На тебе греха не будет... - Татьяна Голубева

— Ага, — понял Карпов. — Ладно, я сейчас соберу что надо… Вот спасибо вам, что бы мы без вас делали? Ведь и помереть могла Илоночка! Запросто могла помереть!

— Ну, совсем не обязательно, — отмахнулась соседка. — А в общем, сама виновата. Не надо было пить всякую дрянь. Как это ее угораздило?

— Не знаю! — взмахнул руками Карпов. — Не знаю! Где она так… не знаю!

— Ну, вы не волнуйтесь, поезжайте лучше в больницу. — И соседка ушла.

Карпов сначала отнес на кухню пакет и выложил его содержимое на стол. Ого, обрадовался он, увидев щедрые дары доброй соседки, тут и девочке есть что отнести! Яблочки, коробка сока, пачка печенья — это ей. А кусок колбасы и буханка хлеба — это ему. Да тут еще и пять луковиц, и риса пачка, и макароны, и сливочное масло! Вот это богатство! Ох, плохо он поблагодарил соседку, плохо! Ну ничего, он ее часто видит, скажет еще, как он ее уважает и ценит.

Собрав вещи для Илоны, Карпов с рюкзаком за спиной отправился в дальний путь — на Литейный проспект.

Глава 17

Карпов пришел в два часа, и его пропустили к Илоне, несмотря на то что время посещений начиналось с четырех. Несчастный, перепуганный инвалид вызвал острое сочувствие работников больницы, и его даже проводили до палаты, в которой лежала Илона, приняв за близкого родственника отравившейся какой-то гадостью дурочки.

— Илоночка, девочка! — воскликнул он входя. — Как ты тут?

Илона всмотрелась в бледное небритое лицо, в мешки, набрякшие под подслеповатыми бесцветными глазками Алексея Алексеевича… Господи, до чего же он жалок! Но ведь если бы не он…

— Дедуля, это ты «скорую» вызвал? — спросила она. Карпов хихикнул. Ишь ты, уже дразнится! Дедуля…

Это же надо придумать такое! Ну а раз дразнится — значит, не помирает, все в порядке.

— Дак я же Чего… как я-то вызову, телефона-то нет! Соседка это, соседку я попросил, ей надо спасибо сказать и в ножки поклониться, добрая женщина!

— Ну не сама же она догадалась? Ты к ней пошел, да?

— Да не ходил я, не ходил! — Карпов всегда был предельно точен в деталях и не терпел искажения фактов. — Она как раз в подъезд зашла, домой возвращалась. Вот я и сказал ей. А она поднялась к себе и позвонила.

Илона чуть заметно покачала головой и улыбнулась. Что с ним разговаривать — все равно будет на своем стоять… Но она обязана ему жизнью.

— Меня завтра выпишут, — сказала она. — Ты бы принес мне, во что одеться.

— А я и принес! — воскликнул Алексей Алексеевич, — Вон рюкзачок под дверью в коридоре! Соседка посоветовала: возьми, говорит, что надо, отнеси сразу, чтобы девочке спокойно было. А видишь, уже и выпишут завтра — вот как хорошо-то! А я как раз и принес что надо! Все принес, ты не думай! И вкусненького тоже принес яблочки, сок, печеньице… Тебе полезно будет соку-то попить.

Карпов от радости, что Илона уже здорова и завтра будет дома, окончательно разволновался. Он сиял, глядя на свою девочку, суетливо поправлял ее постель, гладил Илону по руке… Илоне стало смешно.

— Ты иди домой, — попросила она. — Мне спать хочется. А вещи занеси сюда, вон в тумбочку сложи. Ладно?

— Ладно, конечно, ладно. — Карпов поспешил выполнить просьбу Илоны. Сложив в тумбочку ее джинсы, высокие ботинки, свитер и легкую куртку, красиво расставив сок и яблоки, он еще раз робко погладил Илону по руке и ушел, постукивая палкой по больничному полу.

А Илона, проводив его взглядом, сразу же задремала.

Проснулась она только к вечеру. Выпила немного сока, сгрызла яблоко — и почувствовала себя вполне сносно. Только спина болела. Но доктор сказал же, что это почки, что лечить надо… Ну и ладно, вылечит. Потом как-нибудь. Скорее бы завтра, скорее бы домой.. . Пусть это даже всего лишь убогая квартира Карпова. Все равно там лучше, чем в больнице.

Ночь прошла спокойно, Илона спала без снов, а утром проснулась рано-рано и сразу отправилась умываться. Ей хотелось быть полностью готовой к выписке в тот момент, когда придет дежурный врач и скажет, что она может уходить. Она забыла спросить Карпова, придет ли он ее встретить, да это было и неважно. Сама доберется, недалеко ведь от Литейного до Мойки. Лишь бы отпустили.

Но она так и не вспомнила, что за важное дело было у нее назначено на понедельник. И ее это тревожило. Однако Илона решила, что, придя в квартиру Карпова, очутившись в знакомой обстановке, вспомнит наверняка. А может быть, у нее есть какая-нибудь пометка в записной книжке, что лежит на кухонном шкафу.

Выслушав советы дежурного врача и тут же выбросив их из головы, Илона получила у медсестры справку о пребывании в больнице и наконец-то вырвалась на свободу. На скамейке напротив корпуса, где она лежала, смирно сидел Алексей Алексеевич. Илона улыбнулась. Похоже, он тут с рассвета. Или со вчерашнего дня. Как прирос к лавке!

Илона уселась рядом с ним, они не спеша выкурили по сигаретке, поговорили о том о сем. Потом Илона предложила:

— Дедуля, а давай немножко погуляем, а? Мне в парк хочется, подышать после больницы.

— А ты не устанешь, девочка? — забеспокоился Карпов. — В какой парк-то? Тут рядом и нет никаких парков! Да и прохладно сегодня, не замерзла бы ты!

Илона грустно улыбнулась. Надо же… Кроме вот этого смешного человечка, она, похоже, не нужна никому в целом свете. Никто о ней не вспомнит, никто ее не пожалеет… Ох, спасибо ему за всю его доброту, заботу…

— Пойдем в Михайловский, — попросила она. — Дойдешь?

— Да конечно! — возмутился Алексей Алексеевич. — Чего это я не дойду? Мы же не бегом побежим!

— Нет, не бегом…

Илона не понимала, почему ей так хочется именно в Михайловский сад, но ее тянуло туда как магнитом. Ей подумалось, что там, в этом старом парке, она может что-то вспомнить, что к ней вернется забытое в коме. Вряд ли это действительно так важно, но все равно неприятно знать, что в голове образовалась какая-то странная дыра.

Уже перевалило за полдень, и бледное сентябрьское солнышко стало пригревать по-настоящему. В саду было полным-полно народу — родители и бабушки после обеда вывели погулять детишек, еще не опомнившихся от первых дней нового учебного года, и тут же носились счастливые собаки, радуясь хорошей погоде, и вообще мир казался прекрасным, как никогда. Илона и Карпов, войдя в парк со стороны Садовой, сразу свернули с центральной аллеи влево, неторопливо обогнули пруд, вышли к большой лужайке перед Русским музеем. Карпов заметил, что на одной из скамеек на краю лужайки только что освободились места, и торопливо потащил Илону к ней:

— Давай посидим, сколько можно ходить!

Они пристроились рядом с тремя старушками. Одна из них была при коляске с младенцем, две другие присматривали за детьми постарше, игравшими в догонялки. Илона откинулась на спинку скамьи, подставив лицо лучам солнца. Ей было странно и томно, она чувствовала себя так, будто все ее кости растворились, а тело превратилось в желе. Ей не хотелось двигаться, не хотелось говорить, ей даже дышать было лень. Она закрыла глаза и стала думать о том, что с ней случилось, о том золотистом свете, который привиделся ей среди густо-синей тьмы… Карпов молчал, думая, что Илона задремала. Ему тоже было хорошо. Его девочка поправилась, они шли домой, а дома все есть — и покушать, и выпить немножко… Чего еще желать человеку?