Рыцари морских глубин - Геннадий Гусаченко

Через несколько минут матросы с разводными ключами уже возились возле злополучного крана, из которого скоро потекла вода.

— Разрешите, товарищ контр–адмирал?

— Входите, мичман.

— Извините, товарищ контр–адмирал, я всё понял.

— Вы сделали для себя выводы, товарищ мичман?

— Так точно!

— И какие?

— Если в каюте командира дивизии есть кран, то в нём должна быть вода.

К Щербакову уже вернулось хорошее настроение. Он открыл холодильник, налил мичману полный стакан апельсинового сока.

— Выпей, Василий. Извини, конечно, что сразу не предложил запить спирт соком. Но такой уж у меня свой метод воспитания нерадивых подчинённых…

Легенда вторая. «Адмиральский смотр».

…Прохладное сентябрьское утро. Вахтенные офицеры неотрывно смотрят на часы. Восемь ноль–ноль. Загорланили враз на всех кораблях:

— На флаг и гюйс смир–рно!

Замерли шеренги военных моряков на палубах кораблей, вытянулись в струнки. Волнующая минута. Не привыкнуть к ней.

— Флаг и гюйс… поднять!

Над синей гладью бухты разносится: «…ать… ать…».

— Вольно! — повторяя друг друга, кричат вахтенные офицеры и снова, затихая в отдалении, отдаётся эхом: «…ольно… ольно…».

Вдоль строя подводников не спеша идёт контр–адмирал Щербаков. Комдив сегодня устроил смотр экипажу сто тридцать шестой. Он пристально вглядывается в каждого моряка. От цепкого адмиральского взгляда не скроешь ни одну небрежность в одежде. Но все матросы и старшины на радость старпому Куренкову в начищенных до блеска ботинках. Горят надраенные бляхи и пуговицы. Брюки отутюжены. Из–под воротов бушлатов белеют свежие подворотнички. Бескозырки строго на два пальца над правой бровью. И ленты на них уставной длины. Придраться не к чему. Да и нет у комдива такой скверной привычки — к матросам придираться. А встретится ему шалопай, Щербаков сразу: «Кто у вас командир боевой части?». И офицера — иди сюда! По полной программе выдаст за нерадивого матроса. Мало не покажется!

Щербаков обошёл строй и остановился перед молодым матросом Иванишко, недавно пришедшим из учебного отряда. Ни ростом, ни силушкой Бог Саньку не обидел. Видный парняга! Как из песни: «Ты моряк красивый сам собою…». Ему бы ещё умственные способности развить. В нашем экипаже этот детинушка славился не столько атлетическими данными, сколько матерной руганью. Непечатные слова составляли основной словарный запас потомка Ильи — Муромца. Непристойного фольклора будущий покоритель морских глубин поднахватался в уральской деревушке, орудуя вилами на скотном дворе. Бросить похабное словечко или выдать целую тираду из нецензурных эпитетов и метафор для него было всё равно, что сказать «С добрым утром!» или «Дай закурить». И хотя забористую матерщину по традиции приписывают боцманам, интеллигентному мичману Гусарову никогда не постичь этой народной мудрёности. Напротив верзилы и задержал шаг командир дивизии. Повернулся к нему.

— Матрос Иванишко! — рявкнул богатырь.

Щербаков испуганно отпрянул, оторопело оглядел молодого подводника. Медведь и только! Лапищи красные, не отмытые от сурика, чуть не по локти из рукавов бушлата торчат. Такой если сожмёт кулак — с голову пионера будет. А конопатое лицо у матроса добродушное, открытое. Глаза синие на адмирала смотрят с любопытством и по–детски наивно. «Здоров бык, а кроток как телёнок. Вот бы моей Таньке в мужья его…», — подумал Щербаков.

— Кто у вас командир боевой части, матрос Иванишко?

— Старший лейтенант Тушин, тащ контр–мирал!

— Снимает с вас стружку?

— Так точно! Даёт нам пи…юлей…

Чего Тушин даёт, громила в бушлате пояснил словцом, созвучным «пилюлям», но в более широком смысле. Вылетело оно как всегда непринуждённо и просто, так что и сам Иванишко не понял, как ляпнул его. В строю засмеялись. Иванишко глазами заморгал и забасил, оглушая комдива:

— Виноват, тащ контр–мирал… Хотел сказать, путёвый мужик Тушин. Он как наш бригадир Федька… Ежли чё ни по ём, он так отъе… отдрючит…

Не найдя что сказать на такую оценку Тушину, Щербаков быстро зашагал на правый фланг, где выстроились офицеры.

— Старпом! Матросам и старшинам в отсеки. Офицерам и мичманам остаться.

Ещё гремели по трапу башмаки подводников, сходящих с плавбазы на лодку, а Щербаков уже занёс свой адмиральский меч над несчастной головой лейтенанта Конашкова. Весь экипаж стоял в чёрных фуражках и бескозырках, и только один Конашков выглядел белой вороной в «миче» с белым чехлом.

— Лейтенант Конашков! Что у вас за майский вид? Вы что изображаете из себя гамбургского петуха?

— Забыл чехол снять…

— Молчать! О службе надо думать! А вы о чём думаете? Только о бабах! Для вас любая драная коза в юбке — красавица! И перестаньте шутить с ними. От ваших шуток одна надулась и пришла ко мне в каюту вместе с мамой с требованием женить вас… Я вас так оженю, что вы навсегда забудете ваши глупые шутки. Вам ясно?

— Так точно!

— А это ещё что за экземпляр?

— Капитан медицинской службы Ободов!

— Вы манекенщик из дома моделей или военно–морской офицер? Я вас спрашиваю, капитан Ободов! В этих дудках, весьма отдалённо напоминающих брюки военврача, я разрешаю вам находиться с нуль–нуль часов до шести. В остальное время будьте любезны носить не штаны сомнительной половой принадлежности, а брюки уставной формы. Вы меня поняли?

— Так точно!

— Старший лейтенант Тушин! Объясните матросу Иванишко разницу между пилюлями и пиз… И если на предстоящей стрельбе вы не попадёте ракетой в кол, этот самый кол я загоню вам в энное место. Вы хорошо это уяснили?

— Так точно!

— Старший лейтенант Ваксман! Напрасно вы прячетесь за широкую спину командира бэче–пять Осипова. Вы опозорили не только честь своего флотского мундира, но и всю нашу славную двадцать девятую дивизию подводных лодок. Мало того, что вы опоздали в часть на целые сутки, но вы ещё и провели их совершенно бездарно. Отказали в любви двум страждущим женщинам! Разъярённые вашей трусостью, они заперли вас на ключ в пустой квартире, откуда вы позорно бежали через форточку! Стыд и срам! И это офицер флота?! Даже пехотный капитан, которому Никулин дал в рыло, и тот, наверно, справился бы с двумя! Самовлюблённый нарцисс! Вы думали только о себе! А что теперь скажут о нас? О службе надо думать, Ваксман! О службе! Я даже когда со своей женой сплю, и то о службе думаю… Вы сделали для себя выводы, старший лейтенант?

— Так точно!

— Ну, а теперь, товарищи офицеры, послушаем, что нам скажет в своё оправдание наш старый знакомый и самый старый старший лейтенант Никулин… Вы становитесь суперменом дивизии… Выпрыгиваете со второго этажа голяком… Прямо из кровати начальника продбазы! Бьёте физиономию какому–то армейскому капитану и просыпаетесь в комендатуре! Причём доставили вас туда от косоглазой страшилки, известной в гарнизоне тёти Моти, где вы устроили пьяный дебош. Очень оригинально! Вы, что, думаете мне больше нечем заниматься, как вытаскивать вас из комендатуры?! Молчать! И потом, Никулин… Как могло случиться, что вы оказались в компании этой самой тёти Моти?