Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском - Юрий Михайлович Корольков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Палач трудового русского народа граф Мирбах, — говорилось в ней, — убит карающей рукой революции по постановлению Центрального комитета партии левых эсеров. Вперед, к свержению германского империализма! »
Дальше шло нечто несусветное:
«В распоряжение Мирбаха был прислан из Германии для организации шпионажа известный русский провокатор Азеф, который опознан нашими товарищами в Москве и Петрограде...
Под видом конной милиции в Москве сосредоточен германский конный корпус».
Бойцов, верных республике, призывали переходить на сторону эсеров, сообщая, что в отряде Попова всем раздают консервы и новое обмундирование.
А ночью во все концы республики ушла телеграмма мятежников:
«Всем, всем, всем! К сведению телеграфистов. Всякие депеши за подписью Ленина и Свердлова задерживать, признавая их вредными для Советской власти вообще и правящей в настоящее время партии левых эсеров в частности».
Но Черепанов, Камков, Спиридонова, Саблин поторопились назвать себя правящей партией.
Около шести утра группы войск, выделенные для подавления мятежа, повели наступление, охватывая с двух сторон район штаба мятежников.
Вскоре с белым парламентерским флагом в район Чистых прудов вышел адъютант Попова. Он предлагал начать переговоры, но на требование прекратить сопротивление ответил отказом. Тогда, выкатив орудия на руках, артиллеристы ударили по штабу. Эти несколько выстрелов и решили судьбу мятежа. Все, кто оставался еще в районе штаба мятежников, начали отходить к Курскому вокзалу и дальше, вдоль Нижегородской железной дороги.
К полудню мятеж был ликвидирован.
Часовые, охранявшие Дзержинского, Лациса и других, не ушли с отрядом Попова. Когда обстрел прекратился и в штабе никого не осталось, они освободили арестованных.
Дзержинский отправился в Кремль, чтобы обсудить с Лениным то, что произошло в городе за последние сутки.
Ленина не было. Дзержинского встретил Свердлов.
Ходили по залу и разговаривали. Дзержинский был потрясен вероломством левых эсеров: ведь они работали с ним вместе в Чрезвычайной Комиссии!
— Ты знаешь, Яков, я никак не могу понять, почему мятежники не расстреляли меня, — сказал он вдруг. — Это было бы полезно для революции: сразу раскрыло бы их подлость, предательство...
— Их подлость и без того раскрыта провокацией войны, — возразил Свердлов. — Как ты можешь так говорить?! Хорошо, очень хорошо, что так получилось! Нам с тобой еще надо работать и работать!.. — Свердлов обнял Дзержинского за плечи.
Вскоре в распоряжение Всероссийской Чрезвычайной Комиссии поступило решение Центрального комитета левых эсеров, заседавшего перед убийством Мирбаха.
«Обсудив настоящее положение, — говорилось в решении, — ЦК нашел, что в интересах русской и международной революции необходимо в самый короткий срок положить конец так называемой передышке, создавшейся благодаря ратификации большевистским правительством Брестского мира. В этих условиях ЦК левых эсеров считает возможным и целесообразным организовать целый ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма».
В первый день восстания по приговору коллегии ВЧК расстреляли двенадцать левоэсеровских мятежников, захваченных с оружием. Среди них был заместитель Дзержинского Александрович, который выполнял главную роль в покушении на Мирбаха. Почуяв провал восстания, Александрович попытался сбежать из Москвы. Его арестовали на Курском вокзале перед отходом поезда. Он успел переодеться в чесучовый костюм, изменить свою внешность.
Считая себя морально ответственным за события, Дзержинский написал заявление об отставке.
Совнарком удовлетворил просьбу Дзержинского.
Однако вскоре его снова поставили во главе Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.
Революционный трибунал, который рассматривал дело о покушении на Мирбаха, приговорил к расстрелу командира отряда Попова. Гражданам Советской республики предписывалось при обнаружении Попова сообщить о нем представителям власти.
Остальных — Блюмкина, Прошьяна, Андреева и других — приговорили, тоже заочно, к трем годам тюремного заключения. После тюрьмы они подлежали высылке за пределы Советского государства.
Саблина и Марию Спиридонову, учитывая их заслуги перед революционным движением, приговорили к году тюрьмы. Президиум ВЦИК применил к ним амнистию и освободил от тюремного заключения.
В тот самый день, когда был убит Мирбах, в Ярославле и в других городах начались контрреволюционные восстания.
Разгорался мятеж в чехословацких войсках.
3
Феликс Эдмундович устало потянулся и откинул голову на спинку кресла. Хотелось спать, в глаза, казалось, был насыпан мелкий, колючий песок... Феликс Эдмундович почти не спал эту ночь, прилег под утро и вскоре поднялся, лишь разморив себя, не ощутив никакого отдыха.
Последнее время его все чаще одолевали неотвязные противоречивые мысли. Как же быть-то, в конце концов?! Обстановка подталкивала его к вынужденной, защитной, ответной жесткости по отношению к врагам, с которыми он поставлен бороться.
Но как это не соответствует его натуре, характеру, как претит всему ого существу!
Вот и сейчас, оторвавшись от работы, он возвращался снова и снова все к тем же раздумьям.
Не так-то просто прийти к решению...
Давно ли ЧК предостерегала врагов — лаконично, подбирая твердые, суровые слова о том, что ЧК не видит больше иных мер борьбы с контрреволюцией, как только беспощадное уничтожение на месте преступления? Конечно, если вдуматься, это говорилось больше для устрашения, для морального подавления противника. Не было стремления немедленно осуществлять угрозу. Но противник не понял, не принял предостережения. Дзержинский вспомнил, как пришлось арестовать и расстрелять князя Эболи. А положение не изменилось, контрреволюция рвалась в бой, в драку. Рвется и сейчас.
Ладонями Дзержинский провел по лицу. Он допил холодный чай, забытый с утра на столе. Прочитал донесение о кулацком мятеже в Ливнах. Восстание в Ливнах поразило его бессмысленной, звериной жестокостью противника. Там добивали раненых, выкалывали глаза, вырезали звезды на теле. Подлая месть! Разнузданная стихия.
Дзержинский подумал о Пране Путиловой, девушке, которая пришла в ЧК в те самые дни, когда только создавали комиссию, в косынке и кожаной курточке, веселая, с вздернутым носиком. Она запомнилась с веником в руке, когда выметала мусор в доме градоначальника на Гороховой улице. И вот ее тоже нет... Праню растерзали белогвардейцы в Рузаевке. Арестовали и растерзали. А Пране было всего восемнадцать лет. Девчонка! И ее не пощадили.
Как же выглядит теперь его инструкция, которую он, председатель Чрезвычайной Комиссии, написал для своих сотрудников? Дзержинский требовал от подчиненных такого поведения, которое соответствовало бы его взглядам, его убеждениям.
«Вторжение вооруженных людей на частную квартиру и лишение свободы повинных людей, — писал он, — есть зло, к которому в настоящее время необходимо еще прибегать, чтобы восторжествовали добро и правда... А потому все те, которым поручено произвести обыск, лишить человека свободы и
