Долина кукол - Жаклин Сьюзан

– Ну-ка успокойся. Вы поссорились, что ли?

– Не совсем. Вышла размолвка – но я не думала, что он воспримет все настолько серьезно.

– Я тоже завтра возвращаюсь, – сказал ей Генри. – Если только не испортится погода. У меня билет на самолет, который вылетает в четыре часа дня. Успокойся. Не может же Лайон бросить все и сбежать от нас. Наверняка он явится в понедельник c каким-нибудь убедительным объяснением. Может быть, тебе в выходные никуда не ехать, отдохнуть там?

– Отдохнуть! Да я только и мечтаю поскорей вырваться отсюда!

Вернувшись в Нью-Йорк, она нашла у себя в номере письмо Лайона:

Дорогая Энн!

Спасибо, что дала мне время подумать. Точнее сказать, пять часов на размышление. Путь был довольно долгим, и у меня было достаточно времени все хорошенько обдумать. Если я решил писать, мне остается только одно – писать. До сих пор я все время искал оправданий: то мне надо работать у Генри, то вдруг приглянулся твой дом – идеальная обстановка для работы. Мне хотелось все разложить по полочкам, оформить всю жизнь так, чтобы мне оставалось только сесть и начать писать. Но кто я, черт возьми, такой? Махровый эгоист, требующий от тебя полного самопожертвования, словно ты – одна из тех скромных, готовых на жертвы писательских жен, о которых столько говорят. Мне кажется, я зашел в тупик. Я ведь уже не тот энергичный Лайон Берк, которого когда-то встретил Генри, – и в то же время я и не писатель, целиком посвятивший себя своему ремеслу. Я ни то ни се: полуписатель, полуимпресарио, откладывающий уход от Генри до того момента, пока моя литературная деятельность не станет приносить деньги; откладывающий женитьбу из-за того, что не могу быть настоящим мужем; откладывающий сочинительство из-за невозможности ухода от Генри. До сих пор я разрывался на части, делил себя между тобой, Генри и литературой. Совершенно ясно, что принадлежать всем троим одновременно я не могу. А раз так, то я обязан вычеркнуть себя из жизни двух самых близких мне людей. Почти то же самое я написал и Генри. Джордж Беллоуз – хороший парень, он вполне может меня заменить. И тебя, моя любимая, в этом удивительном Нью-Йорке, который ты так любишь, ждет где-нибудь хороший человек. Ты обязательно встретишь его.

Я говорил тебе, что у меня есть немного денег. И еще большой холодный дом на севере Англии. Он принадлежит моим родственникам, но в нем никто не живет. Я займу там пару комнат, и мне вполне хватит нескольких фунтов на прожитье. И буду писать, писать до посинения. Зимой там день короткий. Лоренсвиль по сравнению c теми местами – просто тропики. Зато мне никто не будет мешать.

Дорогая Энн, я оставляю тебе ключи от своей квартиры. Это единственное, что я могу для тебя сделать. Теперь, когда Дженнифер вышла замуж, ты осталась одна, а квартиру найти трудно. К тому же эту квартиру вместе c мебелью я получил благодаря тебе. Так что будет только справедливо, если она к тебе вернется. Справедливо, и не более того. Твой роскошный подарок – машинку – я забираю. Квартиру же, со всем прочим, если она тебе по нраву, забирай. И не жди меня понапрасну. Предупреждаю тебя честно: я женюсь на первой же встречной толстушке-англичанке, которая согласится готовить и ухаживать за мной. И спустя годы, если у меня действительно получится книжка, хоть наполовину сносная, мы оба сможем сказать: «Ну что ж, по крайней мере, хоть в это он вложил всю душу».

Я любил тебя, Энн. Но ты слишком прекрасна, чтобы довольствоваться столь малой частью заурядного человека, который хотел быть и тем, и другим, и третьим одновременно. Поэтому я буду писать – так я, по крайней мере, не принесу вреда никому, кроме себя самого.

Спасибо тебе за самый прекрасный год в моей жизни.

Лайон

Дженнифер

Май, 1947 год

Дженнифер сидела под тентом возле бассейна. Она перечитывала письмо Энн. Судя по всему, настроение у Энн было неплохое – это было первое письмо, в котором никак не упоминался Лайон. Может быть, она наконец успокоилась. Вот только как же она может после всего жить в его квартире? Неужели она все еще надеется, что он когда-нибудь вернется? Это после пяти месяцев молчания? Подумать только, за все это время он ни словом не дал о себе знать! Вот так – живешь c человеком, а что у него на уме, не знаешь. Взять хотя бы ее и Тони! На всех фотографиях они выглядят такими счастливыми – ну прямо образцовая голливудская чета.

Под тент стали проникать солнечные лучи, и она, протянув руку, спустила его пониже. Закон жизни: если у тебя от солнца крапивница, непременно будешь жить в Калифорнии. Она сердито посмотрела на пылающий оранжевый шар. Уж он-то никуда не денется. Это единственное, что тебе гарантировано в Калифорнии. Бывает иногда по утрам легкий туман, но уж будьте уверены, этот желтый шарик не заставит себя ждать. Вылезет поначалу вроде бы застенчиво, а потом, словно раздуваясь, начнет пылать, пожирая туман и облака, и наконец вылупится в гордом одиночестве на небе, светло-голубом, как на китайских миниатюрах.

Она вздохнула. Они приехали сюда в январе, и до сих пор погода стояла как в середине