На тебе греха не будет... - Татьяна Голубева

Из подъезда вышла молодая женщина, та самая… его жена. И тут же вернулась обратно — похоже, что-то забыла. Илона вскочила и шагнула к подъезду. Наконец-то.. . Сейчас она все расскажет этой милой даме, все объяснит… Не может быть, чтобы ее не простили, конечно же и Антон, и его жена простят ее, они поймут, что Илона поступила так просто от огромной любви, от безысходности, от отчаяния… Она совсем не хотела никому зла, она просто боролась за свое счастье, простое бабье счастье… Ну где же ты, милая, куда запропастилась?

Но вот снова открылась тяжелая дверь — и Илона бросилась к женщине, на ходу громко и торопливо говоря:

— Извините, постойте минутку, мне нужно вам объяснить… Я сейчас все объясню, вы только подождите… Я не хотела, просто так уж вышло, вы должны понять…

Женщина замерла, так и не перешагнув порога, и с недоумением смотрела на бегущую к ней незнакомку. А Илона, споткнувшись на ходу и едва не налетев на жену Раменского, продолжала кричать:

— Я этого не хотела, вы поймите, я объясню, вы должны простить…

В этот миг что-то сильно ударило ее в спину, она пошатнулась и, падая на испуганно вскрикнувшую женщину, увидела вдруг тот самый нежный золотистый свет, что уже манил ее к себе однажды. И радостно устремилась к нему.

Эпилог

Сначала Карпов вздрагивал при каждом шорохе, думая, что вот и девочка его вернулась… Но прошла неделя, другая, месяц, и он привык к мысли, что Илона ушла от него навсегда. Однако он никак не мог понять, зачем ей было уходить тайком, неужели же он стал бы ее удерживать, мешать ей устроить свою жизнь, скандалить? И почему вещички свои не взяла? Как же это она — в одной курточке да легоньких брючках, а шубка, а платьица? Да что говорить, полный шкаф красивых нарядов бросила, с чего бы это?

Карпов только к концу второй недели решился заглянуть в кухонный тайник милой девочки. Он построил подходящее к случаю сооружение, чтобы достать все, что лежит на кухонном шкафу, если там что-то лежит, конечно. Придвинул к шкафу стол, возле стола поставил самый крепкий табурет, долго и осторожно примеривался, как ему взобраться на все это… Боялся очень, что упадет, а уж тогда с его-то спиной вряд ли вообще поднимется. Но все-таки набрался храбрости и на стол влез, загодя положив на верхнюю полку шкафа шумовку — доставать то, что закатилось к самой стенке, уж туда ему даже со стола не дотянуться, руки у него не такие длинные да проворные…

Когда Алексей Алексеевич снял со шкафа все, что там лежало, он расстроился окончательно и бесповоротно. Уход Илоны казался ему теперь и вовсе необъяснимым. Как это она все тут забыла, куда так унеслась сломя голову? Тут же целый клад! Самый настоящий клад, вот уж устроила его девочка захоронку! Наверное, и сама забыла, что прятала. И денег на кухонном шкафу нашлась целая куча, аж четыре с лишним тысячи рублей, и какие-то серьги и колечки в коробочках, похоже, что золотые… Хотя откуда бы им взяться? Впрочем, может быть, тоже подруга подарила, а с другой стороны, сейчас такие цацки делают, что и не отличишь от золота, вон, в любой киоск загляни, все так и сверкает… И духи там оказались, и всякие женские мелочи… Ничего с собой не взяла… Куда умчалась, зачем?.. Ну он все это сохранит, конечно, ему чужого не нужно, пускай лежит, как лежало, только деньги он возьмет, жить-то надо на что-то, пить-есть, курево покупать… А этого ему надолго хватит…

Надолго денег не хватило, потому что, горюя о своей девочке, ударился Карпов в долгий и тяжкий запой, а когда очнулся после многодневной пьянки, ни копейки в своих карманах не обнаружил. Но он не стал об этом жалеть. Чего уж тут… Деньги — они как вода, текут между пальцами, все равно не удержишь. Да и незачем их удерживать, богатым ему все равно не стать.

И жизнь Карпова вернулась в прежнее русло, только теперь стало еще тоскливее, чем прежде, дни тянулись унылые, наполненные воспоминаниями…

— Ну что я ей плохого сделал? Уж так о ней заботился — и стирал, и покушать всегда готовил, — бормотал Алексей Алексеевич, бесцельно бродя по квартире, и горькая обида слышалась в его скрипучем голосе. — И зачем так уходить? Могла бы и сказать хоть словечко, нет, молча сбежала, как будто вор какой… Нет, не понимаю я этого, не понимаю…

Так прошла зима, и вот уже понемногу стало пригревать мартовское солнышко, дни стали длинными, а ночи короткими, и Алексей Алексеевич тосковал все сильнее и сильнее…

Карпов тащился по бульвару, то и дело присаживаясь отдохнуть то на одну скамейку, то на другую. Бутылок сегодня — хоть завались, удачный день… И зима кончается, вот и хорошо, пережил холода, а теперь-то чего, лето скоро… И не мерз он этой зимой, девочкины свитерки носил, теплые, пушистые… Ну, заносил, конечно, а были-то совсем новенькие… И курточку ее зимнюю носил, в которой она с почтой ходила, курточка старенькая, но уж так хороша! И не продувает ее, и не промокает она… А девочка-то, если вернется, авось не рассердится, поймет ведь, что ему тоже теплая одежда нужна… Вот только спина болит с каждым днем все сильнее, и ноги почти не слушаются… «И куда же ты пропала, девочка, вернулась бы, что ли… Конечно, зачем тебе старый инвалид, тебе молодой мужик нужен, чтобы в постельке тебя позабавил… Ну а вдруг он тебя обижать начнет? Приходи ко мне тогда, Илоночка, девочка моя… Ну хоть бы ты вернулась… Уж я для тебя все сделаю, красавица, вернись, пожалуйста», — бормотал себе под нос Карпов, с трудом переставляя ноги.

Уж помереть бы скорее, что ли… И до чего же он устал от жизни!

Notes