какая ты! А Я знаю. Ты собой бываешь только, когда я в тебе! И ты сейчас лжёшь…

— Доброй ночи, Моронский! — не дала закончить фразу, стерва, и вышла.

— … а я ненавижу, когда мне лгут! — тихо процедил Макс и затушил в пепельнице недокуренную до середины сигарету.

Вот теперь он конкретно разозлился. Теперь он в ярости!

Он встал с дивана, застегнул ремень на брюках и достал из внутреннего кармана пиджака телефон. Поднёс к уху.

— Найди мне быстро, чем можно перекусить прочную металлическую цепь!

Глава 38

You take me for a fool,

То, что ты держишь меня за дурака,

that doesn't make me foolish

Не значит, что я такой и есть,

Told me I was wrong,

Сказала мне, что я был неправ,

passion made you ruthless

Страсть сделала тебя беспощадной,

Manipulate, it's just too late, oh, lord

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Манипулируешь, но уже слишком поздно, о, Господи,

But I ain't going back no more

Но я больше не вернусь назад.

You're fueling up the flames

Ты подливаешь масло в огонь,

Gonna show you what I'm made of

Я покажу тебе, на что я способен.

Breaking every chain that you put on me

Разрываю все цепи, в которые ты меня заковала,

You thought I wouldn't change, but I grew on ya

Ты думала, что я не изменюсь, но ты в меня влюбилась,

'Cause I will never be what you wanted

А я никогда не стану таким, каким ты хотела,

This fire, this fire, this fire is keeping me alive

Этот огонь, этот огонь, этот огонь поддерживает во мне жизнь.

Jonathan Roy «Keeping me alive»

Всю дорогу до дома в такси Соня вертела головой по сторонам и назад, вглядываясь в ночную жизнь города. Любовалась, как неслись дружным строем за окнами фонари, рекламные щиты, панели, подсвеченные огнями деревья и здания. И сползала вниз с заднего сидения всякий раз, когда горящие фары обгоняющих машин освещали салон такси. То ли погони боялась. То ли ждала. А скорее, и то, и другое.

Действительно, нельзя заявить о своих амбициозных планах, сказав абстрактные, несмелые: я «победю» или «побежу»! Заведомо проиграешь. Нет таких слов в русском языке. Можно сказать «я одержу победу». Одержу! То есть, буду одержим ею. Только одержимый победой даже мысли не допускает о поражении! Говоря о том, что ты собираешься победить, ты подтверждаешь, что не можешь быть полностью на сто процентов уверенным в своей победе. Остаётся какая-то мааааленькая песчинка сомнения, которая, при каждом движении к цели, неприятно царапает чувствительную оболочку веры в себя. Поэтому, если собираешься одержать победу, не смей сдаваться, иди до конца! Или не начинай того, что не сможешь продолжить!

Вот, с того момента, как пропищал над ней металлоискатель, Соня одержимо вступила на тропу войны и сейчас могла с уверенностью сказать, что она победила только благодаря железобетонному настрою! Ну, еще, пожалуй, прочным цепям, скрепляющим этот настрой! Одержала победу! Сражение, конечно, не такое значимое, как Бородинское, но чувство, сопоставимое по масштабам!

Надо только благополучно до дома добраться!

Ее трясло, колотило, ее било в ознобе и через пару секунд бросало в жар. Эмоций, аналогичных переживаемым, Соне прежде испытывать не доводилось!

Она поверить не могла, что ей хватило смелости произнести вслух то, что копилось все эти долгие пять дней. И не просто произнести, а припечатать Макса словами. Поставить на место. Дать понять, что она штучка с высшим, вообще-то, образованием, а не эскортница, готовая падать перед ним на колени по первому же шелесту купюр!

Нет уж, спасибо, она однажды уже почти перестала себя уважать!

Понял ли Макс хоть что-то?

Вряд ли.

Соня, почему-то, была уверена, что в вопросах межличностных отношений он такой же, как и во всем остальном. Стремительный, бескомпромиссный. Для него существует только два мнения: одно его, другое — ничтожное, не достойное того, чтобы «барин» всерьёз его обдумывали-с.

Оставалось надеяться, что Моронский как раз сейчас сидит, обтекает, пригвождённый, там, где Соня его оставила, и хотя бы пытается попробовать. Подумать. Ну… Неужели это так сложно?

И все же, она была очень довольна собой! Сладкое чувство! И Соня уже даже ощущала во рту ванильный вкус маминого одобрения. Просто в детстве она всегда пекла ароматные булочки, когда Соня заканчивала четверть с преобладающим количеством пятёрок над четверками в табеле.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сейчас она зайдёт домой. Мама, конечно же не спит. Она всегда подолгу не может уснуть, когда Сони нет дома. Вот она удивится тому, что дочь вернулась так быстро! Они пойдут на кухню, заварят чай, мама поставит на стол мёд и печенье. И Соня поведает ей по секрету, как она отомстила Моронскому за «вещь»! Не все расскажет, разумеется, а в общих словах и опуская некоторые подробности.