Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля

— Иначе что?

— Иначе все будет по-плохому! Без вариантов!

— Нет! Моронский, я не поеду с тобой никуда сегодня! — твёрдо заявила, одержимая победой, Соня. — Отвали!

Ей показалось, она услышала утробное рычание и в следующий момент Макс сделал два резких, быстрых шага в ее сторону.

Какая-то пружина сорвалась у неё внутри. Соня вообще не планировала такого исхода, но рука с баллончиком сама собой взметнулась вверх и палец вдавил кнопку.

— Fuuuuck! All fucked-up… I’m sick of it all… fuck, holy fucking shit… — тишину спящего дома разрезал рык Моронского и на пол подъезда что-то глухо металлически звякнуло. Макс схватился за лицо и согнулся пополам, продолжая стонать.

— Прости… — пискнула Соня. Она смотрела, как он корчится и ей стало его так жалко, что сердце стало в рубчик от боли.

— За чтооооо? — Макс крутился вокруг себя ужаленным волчком, хватал ртом воздух и отчаянно тёр глаза. — За что, сука…

— Прости, пожалуйста, я не хотела, оно как-то само… — тихо лепетала Соня, она попыталась подойти к нему, но он отпрыгнул.

— Не подходи, ведьма! — выстонал он. — Я хотел просто поговорить…

— Да? Это ты для разговора кусачками вооружился? Ты б ещё болгарку взял! Маньяк! — фыркнула Соня.

— Аааааа… — ответил жалобно раненый Макс.

Соня сделала ещё попытку. Приблизилась острожно, положила ему ладони на плечи и развернула его, ослепшего, к двери своей квартиры.

— Пойдём, надо хорошо промыть глаза.

Она тихонько повернула ключом в замочной скважине, отворила дверь и подтолкнула Макса внутрь прихожей. Благо, ванная была недалеко. Там она открыла кран и направила голову Макса под струю воды.

— Соня, что происходит? — на пороге ванной возникла сонная мама, разбуженная голосами и шумом воды.

— Довела меня до слез! — отплёвываясь пожаловался Моронский, держа голову под краном.

— Ма… Это Макс…

— Угу, мы уже знакомы. А что ты с ним сделала?

— Отвергла меня дважды, — булькнул нахал из ванны.

— Я брызнула из перцового баллончика, — объяснила Соня полушёпотом и покраснела.

— Он пьяный, что ли? — громко поинтересовалась мама. Она встала на цыпочки, пытаясь заглянуть Соне через плечо.

— От любви-с! — фыркнул из-под крана Макс.

— Не паясничай, — шикнула на него Соня.

Мамины глаза забегали от Сони к Максу и обратно, как будто те играли в пинг-понг. Она остановила взгляд на дочери, покачала головой и вышла, прикрыв за собой дверь.

Макс уже сидел на краю бортика ванны. Вода стекала по его волосам на лицо, шею и воротник сорочки. Угрюмый, взъерошенный, мокрый — Моронский был похож на чёрного огромного кота, которого насильно искупали, унизив его честь и достоинство, и теперь он злой на весь свет планировал развязать третью мировую войну. Соня сняла с вешалки полотенце и накрыла им мокрую голову Макса, промокнула, чтобы впиталась вода. Тут же почувствовала две горячие лапы на своей талии. А потом под подолом платья. На попе, между ног, на животе… У Сони подогнулись колени, низ живота скрутило желанием, а между ног мучительно и сладко заныло.

— Слушай, а ты ключ не потеряешь? Он же крохотный должен быть… — он нащупал замочек и слегка потянул.

Соня вздохнула, покачала головой, чуть отстранилась и взялась за верхнюю пуговицу жакета. Моронский смотрел, не отрываясь. Превозмогая жжение, он провожал взглядом ее пальчики, порхавшие от одной пуговицы к следующей.

— Соня, — Макс поднял на неё красные воспалённые глаза. — Я ослеп, но не настолько, чтобы не видеть, что ты раздеваешься. Меня не смущает присутствие твоей мамы в квартире, но ты уверена, что готова открыться для неё с новой стороны?

— Моронский, — Соня слегка распахнула полы платья, — скажи, пожалуйста, что это ты один такой тупой, а не все ваше мужское племя! — Она коснулась замочка, слегка надавила на дужку и она открылась. Механизм у замочка, как у шариковой ручки. Никакого ключа и не требовалось. Нажал один раз — замок закрылся. Нажал второй — открылся.

Жаль под рукой не было телефона! Надо было бы запечатлеть его лицо! Не лицо, а эмодзи к вопросу «ДА КАК ТАК-ТО???»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Макс, наконец, зарыл рот.

Провёл ладонью по влажным волосам и поднялся.

Вырос над ней скалой, заняв все свободное пространство их маленькой ванной.

Вперился в неё своими темными глазами и на фоне воспалённых белков и слизистой, радужка показалась Соне темно-красной.

Как кровь.

Горло сдавило, как если бы он душил ее только одним этим взглядом!

Теперь она точно знала, что испытывают кролики перед удавами!

Но… Макс закрыл глаза, подвигал челюстью. Как-то странно или грустно усмехнулся уголком рта. Потом обхватил ее лицо ладонями. Сильно сжал, посмотрел на неё так, словно хотел запомнить, прежде, чем свернёт ей шею…

И вышел.

Сначала из ванной.

Потом и из квартиры…

Глава 39

Как известно, труд сделал человека из обезьяны, а офис его сделал из женщины.

Соня серьезно настроилась найти «настоящую» работу и завязать с расхолаживающим фрилансом. Сходить с ума дома в растянутых трениках, разговаривая с медведем, больше не было сил. Встречаться с потенциальными клиентами вне специально отведённых для этого мест стало небезопасно. И для Сони. И для клиентов.

Да и, в конце концов, захотелось движения, общения с себе подобными. Роста: карьерного и самооценки.

И просто хоть на пару часов в день меньше думать о Моронском и его Пороке.

Из пяти потенциальных работодателей трое ответили готовностью принять ее в штат. Соня выбрала самый финансово выгодный вариант и самый территориально неудобный. К тому же, ещё и самый пафосный.

Работать модном дизайн-бюро «Контемп» значило — соответствовать заданным там стандартам творческой андеграунд-богемы Садового кольца. И торчать в пробках по два часа в день. А Соня терпеть не могла соответствовать чему-либо, жертвуя при этом ещё и временем. «Надо будет накачать каких-нибудь модных аудиокниг, чтобы слушать по дороге на работу и домой». Чувствовала себя Соня среди этого бомонда, читающего «Улисс» в подлиннике, будто за всю свою жизнь не осилила даже Булгакова.

«И расчехлить некоторые мороновские наряды, из тех, что поприличнее, придётся. Чтобы не выглядеть замарашкой, среди завсегдатаев модных тусовок». Она убеждала себя, что исключительно высокая ставка разрешила ей закрыть на эти существенные недостатки глаза.

На самом деле… офис «Контемпа» находился в здании, напротив здания офиса Моронского.

Вот и всё.

Да, она искала с ним встречи. «Но подсознательно!» — так Соня решила, находя в этом оправдание выбору места работы.

Потому что… уже две недели он молчал.

И она, соотвественно, тоже.

Первым всегда звонит тот, кто виноват. А она не готова ещё признать, что… перегнула палку. И надо было ей ляпнуть про этот злосчастный замок! Может, если бы не её эта выходка, они бы поговорили, наконец, по-человечески.

Сколько раз Соня моргнула с той ночи, ровно столько она видела его образ. Мокрый, мрачный, с воспалёнными глазами. Смотрит с такой яростью и болью… И такой уязвлённый. Оголенный провод. Искрит.

Надо было просто питание ему перекрыть, взять осторожно и объяснить ему, что так нельзя.

С людьми. С ней. Ему.

А она ляпнула про замок! Дура!

Соня решилась на крайние допустимые способы обезболивания души: сабантуй у Корнеевой дома. Не было, конечно, никакой гарантии, что Нелька как-то убережёт Соню от необдуманных поступков. Но, во всяком случае, составит компанию ещё на один пустой июльский вечер. Может быть, вовремя заберёт у Сони телефон, если сама раньше не напьётся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Они сидели на Нелькиной кухне и трещали на языке, понятном только женщинам со сложностями в личной жизни. Ну, то есть, почти всем.

— Ну, подруга, как тебе первая рабочая неделя? — Корнеева плеснула мартини в бокалы себе и Соне. — Рассказывай, как коллектив, есть интересные мужчины?