Ее крестовый поход - Аннетт Мотли

У Иден словно камень с души упал. Если женщина француженка, все, без сомнения, будет хорошо. Ничего не утаивая, она поспешно рассказала о своем доме, затем историю своего поиска и пленения, подчеркнув свою близость к Беренгарии.

— А сейчас, — церемонно закончила она, — когда я поведала вам о себе, леди… не соизволите ли вы сделать то же самое?

Серповидные брови приподнялись в легком удивлении. Камаль допустил оплошность.

— Меня зовут Аль-Хатун… Госпожа Луны, — объявила она с утонченной гордостью. — Мне выпала честь быть главной наложницей могучего султана Юсуфа Ибн Аюба, Салах-эд-Дина. В его отсутствие я правлю этим дворцом. И я мать его первого сына, эмира Аль-Афдала.

Наложница Саладина! И столь горделивая! Да и Камаль, командир вооруженного отряда, распростерся перед ней ниц! Ясно, что подобная сожительница не чета банным наложницам императора Кипра. Иден подумала о Прекрасной Розамунде, любовнице последнего короля Генри, которую, как гласила молва, отравила Элеонора в своем загородном замке в Вудстоке. Но та была лишь слабым, несчастным, бессловесным созданием… тогда как эта увенчана сиянием своего могущества.

— Отчего меня доставили к вам? — спросила она, сохраняя любезный тон, но уже с ноткой признания равенства меж ними.

Аль-Хатун просияла довольной улыбкой. Губы ее, полные и прекрасно очерченные, выкрашены были в темно-малиновый цвет.

— Оттого что Камалю была известна моя нужда в рабыне из франков, — сказала она с добродушной снисходительностью.

— Рабыня? — непроизвольно выкрикнула Иден. — Нет!

— Ваши обязанности будут необременительны, — продолжала наложница султана, словно не услышав восклицания Иден. — Это весьма кстати, что вы знатного рода и занимаете высокое положение. Именно это я и желала видеть в женщине, коей предстоит обучать моего младшего сына, Эль-Кадила, вашему языку и обычаям. Мой господин Юсуф желает, чтобы мусульмане и христиане лучше понимали друг друга на земле, оказавшейся в их совместном владении. Только так сможем мы положить конец нашим раздорам.

Иден, сраженная этим откровением, позабыла о себе.

— Вы способны говорить так, — задумчиво молвила она, — после того, что случилось в Акре? И не желаете, в отмщение, смерти каждому франку в пределах Сирии?

Аль-Хатун глубоко вздохнула, взгляд ее блуждал где-то далеко.

— Я думаю то же, что и мой господин Юсуф… об этом деле, равно как и обо всех других, — мягко ответила она, и гордость в ее голосе сменилась грустью. — В истории нашей земли было слишком много кровавых страниц. И я знаю, как, верно, и вы, что не вся пролитая кровь была кровью ислама.

Иден не могла решить, чувствовать ли ей восхищение или осуждать подобное заключение. Она попробовала вообразить Ричарда Плантагенета, говорящего так, если бы Саладин умертвил три тысячи английских пленных.

— Я благодарю за честь, которую вы мне оказываете, желая доверить своего сына, — произнесла она, в душе сопровождая молитвой каждое слово, — однако я вынуждена просить вас… во имя вашей любви и преданности султану… предоставить мне свободу продолжить мое путешествие. Мой долг зовет меня к мужу, которого султан обещал освободить… и доселе не освободил. Даже среди христиан известно, что Саладин не нарушает данного слова. Ведь вы не помешаете ему сдержать клятву?

Аль-Хатун улыбнулась своей безмятежной улыбкой. Она бросила подушку к ногам Иден и предложила ей сесть.

Иден предпочла бы отказаться, чувствуя, что церемонное обхождение с высоты ее полного роста дает ей легкое преимущество во время этого любезного поединка. Но ей не хотелось показаться невежливой, и она опустилась на пол, стараясь держать спину как можно прямее.

— Если султан обещал, ваш господин будет освобожден, — заверил ее хрипловатый голос. — Если он еще жив.

— Но как я узнаю об этом, если теперь я пленница в Дамаске? — вырвался у Иден отчаянный крик.

Овальная маска осталась невозмутимой.

— Вы не узнаете. Впрочем, возможно, если я буду довольна вами, со временем это станет известно. У меня много возможностей узнавать необходимое.

Отчаяние росло. Оставалось только умолять.

— Вы же женщина… любящая и любимая. Неужели в вашем сердце не найдется участия к себе подобной? я не могу, я не должна здесь оставаться!

Аль-Хатун наклонилась к ней поближе, тяжелые зачерненные веки опустились.

— Неужели вы так любите своего мужа?

Иден не почувствовала подвоха. Она покраснела и пробормотала:

— Госпожа… я не видела его уже два долгих года.

Ясно было, что не этот ответ ей следовало дать. Почему она не сказала простое и сердечное «да»? Но было уже слишком поздно.

— Тогда вы без особого труда сможете подождать еще немного, — сказала Аль-Хатун с мягкой улыбкой. — Возможно, я сумею устроить, чтобы сюда доставили вашего господина. Здесь, в Дамаске, вы смогли бы начать новую жизнь… если бы в один прекрасный день захотели это сделать.

— Я не хочу этого! И никогда не захочу! — закричала Иден, потеряв самообладание. — У меня лишь одно желание — покинуть Дамаск. Отправиться домой вместе со Стефаном в наше владение в Англии. Разве вы не можете это понять?

— Я очень хорошо понимаю. — Голос был холодным. — Но для меня все это не важно. Вы останетесь здесь и будете учить моего сына. Я не даю вам выбора.

Иден поняла, что проиграла. Мысли метались в ее голове, подобно испуганным птичкам, пойманным в каменный мешок.

— Хорошо, — устало произнесла она, покорно склоняя голову.

Сопротивление, как она уже знала, наверняка приведет к тому, что она окажется взаперти, и уж тогда-то ей никогда не удастся покинуть Дамаск. Если же она сделает вид, что смирилась, и станет добросовестно исполнять порученное дело, ей, возможно, будет предоставлена некоторая свобода. Ведь даже рабу время от времени разрешается покидать дворец. И когда наступит такой день, она сбежит. Конечно, может статься, что будет уже поздно искать Стефана, но лучше выбрать этот путь, чем вместе закончить свои дни в прекрасном и чужом Дамаске, вдалеке от нескольких акров собственной земли.

— Будет так, как вы велите, — печально сказала она Аль-Хатун. — Я стану учить вашего сына со всем усердием, на которое способна.

Она дала обет, что и сама будет прилежно учиться арабскому языку. Она ненавидела свою беспомощность, которую теперь испытывала.

— И еще одно, — сказала Аль-Хатун, подводя итог. — Вам тоже нужно кое-что узнать… о вере ислама. Мой долг позаботиться о вашем обращении. Во дворце Саладина не может жить христианка.