1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных - Роберт Кершоу

«Как и следовало ожидать, начались дожди, что вызвало еще одну проблему — ставшие непроезжими дороги. К счастью, все это долго не продлится. И мы все тешим себя надеждой, что нам не выпадет участь оккупационных войск в России».

«Дороги, в европейском понимании, утонули в грязи, — отмечает граф майор фон Кильманзег. — Грязища по колено, в которой мгновенно увязает даже транспорт повышенной проходимости». Русские, более искушенные по части бездорожья, в отличие от немцев, не используют наезженную колею. 6-я танковая дивизия, получившая приказ обходить Москву с севера, почти на два дня увязла в грязи, когда начались дожди. «Дивизия растянулась почти на 300 километров, — продолжает Кильманзег, — в то время как нормой считаются 40 километров». Ситуацию на Восточном фронте лаконично оценил один солдат:

«Россия, отсюда приходят только дурные вести, и мы до сих пор ничего не знаем о тебе. А ты тем временем поглощаешь нас, растворяя в своих неприветливых вязких просторах».

Масштабы победы, одержанной вермахтом под Киевом в конце сентября, пробудили поутихший было всеобщий интерес к восточной кампании. И вновь в рейхе стали думать, не придется ли зимовать в России. Два города в этой стране привлекали максимум внимания. Ленинград, место, где появилась на свет большевистская идеология, как полагали, доживал последние дни. В письмах с фронта продолжали циркулировать упорные слухи о том, что и столица России Москва, дескать, уже избрана целью для немецких парашютистов, якобы высадившихся к востоку от нее. Москва считалась богатым трофеем, который мог ознаменовать достойное завершение этой изнурительной кампании. Киев назвали «Танненбергом Второй мировой войны», и теперь все внимание сосредоточилось на успехах группы армий «Центр».

«Осенняя гроза разразилась над большевиками!» — вопила «Фолькишер беобахтер» от 2 октября 1941 года. Далее следовал текст «обращения к нации», в котором фюрер заявил, что «враг уже сокрушен и ему никогда не подняться». Возникли новые слухи о том, что под Москвой началось новое грандиозное сражение и падение окруженной красной столицы неминуемо. Письма солдат с фронта полностью совпадали с линией Министерства пропаганды. Рядовой пехоты Алоис Майер в письме жене Кларе сообщал: «Ты наверняка слышала вчерашнее обращение фюрера (где он объявил о начале наступления). Здесь со всем будет покончено еще до зимы, — клятвенно заверял свою половину Майер. Правда, под конец своего послания Майер, по примеру других, все же не столь уж и категоричен: — Молюсь о том, чтобы все именно так и случилось и все мы уцелели».

Вечером 8 октября радиопрограммы германского радио прервал взволнованный голос диктора: «Сейчас будет передано важнейшее специальное сообщение». В подобных сообщениях, как правило, объявляли о событиях чрезвычайной важности — падении Варшавы, победе над Нидерландами, о заключении перемирия во Франции, падении Парижа или Белграда. Звучание фанфар предваряло вести о падении Крита, вступлении немецких войск в Афины, в Смоленск и победоносное завершение кровопролитного сражения под Киевом. Повсюду в рейхе люди застыли в напряженном ожидании у громкоговорителей. В кафе и ресторанах посетителей призвали соблюдать тишину, а официантов потерпеть с выполнением заказов. «Верховное командование вермахта сообщает: «Одержана решающая победа в сражениях на Восточном фронте!» В тот же день Адольф Гитлер в очередном «обращении к нации» заявил:

«Через несколько недель мы полностью овладеем тремя важнейшими промышленными районами. Мы взяли от 2 до 4 миллионов военнопленных, уничтожили или захватили 17 500 русских танков, свыше 21 600 артиллерийских орудий, сбили или уничтожили на земле 14 100 самолетов противника. До сих пор мир не знал подобных побед!»

Доктор Дитрих, руководитель германской прессы, сделал официальное заявление для печати и аккредитованных в Берлине представителей дипломатического корпуса. Тут же поползли слухи о скором падении Москвы, о том, что Сталин якобы выступил с предложением заключить мир и к Рождеству войска вернутся в Германию. Известен даже эпизод, когда одной домохозяйке не продали на почте бланки открыток на фронт, мотивируя это тем, что, мол, «они вам скоро вообще не понадобятся». В мясной лавке на Хаусфогтайплац начали без карточек продавать колбасу. В выпуске от 10 октября «Фолькишер беобахтер» горделиво заявляла: «Задачи наступления на Востоке полностью выполнены — враг разгромлен. Сталинские армии стерты с лица земли».

Отчеты СС об обстановке в рейхе сообщают о том, что немцы следили за «различными стадиями завершающего сражения с растущим напряжением». Заголовки газет кричали о том, что немецкие войска уже далеко за Вязьмой и Брянском, и это все очень напоминало прошлый, 1940 год. «Есть явные параллели между наступлением на Москву и на Париж в минувшем году, за которым вскоре последовало перемирие», — утверждали обозреватели. Пресса вселяла в немцев предвкушение великой победы. 14 октября одна домохозяйка писала мужу на фронт:

«Дорогой Фриц! Напишешь мне ответ, когда с Россией все прояснится окончательно… Как я обрадовалась, узнав, что в России, наконец, все заканчивается и что вы оба [включая и ее сына Германа] вернетесь домой живыми и здоровыми. Ах, дорогой Фриц, ты ведь всегда говорил, что эта война надолго не затянется. Тебе надо поскорее вернуться домой, а не то все хорошие должности порасхватают. Ты их вполне заслуживаешь, ты всегда понимал, ради чего ведется эта война…»

А Восточный фронт раскисал под осенними дождями. Естественный феномен, на котором и строил расчеты Сталин[56]. Один вконец расстроенный непогодой солдат писал домой:

«Мы с места сдвинуться не можем. Горючего нет, и неизвестно, когда его подвезут. Нам еще ехать и ехать, а дороги становятся все хуже. Снег растаял, грязи стало еще больше. Провиант тоже запаздывает, целыми днями сидим в этой трясине».

А пехотинец из 2-й армии вермахта сделал в дневнике такую запись: «С утра 10 октября пошел дождь, потом дождь со снегом. В этом ничего для нас хорошего — на дорогах грязь по колено, просто не верится, что вообще может быть столько грязи». Бездорожье сильнее всего ударило по артиллеристам. «Так называемая «трасса», по которой мы передвигаемся — не что иное, как болото чуть ли не в полметра глубиной, — жаловались артиллеристы из 260-й пехотной дивизии. — Все машины и тягачи садятся по самую ось, а лошади ползут по брюхо в грязи».

Прессе в родном рейхе приходилось туго, чтобы хоть как-то смягчить настроения разочарования. «Пробил решающий час: восточная кампания близится к завершению», — уверяла «Фолькишер беобахтер» от 10 октября 1941 года. На следующий день она же объявила: «Прорыв на Восточном фронте ширится!» Затем 12 октября газета порадовала читателей: «Разгром сил Советов практически завершен». Та же «Фолькишер беобахтер» от 13 октября 1941 года: «Поля сражений Вязьмы и Брянска в нашем глубоком тылу». Вскоре явно переусердствовавшей по части оптимизма прессе пришлось умерить восторги, и 14 октября газеты лишь деловито констатировали: «Переброска сил на Восточном фронте осуществляется согласно плану». А на следующий день ведущая газета рейха ограничилась еще одним суховатым комментарием: «Сражения на Восточном фронте проходят в соответствии с планом командования». Затем последовала пауза, а 16 октября «Фолькишер беобахтер» просто-напросто решила сменить пластинку: «В результате торпедной атаки на дно пущены 6 сухогрузов». Разумеется, это не осталось не замеченным для населения рейха, отметившего явную непоследовательность прессы.

На северных участках Восточного фронта заморозки начались уже в середине октября

Лейтенант Генрих Хаапе вспоминал о том, «как хлопья первого снега запорхали в воздухе» на 18-й день после того, как их полк покинул Бутово. «Глядя на эти первые хлопья, мы все думали об одном и том же. Вот и зима пришла. Ближе к вечеру температура упала, повалил снег, и вскоре все вокруг превратилось в белый, пушистый ковер, — вспоминает Хаапе, — мы смотрели на него и гадали, что будет дальше».

Возникли проблемы с теплой одеждой. Дело в том, что шинели имелись не у всех. В бою скатанная шинель только мешала, поэтому пехотинцы оставляли их в кузовах следовавших в обозе грузовиков. Теплых курток в целом хватало. Лейтенант Кох из 18-й танковой дивизии вспоминает, что незадолго до начала второй (ноябрьской) фазы наступления в рамках операции «Тайфун» командир их батальона распорядился оставить все шинели в обозе, который задержался в Орле. Им в этом смысле повезло больше других, — груз их батальона прибыл в целости и сохранности, однако личному составу запретили забирать шинели. Подчиненные лейтенанта Хаапе решили поступить по-другому. «Чтобы хоть как-то согреться, приходилось натягивать на себя все, что можно, и в таком виде спать». Если раньше, когда операция «Тайфун» забуксовала, еще оставалось время на мытье и смену белья, то теперь на ночлег приходилось останавливаться в домах, где было полным-полно вшей. Не было возможности ни помыться, ни сменить одежду. Лейтенант Хаппе поясняет: