Фартовые деньги - Леонид Влодавец

— Да кое-что слышал, — хмыкнул Механик.

— Как ты думаешь, стоит ему поверить?

— Наверно, можно, — пожал плечами Олег. — Хотя я, если откровенно, его плохо знаю.

— Вот! — поднял палец Ларев. — А я знаю его получше. И когда посмотрел на его морду, то понял: ни хрена ему верить нельзя. И если я дал ему сегодня уехать живым, то это по одной причине: те люди, которые за мной стоят в столице нашей Родины, считают, что он, как и Шура Казан, должны пребывать на этом свете. Сегодня днем у меня будет разговор с Москвой, где мы все определим окончательно. Но пока могу тебе сказать, что дальнейшее ваше пребывание здесь создает угрозу для интересов моих московских друзей.

— Приятно слышать, — сказал Механик, не побледнев. — Мне только самому застрелиться или баб с пацанами тоже перестрелять?

— Не мели языком! — строго сказал Владимир Васильевич. — Пацанишек в принципе можно хоть сегодня к мамам-папам отправить. Шура Казан на них зла не держит, Нинка им всыпала по задницам — и довольно. Тем более что деньги к Шуре все-таки попали, он с кем надо расплатился, свою долю получил и никаких проблем по этой части уже давно не имеет. Анютку я уже сегодня с собой увезу и отправлю домой. В Москве ей ничто угрожать не будет — там об этом позаботятся. Что касается твоих баб, то тут вопрос сложнее…

— А чего сложного? — хмыкнул Механик. — Юльку — в Новосибирск, а Райку — в родной дом по адресу: село Самсоново, деревня Стожки. Ну а меня — вон туда, в яму. С Казбеком и Лаймой в компании поверх оглоедов этих.

— Будь посерьезней! — совсем нахмурился Ларев. — А то и впрямь подумаю, что так проще… Насчет отправки Юльки в Новосибирск забудь и думать. Во-первых, это кошка, которая гуляет сама по себе и писает где вздумается. Во-вторых, эта кошка тебя, козла старого, за что-то жутко любит…

— Хотя с Епихой трахается, — хмыкнул Механик.

— Ну, это она со злости. Потому что у тебя, кроме нее, Райка есть. Сам аморальщину развел — вот и получил.

— Это точно, — кивнул Еремин.

— Ну и, наконец, третье. Витя мне сказал, что ты какой-то Клад припрятал, пожалуй, подороже того, что мы здесь, на хуторе, нашли. И полагает, что о том, где он сейчас лежит, знают только ты и твои бабы. Может, он врет, а?

Механик посмотрел на Ларева и произнес довольно спокойным тоном:

— С этого бы и начал, гражданин начальник! А то все намеками, намеками… Нет, не врет он. За исключением одного — я знаю, а бабы — нет.

— Ладно, — произнес Ларев. — Хорошо хоть вообще не стал врать, будто ничего не брал и ничего не знаешь, тогда бы я тебе, пожалуй, и доверять перестал.

— Так тебе что, всего лишь этот клад нужен? — сказал Механик. — Запросто отдам. Тебе, Басмачу, Булке — кому хошь. Мы его с Есаулом когда первый раз угнали с болота — жутко радовались! А потом оказалось, что и продать-то толком не сумеем. Зато врагов нажили — пол-России. Если б знать, что после этого от нас отвяжутся, — тут же отдал бы. Но ведь не отвяжутся, верно? И Булка поканала бы, и Шмыгло, и Басмач. Потому что им такой мелкий человек, как я, ну прямо-таки жить мешал. Вот поэтому я и бегаю, и не один десяток людей перестрелял. Я человек, понятно, хилый, маленький, туберкулезный, но человек. И подыхать раньше времени не собираюсь. И так недолго жить осталось…

— Не кипятись, а? — миролюбиво и даже добродушно произнес Ларев. — Не собираюсь я тебя убивать. Мамой покойной могу поклясться, что нет ничего такого и в мыслях. Наоборот, я бы, если б моя воля, Басмача ликвидировал, чтоб проблему решить. Но нельзя. Надо тебя отсюда вывозить вместе с обеими красавицами, да заодно и с парнишками. Потому что Витя даже с Шурой Казаном завестись может, если тот Епиху со Шпинделем под крыло возьмет.

— И куда же это ты нас вывезти собираешься? — недоверчиво прищурился Механик. — В страну Тю-тю?

— Поближе, но за кордон. В России и даже в СНГ вас найти смогут. И искать будет не Витя Басмач, а кое-кто покруче. Те, что стоят за этим таинственным Клобуком… Впрочем, я думаю, что к вечеру уже буду знать о нем малость побольше, чем один телефон, который назвал Борман.

— А с чего это вдруг этот самый Клобук за меня возьмется? — спросил Механик. — За Ухана и Бормана мстить будет?

— Хотя бы и за них, — мрачно произнес Владимир Васильевич, — но главное даже не в этом. После всей этой заварухи я сильно боюсь, что у Вити Басмача появится желание навести к нему мостик.

— Он же Витю мочить собирался, — недоуменно заметил Механик, — с чего бы им корешиться?

— Жизнь, как известно, сложна. Клобук хотел, завалив Шуру и Витю, усадить на их места Бормана и Ухана. Витя, по-моему, смекнул, что у него есть шанс законтачить с Клобуком и самому вместо Ухана к нему пристроиться. Дураком он, конечно, будет, если на это решится, но логику понять можно. Он потерял почти половину людей, пока новых наберет, его голос среди «чик-чириковцев» будет на уровне какого-нибудь Коли Бегемота. Ну а раз так, то многие совместные дела будут решаться не совсем так, как ему надо. А Клобук — это шанс укрепиться. Хотя бы ценой жизни старого друга Шуры Казана… Не говоря уже о Кныше, Зубре и прочих. Алчный человек, куда денешься. Боюсь, что он и со мной, несмотря на то что я его спасаю, рассчитаться захочет.

— Чем твои московские друзья думают? — подивился Механик. — Если Басмач такая погань, его надо придавить поскорее…

— Понимаешь, братуха, пока все то, что я тебе сказал, — версия. Возможная, но неподтвержденная. В ближайшие два-три дня все станет ясно. Возможно, в Москве найдут способ добраться до Клобука раньше, чем это получится у Басмача. И Витя, оставшись с носом, сохранит верность «чик-чириковскому соглашению». Не понадобится никаких новых смен руководства, и будет тут по-прежнему тишь, да гладь, да Божья благодать.

— И уезжать никуда не потребуется? — спросил Еремин.

— Увы, нет. Потребуется.

— Это почему же?

— А потому, что работать против Клобука скорее всего придется тебе.

ТАКИЕ ЛЮДИ — И ПОД ОХРАНОЙ

Механику очень не понравилось почти все, что сказал Ларев. Уж слишком свежи были воспоминания о весне, когда Шкворень при посредничестве Коня подписывал его на «работу» против Крюка. Причем тогда, несмотря на то что Олег кожей чувствовал, что его кинут на этом деле, у него все-таки было больше уверенности в благоприятном исходе. Потому что он не мог поверить, будто Конь поплохел со времен Афгана. А Конь действительно поплохел и даже просто скурвился, предложив Еремину «работу», за которую собирались расплатиться смертью. Неужели и Ларев такая же падла? И даже хуже, потому что если бы минувшей ночью, когда Борман с друганами взяли всех тепленькими, Механик повел себя по-другому, то лежать бы Лареву в яме. Рядом с Казаном и Басмачом, возможно. Неужели у Володи даже меньше совести, чем у Шкворня с Конем?

Нет, Еремин, конечно, понимал, что торопится с выводами, но к этим самым выводам его подводили не только всякие эмоции и воспоминания, но и простая житейская логика. Раз речь зашла сперва о переселении Механика с хутора, потом — о бузиновском кладе и, наконец, о «работе» против Клобука, то сомнений не оставалось — Ларев хочет выжать из Олега все, что можно, а затем спровадить в отвал. Может быть, даже не по своей воле, а по воле тех воротил столичных, которые велели ему любой ценой спасать Шуру Казана и Витю Басмача, хотя Ларев прекрасно знает, что Витя — сволочь.

Наверно, Еремин от всех этих выводов мог бы наговорить Лареву лишнего. Или даже чего-нибудь сделать. Но в это самое время к подбитому «Самураю» подошел один из камуфляжников и доложил:

— Владимир Васильевич, верхушку сняли. Надо посоветоваться, как поднимать…

— Не хочешь поглядеть? — поинтересовался Ларев у Механика. — Может, подскажешь чего толковое?

— Я попозже подойду, ладно? — вяло пробормотал Еремин, который вдруг ощутил жуткую усталость и слабость во всем теле. Как-никак, он всю ночь не спал и все утро пробегал, держал себя в напряжении, ни на секунду не позволял расслабиться. И подошел к пределу своих не самых мощных возможностей. В общем, организм сам решил, что Механику пора отдохнуть, и погрузил его в сон. Причем так резко, что Олег даже подумал, будто помирает. В этот момент у него, как это ни удивительно, ни тени страха в душе не промелькнуло. Наоборот, было какое-то светлое и счастливое чувство: ну вот, все само по себе решилось, и можно ни за что больше не волноваться…

Поэтому, когда он очнулся и открыл глаза, то испытал едва ли не разочарование. Нет, оказывается, ничего еще не кончилось. Он по-прежнему находится на этом свете со всеми вытекающими из этого положительными и отрицательными последствиями.

Правда, проснулся Механик уже не на сиденье японского джипа, а на кровати в горнице, куда его, судя по всему, притащили на руках, так и не сумев разбудить. Рядом сладко похрапывала Райка, тоже небось притомившаяся. В горнице все было прибрано, даже осколки стекол из рам были вынуты. Только следы пуль кое-где просматривались, но их в горнице отметилось не так уж много.