Дневник Елены Булгаковой - Елена Булгакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня Миша продиктовал девятую картину — у Николая II — начерно.
Миша решил назвать пьесу «Батум».
23 июля.Перебелил девятую картину. Очень удачна. Потом поехали с Калишьяном в Пестово.
Мне там не понравилось — очень унылый пейзаж, напоминает ленинградские острова в худшем издании. Комары. Вечером — очень холодно из-за массы воды. Мхатчики приклеились к Мише, ходили за ним, как тени.
Калишьян хочет 27-го устроить читку пьесы на партийном собрании.
24 июля.Пьеса закончена! Проделана была совершенно невероятная работа — за 10 дней он написал девятую картину и вычистил, отредактировал всю пьесу — со значительными изменениями.
Вечером приехал Калишьян, и Миша передал ему три готовых экземпляра.
26 июля.Звонил Калишьян, сказал, что он прочитал пьесу в ее теперешнем виде и она очень ему понравилась. Напомнил о читке 27-го.
27 июля.Утром позвонил некий Борщаговский из Киевского украинского театра — о пьесе, конечно. Ему говорили о ней в Комитете.
В четыре часа гроза.
Калишьян прислал машину за нами.
В Театре в новом репетиционном помещении — райком, театральные партийцы и несколько актеров: Станицын, Соснин, Зуева, Калужский, молодые актеры, Свободин, Ольга, еще кое-кто.
Слушали замечательно, после чтения очень долго, стоя, аплодировали. Потом высказыванья. Все очень хорошо. Калишьян в последней речи сказал, что Театр должен ее поставить к 21 декабря.
28 июля.Вечером у нас Леонтьевы (без Якова, который в Барвихе), а потом позвонили и пришли оба Эрдмана.
29 июля.Ездили купаться в Серебряный Бор. На обратном пути — гроза.
1 августа.Звонил Калишьян, что пьеса Комитету в окончательной редакции — очень понравилась и что они послали ее наверх.
Вечером придет к нам Виленкин.
3 августа.Звонил инспектор по репертуару некий Лобачев — нельзя ли прочитать пьесу о Сталине, периферийные театры хотят ее ставить к 21 декабря.
5 августа.Разговор по телефону с Калишьяном: Миша неожиданно обнаружил в договоре пункт, по которому автор не имеет права передавать пьесы ни в один театр до постановки в МХАТе. А когда она будет?! Это же кабала! Калишьян, конечно, защищал право МХАТа на этот пункт. Придется говорить об этом в Комитете.
Сегодня приезжает Немирович. Калишьян намекал в разговоре на то, чтобы М. А. поехал встречать, но, конечно, М. А. не поедет.
Вечером.Днем звонил Яков Л., звал нас приехать к нему в Барвиху завтра. Мише ехать не хочется. Вряд ли поедем.
Позвонил и пришел Николай, а с ним Борис Эрдман. У Николая — удручающее известие — отказано в возможности жить в Москве.
Звонил Виленкин — очень мил.
6 августа.Целый день у нас провели Николай Эрдман с женой и Оля. Разговоры пустые. Оля явно пришла говорить о пьесе и очень была обозлена присутствием чужих людей.
В «Известиях» статья Сахновского «Год без Станиславского» — сплошная брехня.
7 августа.Утром поехала во Всероскомдрам получать деньги на поездку.
Потом приехал из Архангельского Женичка. Уговорились, что он будет наезжать сюда для ревизии — нет ли чего делового в письмах, телеграммах.
Звонок Судакова — страшный вой. Как получить пьесу, чтобы дублировать ее. МХАТ не смеет только себе забирать! Вся страна должна играть! И все в таком роде. А под всем этим — готов себе локоть укусить, что упустил пьесу тогда весной.
Я посоветовала обратиться в Комитет.
Вечером явилась после своего выходного дня Аграфена Тимофеевна — в слезах. У нее умерла внучка. Отпустила ее на похороны до 9-го вечера.
Позвонили к Калишьяну — насчет поездки — железнодорожных билетов, гостиницы. Условились, что завтра пойдем к нему в Театр.
Рассказывал, что Немировичу пьеса понравилась, что он звонил в Секретариат, по-видимому, Сталина, узнать о пьесе, ему ответили, что пьеса еще не возвращалась.
Вечером Миша пошел за Сергеем Топлениновым, привел его — сидят играют в шахматы.
Звонил Борис — режиссер киевский Вильнер просит дать ему возможность познакомиться с пьесой.
8 августа.Утром, проснувшись, Миша сказал, что, пораздумав во время бессонной ночи, пришел к выводу — ехать сейчас в Батум не надо. С этим я позвонила к Калишьяну. Условились, что он, по приезде из Комитета, позвонит и пришлет за нами машину.
В это время позвонила Ольга от Немировича. 1) Вл. Ив. хочет повидаться с М. А. по поводу пьесы. 2) Театр посылает в Тифлис — Батум бригаду для работы подготовительной к этой пьесе. Думал ее возглавить сам Немирович, но его отговорили Сахновский и Ольга. Тогда Сахновский выставил свою кандидатуру, но так как он должен сейчас же сесть за работу над пьесой (он — режиссер, у него бригада — два помрежа и Лесли и Раевский, а художественное руководство — Немировича), то его тоже отставили, и Немирович сказал — самое идеальное, если поедет Мих. Аф.
Калишьян прислал машину, и мы поехали к нему. Сначала он один. Потом там же — Сахновский и Ольга. Договорились, что М. А. едет во главе бригады, выяснили, что ему надо будет в Тифлисе и Батуме (едут художники Дмитриев и Гремиславский, Виленкин и Лесли).
Потом разговор с Калишьяном о договоре. Он убеждал, что до постановки пьесы в МХАТе она нигде идти не может и не должна. Отсюда — и пункт. Меня он убедил. В договоре вписал — срок постановки в МХАТе не позднее 15 марта 1940 г.
Ольга мне сказала мнение Немировича о пьесе: обаятельная, умная пьеса. Виртуозное знание сцены. С предельным обаянием сделан герой. Потрясающий драматург.
Не знаю, сколько здесь правды, сколько вранья.
9 августа.Утром письмо от Гриши — конечно, больше всего о пьесе.
В двенадцать часов проводила Мишу к Немировичу, сама вернулась домой.
К обеду Миша вернулся, рассказал подробно свидание. Прекрасная квартира, цветы на балконах, Немирович в цветной жакетке-пижаме, в веселеньких брюках, помолодевший. Сахновский, Ольга.
— У вас все очень хорошо. Только вот первая картина не так сделана. Надо будет ее на четырех поворотах сделать.
После Мишиных слов и показа его, как говорит ректор: а впрочем, может быть, и на одном повороте.
— Самая сильная картина — демонстрация. Только вот рота… (тут следует длинный разговор, что делать с ротой).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
