Время освежающего дождя - Анна Антоновская

— Да будут положены мир и любовь между потомками Картлоса! — произнес Мухран-батони.

— Да будет земля грузин нераздельна! — ответил Джорджадзе.

— Да будет! — выкрикнули картлийцы и кахетинцы. Сближая горлышки кувшинов, Оманишвили и Эристави Ксанский благоговейно полили вином землю в ларце.

— Да скрепит кровью вино Алазанской долины братскую клятву!

— Да скрепит кровью вино Горийской долины братскую клятву!

— Да скрепит! — выкрикнули картлийцы и кахетинцы.

— Аминь! — заключил католикос.

Трижды ударил колокол Сиона. Первыми обнялись и облобызались Моурави и Андроникашвили. Азнауры, князья, купцы, амкары слились в общем ликовании.

— Вместе на бой! Вместе на пир! — кричал Квливидзе, сжимая в объятиях Сулханишвили.

Гремели горотото, гудели колокола тбилисских церквей.

После празднеств наступил последний день съезда. Уже прошло торговое совещание, уже скреплены подписью и печатью правителя и католикоса законы о постоянном войске, о высшем Совете, о малом Совете, о торговом Совете.

В высший Совет выбраны Георгий Саакадзе — главный, Мухран-батони, Зураб Эристави, Липарит, Цицишвили, царевич Вахтанг. От кахетинцев — Оманишвили, Андроникашвили, Джорджадзе и Мачабели. От церкви — митрополит Никифор и настоятель Трифилий.

В малый Совет азнауров: Даутбек Гогоришвили — главный, Квливидзе, Зумбулидзе. От кахетинцев — Сулханишвили, Таниашвили.

В торговый Совет: мелик Вардан Бебутов — главный, тбилисцы — Микадзе, Кобахидзе; от кахетинцев — Орагвелидзе, Якошвили. И амкары: уста-баши Гогиладзе и Сиуш Чинчаладзе.

Все дела каждый Совет решает в своем кругу, потом передает в высший Совет, куда посылает двух советников — будь то азнауры или купцы.

Все вырешенное высшим Советом утверждают правитель и католикос…

Тбилели благословил скрещенные шашки. Выборные поклялись действовать «на отраду и честь царств».

Впервые собирается высший Совет. Кахетинцы — Андроникашвили и Джорджадзе — встревожены сведениями, просачивающимися через теснины Упадари. Уже как равные требуют они ускорить отъезд посольства в Стамбул. Необходимо запугать шаха военным союзом с султаном.

Митрополит Никифор настойчиво напоминает о единоверной Русии. Свет, излучаемый крестом, освещает путь в Москву. Патриарх Филарет не одобрит дружбы с неверными турками.

Зураб Эристави дает волю неуемному гневу: а дружбу с давителем христиан шахом Аббасом не осуждает Филарет?!

Вспыхивает спор. Моурави молчит. Царевич Вахтанг за Русию. В единении веры сила против магометан. Его поддерживает Липарит. В Московию разумно отправить посольство. Просить в помощь войско с «огненным боем». Клятвенные заверения подтвердить кипами шелка. Мачабели растерянно озирается: он советует не брезгать и полумесяцем. Мирван Мухран-батони решительно против Никифора и Трифилия: не раз посылали в Русию, но все сводилось к щедрым посулам и требованию стать под высокую руку царя северных земель. Трифилий настаивает на своем: раньше тянулось смутное время, а сейчас усилилась Русия. Необходимо добиться спасительного союза. В Кремле московском с почетом встретят Георгия Саакадзе. Великий Моурави сумеет достичь всего.

Высший Совет большинством одобряет предложение Трифилия. Не сомневаются мдиванбеги, что Моурави искусством своего слова убедит царя Михаила в выгодности союза Русии с Грузией для совместного укрепления южного рубежа.

Саакадзе внимательно слушает: в доводах много разумного, но он хорошо знает шаха Аббаса:

— Если бы я верил в успех, не задумался бы. Но, высокочтимые мдиванбеги, у нас время горячее, нельзя охлаждать его далеким путешествием в неизвестность. Посольство в Русию отправим, но отправим и в Стамбул. Обсудите и наметьте послов… Времени на составление грамот, сбор караванов и приготовление даров для Русии и Турции достаточно. В трудный путь советую двинуться ранней весной.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Накаливалась земляная печь. В ней обжигали «карга зяги» — шелковый гипс. Затем вынимали обожженные глыбы и размалывали в порошок. В большие чаны выливали кислое молоко, смешивали с порошком и погружали в эту смесь шерстяную пряжу. Через некоторое время вынимали, просушивали и передавали опытным ткачихам.

Ослепительно белое сукно кроилось ностевками. Мелькали золотые позументы и кисти. Так изготовлялись башлыки для дружины «барсов». Блестели серебряные кисти и позументы для башлыков азнауров, начальников сотен.

На циновках, покрытых холстом, полукругом раскладывали равномерным слоем отливающую вороньим крылом черную шерсть. Поверх первого слоя накладывали второй, состоящий из отборных косиц, густо обрызгивали водой, свертывали в трубу вместе с циновкой и, под песню, уваливали до уплотнения.

Просушив хорошенько бурку, расчесывали косицы шерсти щеткой из стеблей дикого льна, опаливали шерстинки изнанки на легком огне и передавали нашивальщицам для отделки оранжевыми галунами и ремнями.

Сто бурок, выстроенных в ряд, походили на черные скалистые горы, и белые конусы башлыков из них казались сторожевыми башнями на вершинах. Они ждали сотню Автандила Саакадзе.

Эти бурки и башлыки, вместе с одеждой из тонкого сукна, Саакадзе приказал изготовить спешно. Автандил терялся в догадках: зачем отец так блестяще вырядил его сотню?

Снова кипит неугомонное Носте. Валяют войлоки для подседельников. Шьют из шерсти войсковые чувалы для хранения зерна. Изготовляют из шерстяных остатков веревки для вьюков и подпруги. Складывают по сотням мафраши и хурджини. Сшивают летние, из холста, и зимние, из войлока, шатры.

Не задерживает ностевцев и воскресный день. Забыв об отдыхе, они пригоняют шатры и словно приглушают колокольный звон бодрящей трехголосной песней. На южной стороне площади, не затененной ореховыми деревьями, натягивают полотнища, крепят веревки. А песня ширится, круто взлетает, где-то запутывается в облаках и оттуда, будто звонким дождем, падает на суровые отроги.

Песня бурю подковала,«Барсы» оседлали бурю,Арало, ари, арало!Запевай, струя Ностури!

Ветер — песня над долиной,Оживит и пень и камень,След стрелы оставит длинныйНад седыми облаками.

Сабель звон в напеве звонком,Песня в плен сердца забрала.Нет, не станет барс ягненком.Арало, ари, арало!

И совой беркут не станет,Так уж, видно, мир устроен:Крот в норе, а витязь в стане,Черт в аду, а в битве воин.

Чем сильней удар десницы,Тем и песни жарче пламя.Пню пусть дерево приснится,Пусть скалу увидит камень.

На коней шатры, хурджини!Сталь к руке! К лицу забрало!Взвейся, песня о дружине!Арало, ари, арало!

В самый разгар пригонки шатров прискакали из Лихи молодые лиховцы. Не задерживаясь, они напрямик отправились к церкви, щедрым огнем свечей осветили лики святых и лишь потом вышли к шатрам. Их встретили вежливо, но холодно.

Не на шутку перепуганные лиховцы готовы на все, только бы завязать дружбу с Носте. А на что им дружба ностевцев? Как на что! А где может быть спокойнее, чем под шатром Моурави? Высмотреть невест, породниться с не знающими страха, тем стать ближе к всесильному и притом не очень-то развязывать кисет. Но как подступиться к ностевцам?

Кругом снуют конные. Подводят буйволов к ярму. Суетятся деды. Скрипят колеса. Волокут какие-то вьюки. И даже девушки не замечают опешивших лиховцев.

Снаряжение для ностевской дружины грузится под окрики деда Димитрия на арбы. Вот они уже сползли с откоса на старогорийскую дорогу и вереницей направляются в Мцхета. На передней арбе, опершись на бурдючок, радостно щурится на солнце дед Димитрия. А на последней, лихо сдвинув на белую макушку войлочную шапчонку, под скрип колес напевает урмули прадед Матарса.

По дорогам Средней Картли из царских и княжеских деревень медленно двигаются такие же вереницы с запасом для «обязанных перед родиной».

А там, в Метехском замке, Георгий Саакадзе совещается с высшими мдиванбегами. Во все стороны несутся гонцы с указами Моурави, скрепленными Советом.

В пустующие пограничные башни стекаются охранительные отряды. Вымериваются пустыри в Алазанской долине. Раздается земля возвращенцам. Из Верхней Картли на плотах прибывают оружие, утварь, семена.

Из Метехи мчится Саакадзе домой. Большой двор переполнен людьми. Одни просят совета, другие излагают жалобу или просьбу. Всех выслушивает Моурави: ни один не должен уйти недовольным.

В зале приветствий с утра до темноты толпятся мелкопоместные князья, азнауры. Отдельно держатся купцы, амкары. У всех неотложное дело, у всех страх опоздать. И никто не удивляется, — почему спешат, куда торопятся? Скорей! Скорей! Враг должен разбиться о могущество царства!