СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— Кнопка, — передразнил его Витькин отец. — Жаль, что тебе никто не сказал, что по льду ходить нельзя.

Стасик виновато потупился. Потом поднял глаза на Витьку и сказал смущенно:

— Спасибо. Извините, я больше не буду. А правда, что вы яхту делаете? — тут же спросил он, не дожидаясь ответа.

— Правда, — улыбнулся Витька.

— А можно мне с вами? Я не буду мешать.

— Как же, не будешь ты, ага. Стасик насупился.

— Ладно уж, как выпишут из больницы, приходи в док.

— Ура! — крикнул Стаська и спрыгнул с кровати.

— Ой, пап, — вспомнил Витька, чувствуя, как наливается тяжестью голова и все больше его клонит в сон, — а как там Гагарин на «Востоке»? И Малышев с Погосяном?

— Все хорошо. Подняли аппарат – успел Яков Соломонович. Правда, потрепало его немного, но да ничего, он мужик крепкий, не впервой. Отец взъерошил светлые Витькины вихры:

— А теперь спи.

Витька отвернулся к окну и снова стал смотреть на звезды. Совсем невысоко, над видимым отсюда зданием «Аэрофлота», поднималась в ночном московском небе яркая красноватая точка. «Марс», — подумал Витька и провалился в сон.

В это время далеко-далеко стоял у самой кромки вспаханного поля председатель совхоза Гагарин и вдыхал сухой и горьковатый ночной марсианский воздух. Он наклонился, поднял комок чернозема и растер его в больших и грубых крестьянских ладонях. Потом поднес их к лицу и вдохнул. Пахло землей.

Samar

480: Милый Враг

Сто двадцать тысяч астрономических единиц. Это предельная орбита, на которой Солнце может стабильно удержать планетоид. Меня это завораживает: Земля – одна единица, Юпитер – четыре, Плутон – пятьдесят в афелии. Персефона, самый удаленный объект, на который высадились наши автоматы, меньше тысячи. Межзвездный зонд «Союз» уже в пути к Альфе Центавра, а мы до сих пор считаем булыжники на солнечной лужайке. Ученые называют эту область Сферой. Да-да, с манией величия на первую букву. Этакой скорлупой вокруг ядра из восьми внутренних планет и желтого светила.

Мы ныряем в Сферу, и люди считают нас героями, чудаки. Это же просто работа: ложемент в обитаемой капсуле, гул токамака, раскаленные добела теплообменники. Опасная? Нет, скорее рискованная, но это оправданный риск.

По большому счету я геройствовал всего лишь раз. Эту историю, впрочем, нужно рассказывать с начала, с момента, когда я шагнул из шлюза в облака.

Много лет тому назад я стоял в строю однокурсников в кабинете адмирала Ванверде, ректора Звездной Академии, что в испанской Барселоне, и внимал отеческим наставлениям. Старик разъяснял нам, слушателям выпускного курса пилотского факультета, смысл жизни вообще и нашей теперешней незавидной доли в частности. Говорил о престиже академии, об ответственности и офицерской чести. Доходчиво говорил, старик это умеет. «Медведи, в цирке, на велосипеде, одноколесном» – самое приличное, что я запомнил.

У окна примостилась наша комсомольская фея Лейла с инженерного, во взъерошенном настроении. Почти фиолетовая от смущения, она пыталась наладить ручку. Ручка у нее, видишь ли, сломалась.

Круто старикан взял нас в оборот. Если и была мыслишка выкрутиться, то к концу прочувствованной речи испарилась в дым. Пришлось докладывать.

— Курсант Орлов, — признался я. — Во время учебного полета зашел спор о возможности десантирования с низких орбит на стратосферном парашюте…

Лейла отвернулась, сделав вид, что за окном ой как интересно. Злится… Я вообще-то не убежденный юбочник, просто сочувствующий. С Лейлой у нас еще на первом курсе случилось немножко романтики. Я в своем Омске темнокожих девушек только во сне и видел, а она прошла семь кругов ада, пока ее, полуживой черный скелетик, вместе с сотней таких же не перехватили у Мальты спасатели. Ей повезло, гнилой вельбот не развалился в море, и жажда не убила. Она потом рассказывала, что умереть не страшно, а жить – когда о тебе так заботятся – жить было страшно. Миропонимание рухнуло. Врачи утверждали, что ей девять лет, не больше, она же считала себя старухой, пережившей братьев и сестер, и не верила, что рай вокруг настоящий. Когда выросла и поверила, ее стала безумно раздражать опека – «все жалели, и только ты, Санечка, смотрел телячьими глазами, и совершенно по-свински меня хотел!»…

Диспут продолжился в кубрике учебной «Аннушки» и закончился жарким спором. Голос разума звучал в нем не очень убедительно, посему ударили по рукам: все садятся как люди, я же сигаю в космос с парашютом. Я, впрочем, был уверен в расчетах. Мальчишка! Когда вспоминаю, сердце екает. Оно и тогда, в шлюзе, екало, но, черт возьми, меня бы остановил только мгновенный паралич! Задачка, собственно, заключалась в том, чтобы войти в стратосферу на приемлемой скорости. Дальше по стандартной программе, благо восемь прыжков с полусотни у меня за плечами. Я подготовил скафандр. Я снарядил «торпеду» для орбитальных маневров. Я изготовил жаропрочный кокон, в котором надеялся проскочить мезосферу, желательно не сварившись в собственном соку.

Как ни удивительно, но план сработал. Мне остались на память треснувшие ребра, тепловой удар и сломанный, извините, копчик. В общем, мелочи, учитывая высоту. Приземлился в госпиталь, оттуда прямиком на гауптвахту. Все! Повисла свинцовая тишина.

Старик смотрел непонятно, как, наверное, во времена оны нарком обороны на хулигана Чкалова. Лейла приготовилась чинить ручку, но адмирал явил свою волю почти спокойно. Мне дисциплинарная комиссия и личное, адмирала, недремлющее око. Остальным – гауптвахта на неделю и каторжные работы вплоть до выпуска. Вон, видеть вас не желаю! Ребята, чувствую, расслабились. А зря.

— Вечером жду на бюро, — ударила в спину фея.

Выговор за авантюризм, залетевший в мое дело, был не первым в скорбном списке. Я принял его достойно, то бишь с каменным лицом, на котором бюро могло прочитать что угодно. Не люблю формализма, всех этих порицаний. Делай дело! Успех зачтется, ошибки простятся. Что мне выговор, я живьем горел! Летел, кувыркаясь, и об одном думал – найдут, что похоронить, или так камень со звездой поставят?

Лейла, умничка ядовитая, все поняла, как-никак пыталась объездить меня три не самых скучных месяца.

— Предлагаю делегировать Орлова на встречу с евроатлантами, — добила меня фея. — Для общего просветления ума.

— Разрешите приступать? — осведомился я, извергнув годовой запас сарказма.

— Ну что ты ерепенишься, Саша? — невесело усмехнулась Лейла. — Знаешь, как мы за тебя переживали? Следует объяснить, почему я не хотел общаться с атлантами.

К середине XXI века два мощных союза – советский и евроатлантический – разделили планету. СССР укоренился от Гонконга и до Лиссабона. Атланты базировались в Америках и контролировали океан. Британия стала форпостом Альянса и, единственная, оправдывала приставку «евро» в названии. Силы союзов были примерно равны, технологии достигли уровня, когда любая война гарантированно становилась последней. Противостояние обернулось патом, и гонка продолжилась в космосе. Мы рвались вперед, стараясь застолбить как можно больше пространства. Если на внутренних планетах зоны влияния кое-как разметили, то за Нептуном действовал закон кольта и ледоруба – все равны, кто первый успел, того и планета.

Тогда, после ряда неприятных инцидентов, кто-то вспомнил о «духе Рапалло» и предложил наладить неформальные контакты между пионерами. На бумаге гладко, не поспоришь. Но какими же глубокими оказались овраги! В атлантах меня раздражало все, особенно бесконечные споры с подтекстом «зато у нас…» Самоё существование СССР они воспринимали как насмешку истории. Фраза «предатель Черчилль пустил большевиков в Европу» с тех пор вызывает у меня изжогу. Я устал объяснять, что первый красный флаг над Парижем подняли задолго до большевиков, а наше жизнеустройство – результат труда французских социологов, немецких философов и несгибаемых красных директоров. В моем случае рапалльская метода явно не сработала. Я увидел, насколько далеки от нас атланты, и перестал верить, что мы когда-нибудь уживемся на одной планете.

На встречу высоких сторон в парижском аэропорту я приехал в штатском. А что? Встреча же неформальная.

— Орлов, ты доиграешься! — простонала Лейла и замахнулась табличкой «Duc J. Grafton». — Я упомяну тебя в предсмертной записке!

Остальные, естественно, были при параде. Я чмокнул Лейлу в щеку и отнял табличку. Пусть будет м-р Дюк Джи Как-его-там. Чем действительно плох м-р Дюк?

Делегация Королевской Академии Сэндхерст прибыла рейсом из Лондона. Я увидел их издали: крепкие ребята, идут группой, озираются. Лейла спикировала на первого, они о чем-то зачирикали по-английски, заулыбались. Я с ревнивым интересом наблюдал, будут ли брататься. Остальных понемногу разбирали, и когда атлант галантно тряхнул ручку нашей феи, понял, что остался не востребован.