Словно распустившийся цветок - Сири Митчелл

Сегодня выдался один из тех сырых и промозглых дней, когда густой и вязкий утренний туман поднимался с полей, а небо набрякло тяжелыми, угрюмыми тучами. Тем не менее, поиски морозника восточного увлекли меня настолько, что я не сразу заметила, что отец отстал и остался далеко позади.

Я поспешила обратно к нему и отвела в сторону несколько веток, мешавших проходу.

– Мне очень жаль. Я увлеклась и забылась. Прости меня, пожалуйста.

– Здесь нечего прощать и не за что извиняться.

В конце концов нам повезло – мы таки сумели найти целое поле морозника. Я наклонилась, чтобы сорвать несколько цветов, а отец привалился к забору, чтобы перевести дух и отдохнуть.

– Знаешь, моя дорогая Шарлотта, кажется, я ошибался, заставляя тебя выйти замуж. С другой стороны, я вполне способен выполнять свою работу самостоятельно. Поначалу… после смерти твоей матери… все было по-другому. Если бы не ты, не знаю, что бы со всеми нами сталось… что бы сталось со мной. Но ты несла на себе всю тяжесть нашей работы, – он помолчал и откашлялся, – всю тяжесть моей работы, слишком долго. И, хотя я не стану отрицать, что мне приятно твое общество, и я ценю твой вклад в общее дело, в конце концов, я – взрослый человек, который должен быть в состоянии самостоятельно следить за собой.

– Я ничуть не возражала против того, чтобы помогать тебе.

– Я знаю.

– Более того, я сама хотела этого.

– Я знаю, что хотела. Твоя мать гордилась бы тобой. Но вся штука в том, что тебе вовсе необязательно было делать все это. Причем в одиночку. И за это я прошу у тебя прощения.

Я взяла его под руку, и дальше мы двинулись уже вместе.

В пятницу адмирал нанес нам еженедельный визит.

Он кивком приветствовал отца, а потом вперил долгий взгляд в меня:

– Я пришел, чтобы передать тебе свои поздравления.

Поздравления?

– Мне? – Я что, приняла очередное предложение руки и сердца?

– Тебе. – Он почти улыбался, выкладывая на стол передо мной экземпляр «Известий Лондонского ботанического общества» и открывая его на странице «Письма к редактору».

– Что там такое? – К нам подошел отец.

– Это письмо к редактору, написанное Шарлоттой. Первое из целой серии!

Написанное мною?

– Но я никогда… не писала ничего подобного. – Однако, несмотря на все мои уверения, оно лежало на столе передо мной. То самое письмо, которое, как я полагала, мистер Тримбл писал от себя, было подписано моим именем, а не его. Мисс Шарлотта Уитерсби. – Меня опубликовали?

Адмирал хлопнул меня по спине:

– Тебя опубликовали.

Отец взял у него из рук журнал и стал читать, кивая головой и бормоча себе под нос:

– Так, так, понятно. Отличная работа! Не будь я так занят написанием своей книги, то наверняка присоединился бы к тебе в изучении ареала распространения растений. – Усевшись на диван, он принялся перелистывать журнал.

– Как бы там ни было, но меня убедили устроить званый ужин.

Убедили?

– Но кто?

– Твоя мисс Темплтон. Она сказала, что это – именно то, что тебе нужно, чтобы прийти в себя после отъезда мистера Тримбла.

– Мне не нужно приходить в себя, поскольку я изначально не расстраивалась и не теряла головы.

Дядя выразительно выгнул бровь, словно позволяя себе усомниться в искренности моих слов.

– Однако, это очень мило с ее стороны подумать обо мне.

Адмирал покачался взад и вперед на каблуках, оглядывая комнату.

– И над чем ты работаешь сейчас?

– Над кое-чем из того, что заметила минувшим летом. Но со всеми этими балами и зваными вечерами, которые я посетила… учитывая присутствие мистера Тримбла… словом, у меня не было возможности обобщить свои мысли для папы.

– Почему бы тебе не обобщить их для себя?

– Я думаю, что важна концепция сама по себе, а не то, кто ее выдвинул. Если под статьей будет стоять имя папы, Общество опубликует ее немедленно.

– Вопреки распространенному мнению, я никогда не порывал с ботаникой, моя дорогая. Просто мореплавание я любил сильнее. Я – член Королевского Общества, и…

– Правда?

– Правда. А чему ты удивляешься? Я всегда охотно брал ботаников к себе в экипаж, когда служил во флоте Ее Величества. И следил за развитием нашей науки.

– В самом деле?

А он продолжал, не обращая внимания на мое изумление:

– На мой взгляд, нет ничего хуже, чем невнятное изложение важной мысли. Быть может, я сумею помочь твоему отцу с его книгой. Если мне удастся придать некоторую – откровенно говоря, крайне желательную – ясность его словам, то я буду считать, что исполнил свой долг перед наукой.

– Его работам недостает ясности?

– Находясь слишком близко от изучаемого предмета, автор склонен к умышленному запутыванию вопроса.

– Но… автором большинства статей была я.

Глаза его лучились теплом, когда он взглянул на меня:

– Да. Я знаю.

– Вы хотите сказать, что я не умею внятно излагать свои мысли? Что я оказала своему отцу медвежью услугу? – Голос у меня предательски задрожал и сорвался, и я ничего не могла с этим поделать.

– Нет, дорогое дитя. Я хочу сказать, что иногда опасность заключается в том, что человек не видит решения, которое лежит на поверхности, прямо у него под носом. – Он откашлялся.

– Я всего лишь пытался помочь тебе, заставив тебя выйти в свет, но теперь вижу, что лишь все испортил. Несмотря на диктат общества, невзирая на общепринятые условности, это – твое призвание. Точно так же, как море было моим. И нам обоим нет смысла притворяться, что это не так. Ничего хорошего из этого не выйдет. Но это не значит, что я не могу получить удовольствие от занятий ботаникой, к чему прибегаю время от времени, или ты не можешь рассчитывать на капельку счастья в обществе какого-нибудь порядочного мужчины – во всяком случае, пока я удерживаю свой сторожевой корабль на курсе, а ты не отказываешься от своей работы. На наших собственных условиях. Не на чьих-либо еще.

Я приподнялась на носках и поцеловала его в щеку:

– Вы – очень славный человек.

Он хмыкнул и прочистил горло, хотя на скулах у него заалели яркие пятна, и принялся рыться в карманах в поисках трубки.

– Славному человеку не помешает устроить славный перекур, поэтому я позволю себе удалиться.

– Только не слишком далеко, пожалуйста.

На следующий день, в субботу, меня навестила мисс Темплтон, чтобы обсудить подготовку к званому ужину у адмирала. Она попыталась развеселить меня пересказом последних городских новостей, а я, в свою очередь, попробовала поднять ей настроение своим тонким соблюдением этикета.

Неделей позже, вечером званого ужина, мы стояли с ней в дальней части гостиной адмирала.