Арлекин - Бернард Корнуэлл

— Что будет со мной, если вы проиграете? — спросила Элеонора.

— Мы не проиграем, — ответил Томас, хотя в его голосе было мало уверенности.

— Что со мной будет? — снова спросила она.

— Поблагодари французов, которые тебя найдут, скажи, что тебя заставили идти с нами против твоей воли, и тебя отправят к твоему отцу.

Элеонора задумалась над этим ответом, но, похоже, он ее не убедил. В Кане она поняла, что солдаты после победы не руководствуются рассудком, а становятся рабами своих желаний. Она поежилась.

— А что будет с тобой?

— Если останусь в живых? — Томас покачал головой. — Меня возьмут в плен. Я слышал, пленников отправляют на юг, на галеры. Если оставят в живых.

— Почему же не оставить?

— Они не любят лучников. Они нас ненавидят. — Он пододвинул к огню охапку папоротника, стараясь высушить листья, прежде чем сделать из них постель. — А может быть, никакого сражения и не будет, потому что мы опередили их на целый дневной переход.

Говорили, что французы снова выступили из Аббевиля и перешли реку, и это означало, что охотники приближаются. Но англичане на день опережали их и, возможно, успели бы добраться до своих крепостей во Фландрии. Возможно.

Элеонора заморгала от дыма.

— Ты не видел рыцаря с тем копьем?

Томас покачал головой.

— Даже не высматривал, — признался он.

Меньше всего в эту ночь он думал о таинственных Вексиях. И, естественно, не ожидал увидеть копье. Это была фантазия мессира Гийома, а теперь еще и страсть отца Хобба, но для Томаса копье не стало наваждением. Остаться живым и найти что-нибудь поесть — вот что было его основными желаниями.

— Томас! — позвал снаружи Уилл Скит.

Томас высунул голову и увидел рядом со Скитом закутанную в плащ фигуру.

— Я здесь, — сказал он.

— Вот тебе компания, — угрюмо проговорил йоркширец и пошел прочь.

Закутанная фигура нагнулась, чтобы войти, и Томас с удивлением узнал Жанетту.

— Мне не следовало приходить сюда, — поздоровалась она, втискиваясь в дымное помещение. Она скинула капюшон и увидела Элеонору. — Кто это?

— Моя женщина, — по-английски ответил Томас.

— Скажи ей, чтобы ушла, — по-французски приказала Жанетта.

— Останься, — сказал Томас Элеоноре. — Это графиня Арморика.

Жанетту задело, что Томас противоречит ей, но она не стала настаивать, а протянула Томасу мешок. Там были окорок, буханка хлеба и глиняная бутыль вина. Томас увидел, что хлеб пшеничный, хорошего помола, какой могли себе позволить лишь богачи, а приправленный гвоздикой окорок был липким от меда.

Он передал мешок Элеоноре со словами:

— Пища, достойная принца.

— Отнести Уиллу? — спросила девушка, так как лучники договорились делиться пищей.

— Да, но это может подождать.

— Я отнесу сейчас, — сказала девушка и, накинув на голову плащ, исчезла в сырой темноте.

— Она довольно красива, — по-французски заметила Жанетта.

— Все мои женщины красивые, — сказал Томас. — Все достойны принца.

Жанетта бросила сердитый взгляд, а может быть, ее просто раздражал дым от костерка. Она осмотрела хижину.

— Это напоминает мне наше путешествие.

— Тогда не было холодно и сыро, — сказал Томас.

«И ты была безумна, — хотел он добавить, — и я нянчился с тобой, а потом ты ушла, даже не оглянувшись». Жанетта уловила враждебность в его голосе.

— Принц думает, что я пошла на исповедь, — сказала она.

— Тогда признайся мне в своих грехах, — ответил Томас, — и тебе не придется врать его высочеству.

Жанетта пропустила это мимо ушей.

— Ты знаешь, что теперь готовится?

— Мы бежим, они гонятся за нами и либо догонят, либо нет, — грубо ответил он. — А если догонят, будет кровопускание.

— Догонят, — уверенно проговорила Жанетта, — и будет сражение.

— Откуда ты знаешь?

— Я слушаю, что докладывают принцу. Французы идут по хорошим дорогам, а мы нет.

Это звучало правдоподобно. Дорога от брода, через который английское войско перешло Сену, вела только в болота и леса. Брод связывал деревни, но не лежал на большом торговом пути, поэтому хорошие дороги не шли от его берегов. А французы перешли мост у Аббевиля, купеческого города, и вражеское войско ускоренным маршем двигалось по широкому тракту в Пикардию. Его солдаты хорошо питались, хорошо отдыхали и шли по хорошей дороге.

— Значит, будет сражение, — сказал Томас, трогая свой черный лук.

— Непременно будет, — подтвердила Жанетта. — Это решено. Вероятно, завтра или послезавтра. Король говорит, что у самой опушки леса есть холм, где можно обороняться. Он говорит, это лучше, чем дать французам обогнать нас и преградить дорогу. Но в любом случае… они победят, — добавила она после короткой паузы.

— Возможно, — согласился Томас.

— Победят, — повторила Жанетта. — Я слышу, что говорят, Томас! Их слишком много.

Томас перекрестился. Если Жанетта права, а у него не было причин подозревать ее во лжи, командование войска утратило всякие надежды. Но это не означало, что и он отчаялся.

— Сначала нас надо разбить, — упрямо сказал Томас.

— Разобьют, — с жестокой уверенностью проговорила Жанетта. — И что тогда будет со мной?

— С тобой? — удивленно переспросил он и осторожно прислонился к стене своего убогого жилища.

Элеонора, наверное, уже отнесла пищу и спешила назад, чтобы послушать их разговор.

— А мне какое дело, что будет с тобой? — громко произнес Томас.

Жанетта бросила на него злобный взгляд.

— Ты когда-то поклялся, что поможешь вернуть моего сына.

Томас снова перекрестился.

— Поклялся, моя госпожа, — признал он и подумал, что слишком легко дает обеты; одного хватило бы на всю жизнь, а он дал их больше, чем мог запомнить, не то что сдержать.

— Так помоги, — потребовала Жанетта.

Томас улыбнулся:

— Сначала нужно выиграть сражение, моя госпожа.

Жанетта нахмурилась, раздраженная заполнявшим шалаш дымом.

— Если после сражения меня обнаружат в английском лагере, Томас, я больше никогда не увижу Шарля. Никогда.

— Почему же? Ты не будешь в такой уж опасности, моя госпожа. Ты же не простая женщина. Может быть, когда сходятся два войска, на поле боя не так уж много рыцарства, но в шатрах царственных особ его еще проявляют.

Жанетта нетерпеливо покачала головой.

— Если победят англичане, — сказала она, — то я еще смогу увидеть Шарля, ведь герцог начнет заискивать перед королем. Но если проиграют, то в подобных жестах не будет нужды. И если они проиграют, я потеряю все.