Поцелуй Однажды: Глава Мафии - Ольга Манилова

— Угу, иди ближе ко мне.

Когда они поднимаются на ноги, то покрывало и винтовку Рома перетягивает за дерево неподалеку. Звонок поступает на его телефон за минуту, как к джипу подъезжает минивен.

Кира уже получила от него инструкции и стоит за деревом.

Находиться тут, не выглядывать, проверять телефон, не терять выданный гео-мачок, никуда не вмешиваться, даже если Карелина подстрелят или убьют. Если что, за ней приедет Тимур, в случае смерти и зама Карелина.

На последних указаниях нотации у Киры реально сдают нервы. Она даже шевельнутся не может, не то чтобы говорить.

— Не вешай нос, почти все закончилось. Нас обоих с Кулаком убрать будет невозможно.

Это совсем не то, как это оценивал Кирилл. И Карелин не может знать наверняка, что их там всех ждет. Он просто успокаивает ее.

Он целует ее в шею на прощание. И всовывает в ее уже замерзшие без его прикосновений ладони перчатки, вынутые из кармана.

— Рома, — только и выдавливает она.

Он идет в совершенно иную сторону, обратную их подъему. Только потом она понимает: он специально обошел пик посадки, чтобы выйти на улицу не с той стороны, где находится Кира.

Понимает, потому что все-таки осторожно выглядывает, почти полностью опустившись на морозную землю.

Труп Кирилла уже видимо вынули. Раздетый Лешей копошится возле багажника. Он экспрессивно жестикулирует, когда видит приближающегося Карелина. Здоровенный незнакомый мужик садится за руль джипа.

После того, как они отъезжают, — минут пятнадцать где-то, — ожидание оборачивается испытанием. Она уже ждала его когда-то, но тогда он не пришел.

Долго ждала, часы считала, как и сейчас.

Только в этой раз… вернется за ней или нет, не так важно. Только бы остался живым.

Глава 43 КАРЕЛИН

Напоследок он проверяет украдкой, что именно просматривается на возвышенности посадки снизу. Удовлетворившись видами одних лишь голых зарослей, Карелин берет у Лешея ствол и хлопает по спинке переднего сиденья.

— Предусмотрительный ты, конечно, зам.

— А то, — едва не хрюкает Лешей. — На абордаж идем! Я говорил? Я говорил тебе, что этот баран нечистый.

Уже раза четыре за последние пять минут.

Надо слушать больше Лешея, он знает. Но проблема, что если бы Рома действительно следовал его рекомендациям, то они бы с Кирой жили в пирамиде. Та, которая в Египте.

— Что там дальше было вчера, Кулак вообще дееспособный?

— Дееспособный-дееспособный. Как ты, например. Ты ж нормальный. Ну и обороты у тебя, Ром. Ты случаем в органах не служишь?

Кое-кто сейчас от радости лопнет, что идет кого-то взрывать и укокошить.

Лешей гогочет над собственный шуткой еще часть дороги.

На перекрестке они все меняются местами, пересаживаясь в другие тачки.

Кулак выпригивает из Куллинана быстро и четко. Только лицо у него искажено недосыпом до того, что можно и не признать. На улице почти минусовая температура, а его короткие черные волосы мокрые. Как всегда, без водителя и охраны.

— Что там, внутри они?

У Василия, естественно, чешутся руки. Вчера днем на встрече Карелин думал, что тот на правительственный квартал пойдет набегом уже вечером. Больше всего на свете Кулак ненавидит чувствовать себя дураком.

А Сарковский и отец Карелина использовали его в темную.

Не так страшно, что покусились на потоки и хотели сдвинуть. Дело конкуренции, бытовуха для динозавров.

А порешать Карелина его руками, да и еще обвести вокруг пальца столичного короля, чтобы сетовал на Бруса — это сделать себя пожизненным врагом Кулакова.

— Серов на крыше позагорал. Говорит, Сарковский точно там.

На упоминании фамилии наемника тот кривится.

— Ну так чего мы ждем, девочки, — частит хрипами Кулак. — Надо с фейерверками и авиа шоу, запомнят, суки.

Большинство тачек во внутреннем дворе складского комплекса бахают взрывами, перед тем как кулаковские и карелинские заходят с двух сторон.

Кулак и Брус долго не ждут, заезжают через минуты четыре.

Аншлаг в двухэтажном здании возле дальнего склада. Здесь и мебель приличная, бухло, плазмы понатыканы везде.

Их пацаны положили слишком много первых попавшихся на глаза. Остальные добровольно отчаливают под руководством зама Кулака. Молодняк какой-то тотальный. Блядь, они что с нуля шайку создавали. Как в голову пришло, так и пошло?

Карелин равнодушно молчит, когда столичный король убивает Сарковского на пятой реплике разговора.

Кулак разозлился пуще прежнего — когда понял, что Сан Сергеевич и Брус ни в чем не соврали.

Плохо это. Много трупов — всегда плохо, а депутат — совсем худо. Брус и столичный выплывут после этого, только потому что объединились.

И только если Кулак его потом не подставит.

Но сейчас Романа заботит совсем другое. Его отца нигде не видно на горизонте, и зам бы первым делом притащил бы мэра. Серова же он не просил высматривать мерзавца.

Челюсти немного расходятся, не то чтобы расслабленно. Просто голова меньше трещит.

Он еще не знает, как бы поступил.

Тот его на верную смерть отправлял, в результате своих паучьих планов, и видать ничего… не дрогнуло.

И готов был сам с криминалом договориться — с Кулаком в будущем, — а сынок, значит, чудовище.

Раньше пустота в груди позвякивала да постукивала бы клыками, а теперь Карелин просто хочет домой. У него, может быть, есть семья. В сохранной квартире или нет, или может другую квартиру она захочет купить, или в поселок этот ее заповедный, да хоть под деревом в посадке — куда угодно, где есть Кира.

— // —

Он стреляет сигарету у незнакомых пацанов, наверно, кулаковских, и затягивается сразу дважды.

Хлебнул водки из бутылки, стоявшей еле початой на столе, недалеко от трупа Сарковского.

Будет топать до Киры пешком. Вообще вызовет вертолет на хуй куда-то поблизости, — теперь-то точно безопасно, — но надо искать машину сначала. Учитывая, как все пакуются, ему останется только джип с мозгами Кирилла на стекле. А это совсем не то, чем он хотел бы ее впечатлять.

Насмотрелась на его реальность сегодня вдоль и поперек. Сбегать вроде не собирается, и про женитьбу нормально говорила.

Какая бы боевая не казалась, ранимая и хрупкая внутри, как перышко. Он знает, что много говорит — самому стыдно от того, что словами иногда вываливает кипятком на нее — но, видит бог, это он еще включает фильтр.

Блядь, он привел ее в дом, а там был