Наследники Великой Королевы - Томас Костейн

— Все отлично, дружище. Уютное местечко и никто не мешает. Проголодался только. Здорово есть хочется.

Я кивнул головой в знак того, что понял. Гарда нигде не было видно, поэтому я побежал в камбуз и попросил Джейкса дать мне какой-нибудь еды. Он с радостью завернул мне мясо в красный платок и вдобавок дал порядочный кусок лески.

— Прицелься как следует и кидай, пока не попадешь на верх клетки.

Я сунул все это подмышку, надеясь что складки рукава камзола скроют мою ношу. Однако мне не повезло. Едва выйдя из камбуза, я наткнулся на помощника капитана. Он взглянул на меня и, выругавшись, выхватил мою добычу.

— Проклятый дурень! — воскликнул он. — Ты что не слышал приказа? Никто не должен приближаться к нему. Ты думаешь, что совершаешь доброе дело, продлевая ему жизнь? Чем скорее он использует свой нож, тем будет лучше для него. Если я еще раз застану тебя поблизости, не миновать тебе колодок.

Размахнувшись, он швырнул мясо и леску далеко за борт. Глаза кока, следившего за нами из камбуза, сверкнули, и мне показалось, что сейчас его рука потянется к поясу, где висел кинжал. Однако, если у него и было такое намерение, он сумел сдержаться.

К полудню стало так жарко, что закипел деготь в швах палубной обшивки. Я представил себе, каково было находиться в «Корзине». Брусья клетки совершенно не спасали от палящих лучей солнца. Я попытался думать о чем-нибудь другом, но мне это не удавалось. Сколько времени может выдержать человек в таком пекле, прежде чем язык у него почернеет и распухнет? Что будет Клим делать, если солнце раскалит дерево, на котором он сидит так же, как палубу?

К концу дня один из вахтенных, проходя мимо меня шепнул.

— Он зовет тебя.

Я с трудом поднялся на ноги и побрел на корму, пытаясь идти там, где была тень. Днем я снял башмаки и теперь совершенно не мог вспомнить, где я их оставил. Раскаленные доски палубы нестерпимо обжигали мои голые ступни. Добравшись до кормы, я услышал голос, который не узнал. Монотонно, через равные промежутки времени голос повторял одно слово.

— Дружище! Дружище! Дружище!

Неожиданно прямо передо мной вырос Гарри Гард и поинтересовался, что я тут делаю.

— Вы что, не слышите? — спросил я и попытался пройти мимо него. Он грубо схватил меня за плечо.

— Когда ты наконец хоть чему-нибудь выучишься? Ты что, не понимаешь, что значит приказ? Ведь я тебе уже говорил: никому не положено говорить с ним. Исключений здесь быть не может. В любом случае сейчас ему нужна только вода. Предположим, я разрешу тебе принести сюда немного. Но как ты сможешь передать ему ее? Сам подумай, если у тебя есть мозги.

— Я буду говорить с ним, запрещено это приказом или нет.

Когда я попытался прошмыгнуть мимо, он с неожиданной яростью ухватил меня за плечи. Я был не в силах пошевелиться. Он держал меня так несколько мгновений, а потом толкнул так, что я упал на спину.

— Для меня вы всего-навсего деревенский мальчишка, мастер Близ и так я и буду к вам относиться, — сказал он.

Я медленно поднялся на ноги. Мое трико порвалось. Мой недавно еще такой великолепный костюм был безвозвратно испорчен. Синий бархатный камзол был прожжен в нескольких местах. Черное шелковое трико было все в дырах, а на коленях безобразно пузырилось. Лишь несколько часов мне пришлось покрасоваться в полном блеске. Наверное я уже больше никогда не смогу позволить себе подобную роскошь. Впрочем, теперь это уже было неважно.

Я взял у кока иглу, но работа у меня не шла. Пальцы отказывались повиноваться. Подошедший Джоралемон взял у меня иглу и принялся искусно чинить мою одежду.

— Когда вернемся в порт, сошьешь себе новый костюм не хуже, — пытался он приободрить меня.

Я покачал головой. Грязные отрепья были самой подходящей одеждой для тех, кто вел такую нечестивую, безбожную жизнь. Никогда больше я не буду одеваться как джентльмен.

— Ты проповедуешь среди нас слово Божие! — горько произнес я. — Как же можно верить в Него, если Он позволяет творить такое?

— Не следует винить Господа за прегрешения людские.

— Ты потеряешь влияние на команду, пастор Сноуд, если не попытаешься что-нибудь сделать. Почему бы тебе не пойти к Джону? Он может послушать тебя.

— Я был у него. Час тому назад. Он… он говорит, что ничего нельзя сделать.

— Команда должна получить урок. Именно так он, должно быть, выразился. А тебя уверяю, что эффект получится обратный. Ты заметил как молчаливы и угрюмы были матросы?

Он покачал головой.

— Но команды они выполняют моментально. Я… я боюсь, Роджер, что Джон прав. Я был свидетелем подобных случаев. Убийство капитана требует именно такого наказания.

Я повернулся и посмотрел ему прямо в глаза.

— Неужели ты сам считаешь подобный урок необходимым?

Несколько мгновений он молчал, потом тихо ответил.

— Когда Иисус был на кресте, Роджер, поодаль стояла небольшая группа людей, которые знали, что он Спаситель. Душой они страдали так же сильно, как Он телом. Однако они лишь стояли и смотрели. Они ничего не делали, ибо ничего сделать было нельзя. — Джор положил руку мне на плечо. — Я не провожу параллель между той возвышенной сценой и этим жалким актом человеческого правосудия. Я лишь пытаюсь доказать тебе, что бывают вещи, которые необходимо перетерпеть. Ты должен вести себя так же, как те последователи Христа. Ты должен стоять поодаль.

— Не стоит проповедовать передо мной идеи христианского смирения. Я и так веду себя как трус, — сказал я. — Сначала я позволил Джону и другим капитанам уговорить себя и не сумел настоять на своем. Потом не смог противостоять помощнику капитана, который запретил мне приближаться к Климу.

Джоралемон закончил свою работу и ловко оборвал нить.

— Значит ты порвал штаны во время конфликта с помощником? Ты легко отделался.

— Клим подумает, что я покинул его.

— Ты сделал все возможное. Капитанов тебе б не удалось бы убедить в любом случае. А что бы ты мог поделать с Гардом? Он способен одним ударом переломать тебе хребет.

— По крайней мере я должен был иметь мужество оказать ему сопротивление, а не сидеть здесь и слушать, как вся команда потешается над моими порванными штанами.

— Никто не потешается над тобой, Роджер. Скажу тебе, если конечно, это может тебя утешить, что ты завоевал дружбу и уважение всей команды.

Это меня вовсе не утешило. Я мог думать лишь о Климе, который страдал от испепеляющего зноя в своей клетке. Немного помолчав, я спросил.

— Ты думаешь, ему будет очень тяжело?

Мой собеседник вздохнул.

— Это не легкая смерть. Боюсь, что ветер с африканского побережья, который, похоже поднимается, причинит ему много страданий.