На стороне ребенка - Франсуаза Дольто

А какими становятся дети, воспитанные в кибуцах? Лучше ли они адаптированы, чем те, кто вырос с папой и мамой?

Из всех кибуцев, которые я посетила, только в одном царила гармония – в том, где все его члены были объединены общим интересом: музыкой. В остальных дети трудно переживали свой переходный возраст. Поскольку у них не было перед глазами примеров для подражания, они так и не научились противостоять соблазнам внешнего мира. В кибуце нет примера сексуальной жизни родителей; дети живут там как монахи или светские анахореты. Молодежь выходит из кибуца без денег, юноши и девушки поступают в высшее учебное заведение, а по субботам и воскресеньям, как в укрытие, они возвращаются в свой кибуц – в безопасность. Ответственные лица быстро на это отреагировали и стали организовывать обмен классами или детьми одного возраста между кибуцами. По субботам и воскресеньям во время этих встреч дети знакомились, потом писали друг другу, завязывались отношения вне кибуца, которые могли развиваться и дальше. В противном случае дети в кибуце были совершенно изолированы от внешних влияний и, попав в учебное заведение, только и думали, как бы снова увидеть тех, кто был с ними в кибуце, а теперь учился в другом месте. Эти дети старались воссоздать псевдородственные группы и в другие отношения не входили, жили вместе как братья и сестры. Были даже случаи отторжения от общества после кибуца. Этот опыт характерен исключительно для Израиля, но он только подтверждает те условия, которые были выявлены психоанализом как необходимые для того, чтобы включиться в жизнь общества.

Кибуц может обезопасить ребенка от чрезвычайного родительского протекционизма, но он лишь откладывает на более дальний срок проблему изоляции от общества: с детского возраста она переносится в кибуце на подростковый, и у подростков возникают свои сложности при перемене образа жизни. Однако Дома детства не теряют своей животворной силы. Отчет Бруно Беттельхайма о наблюдениях над детьми из кибуцев достаточно позитивен в том, что касается раскрытия у детей чувства ответственности, как у девочек, так и у мальчиков.

В Домах детства у воспитанников есть свой птичий двор, свои козы, свой маленький огород, и они заботятся о том, чтобы огород этот давал урожай; дети ведут счета – расходы, корм животным, рецепты, как продавать, и чтобы – с доходом… На их детском уровне есть и свое агрономическое предприятие. Встают дети в любое время дня и ночи. Единственное, что регулирует их жизнь – это их собственное чувство ответственности. Власть взрослых на них не распространяется. Взаимоотношения между детьми превалируют над давлением взрослых. Взрослых нет в Доме детства. Однако это не мешает детям играть во взрослых, они у себя дома делают то, что взрослые у себя. Мораль их поведения – та же, что и у взрослых: нужно зарабатывать деньги, чтобы предприятие заработало, и нужно, чтобы оно приносило доход. Тратить больше, чем получаешь, – нельзя. Таким образом, дети учатся организации управления на манер общинного капитализма.

Взаимоотношения между детьми превалируют над давлением взрослых. Взрослых нет в Доме детства.

До трехлетнего возраста дети развивают свою ответственность за себя самих, затем развиваются поведенчески. Они свободны в организации своего времени. А это умение означает и то, что дети научились управлять своим желудком, телом. Никто никогда ни к чему их не принуждает. Еда – в определенное время; дети или едят, или – нет, никто их не заставляет. И у них нет анорексии. Но, как на грех, в одном из кибуцев, который я видела, было заведено, что когда дети заболевали, им разрешалось уходить домой, к родителям, и матери там за ними смотрели. Сами они не приходили в амбулатории (а это дозволено, когда дети болеют)… В этом кибуце дети могли ночевать дома, если болели. Ну, так вот, именно в этом кибуце до 7 – 8-летнего возраста было очень много психосоматических расстройств. Вот ведь как – болячка-не болячка, что-то вроде «тошнит», «болит живот», «болит голова», «бобо», «устал» – и сразу к маме. А последнее, оказывается, и самой маме доставляет удовольствие. Это тоже имеет отношение к эдипову комплексу. Потом, в 8 лет, все болячки кончались. Болели столько же, сколько и в других кибуцах, то есть мало.

2 глава

Школа завтрашнего дня и школа на выбор

В овчарнях системы национального образования

Для меня было ужасным – я пережила это в последних классах школы – дробление времени занятий, деление школьных предметов на кусочки, расписание в лицеях. Возможно, конечно, меня это угнетало с непривычки, хотя… Такое «деление» не поддается детскому разумению, оно разрушает личностные жизненные ритмы ребенка, а это вредно.

Я не ходила в лицей; до экзамена на степень бакалавра занималась дома и раз в неделю отправлялась на занятия – французский, литература, диктант, сочинение и т. п., а потом – еще один день для точных и естественных наук. Было время поработать со словарем, задание можно было отложить и не создавалось ощущения, что время прошло, а задание не выполнено. Ужасно, когда едва войдешь во вкус работы со словарем, его нужно тут же откладывать в сторону. Открываешь, чтобы найти одно слово, а тут же оказываются и другие, новые – интересно. Большинство детей не притрагиваются к словарю потому, что он – совершенный орган фрустраций: только увлечешься – надо тут же откладывать и выполнять задание. Но когда задания к предстоящему занятию надо готовить только два раза в неделю, появляется время и на словарь, и на многое другое. Например, в книге для чтения, помимо стихотворения, которое задано, есть и другие стихи. Что ж, урок еще через три дня – можно и почитать! А заданное выучу или сегодня вечером, или завтра. Время есть – целых три дня.

Когда в начале года я получала учебники, то сразу же их читала от корки до корки, и мне казалось глупым, что их делят на части по десять страниц. Для меня интересно было все! Бывало, наступает июнь, а я уже знаю, что проходят в июне, потому что я делала, что надо, в первые месяцы, но интересовало меня то, что в конце книжки. И почему ученик не может начать с конца? Конечно, в геометрии, например, это невозможно, – и хорошо! Для меня это было открытие: вторую часть без первой не поймешь. Обнаружила я это, читая книги с любого места, начиная, конечно, с предисловия. И если я читала в предисловии: «Я решил поставить глагол X перед глаголом У», я начинала искать глагол Х. Зачем? Предисловие заставляло меня размышлять. И книга становилась произведением автора, который задумал его и сумел после множества вопросов что-то создать для учеников.

Что значит «назначенное время», мы узнавали раз в три месяца: на этот день и час назначалось сочинение – за ограниченное время мы должны были сделать то, что дома делали, как выходило. В большинстве школьных учреждений приходить вовремя – обязательно, иначе не допускают до уроков. Но три-четыре минуты опоздания, это скорее – норма. В Великобритании директор школы в Саммерхиле поделился своим нововведением: любой ученик может не приходить на урок, но уж если пришел – должен быть вовремя. Хорошая идея, действительно! Ну, а если в этот день ученик хочет прийти, но опоздал на пять минут? В класс ему уже не войти. Мне кажется, что это скрытая тирания. Вместо того чтобы учить, что поведение одного не должно влиять на поведение других, ребенка воспитывают по стадным меркам. А стадное чувство далеко не гуманно: оно низводит человека до уровня социального животного. От орды к стаду. Школы – овчарни баранов Панурга[178]. И людей учат, что поощрение этого стадного инстинкта и есть нерв системы воспитания, тогда как приведение к состоянию социальных животных должно быть запрещено… Общайтесь с другими, но не повторяйте друг друга: не делайте одно и то же – ни одно и то же задание, ни один и тот же пример. Почему ученики в классе решают одни и те же примеры и у всех одинаковые книги? Допустим, та же самая тема для сочинений предлагается один, два, три раза в год оттого, что так легче проверять их преподавателю. Но в остальное-то время отчего ж не даются ученикам разные упражнения, которые позволят им применить на практике то, что усвоил каждый. И всяк по-своему. Зачем делать все одинаково? Так удобнее учителю, но учитель-то в школе не для этого, в школе главное – ребенок. Ритуально-священный принцип одного расписания для всех и точного его соблюдения также не выдерживает критики. Аргумент педагогов, согласно которому ребенок, опаздывающий в школу, всегда будет опаздывать на самолет или поезд, несостоятелен. Ребенок сам разберется, что к чему. Когда один раз опоздает на поезд или на самолет, он примет решение приходить вовремя. В действительности же скрывается другое: стремление преподавателя быть в классе «вторым после Бога» – непререкаемым авторитетом, хозяином. Отсюда и игры, рассчитанные на одноклеточных: «Бери пример с другого». Нет! Уважительно обращаются иначе: «Ты можешь брать пример с учителя, если хочешь…», и пусть учитель никогда не опаздывает. Именно таким образом он дает пример начала занятий в точно указанное время, а другие, если опоздали, это их дело… Но почему учитель сердится оттого, что кто-то опаздывает? Ведь другие приходят в назначенный час, им интересно? Это гнев, выдающий плохого преподавателя. Он боится, что недостаточно интересен аудитории, что не в силах ее покорить. Вот настоящая причина преподавательского гнева. «Обучение» пунктуальности лишь предлог. Никто не захочет ничего пропустить, если интересно…