Суворов и Кутузов (сборник) - Леонтий Раковский

Наконец какой-то ямщик догадался: развязал свой длинный зеленый кушак, размахнулся и захлестнул мужика за ногу. Несколько услужливых рук рванули кушак. Пьяный мужичонка схватился за фонтан, но не удержался и бухнул вниз, в бассейн.

Ярко-красные струи забили снова.

…Во дворце у окон хохотали до упаду. Сама императрица утирала кружевным платочком слезы, – так прошиб смех.

– Ой, не могу!

– Мясники-то, мясники! Вон из-за головы дерутся…

– Оторвал. Бежит с головой!..

– Отбили. Упал!

– А этот пьяный что в фонтане делает! Срамота!..

Жались к окнам, смотрели.

Один Суворов ходил по зале, не глядя в окна. Не смеялся – ему не нравилась, была противна вся эта грубая забава. К тому же пьяных он не любил. Если бы не торжество по случаю бракосочетания великого князя, он не приехал бы.

Враги Суворова и тут не оставляли его в покое – пользовались любой возможностью, чтобы уколоть фельдмаршала.

– Вот штурм так штурм. Почище измаильского, – громко сказал генерал-аншеф Николай Салтыков.

– А что это он влез на фонтан?

– Поучение солдатам говорит, – съязвил Долгорукий.

– И не замерзнет же – весь искупался, а ничего…

– Нонче стало модным – обливаться зимой. Он закалить себя хочет…

«В последний раз я в этом вертепе. Сегодня откланяюсь императрице, а завтра – в путь, к армии, в Тульчин!» – раздраженно думал Суворов.

Глава третья

«Наука побеждать»

I

В Тульчин Суворов ехал в прекрасном настроении. И в этот раз, как всегда, фельдмаршал Суворов ехал для скорости и легкости в простой кибитке, только с одним адъютантом Столыпиным.

Чтобы избавить себя от докучливых торжественных встреч местного начальства, он приказал никого не слать вперед готовить фельдмаршалу лошадей, а приезжал на станцию нежданно-негаданно.

Зато во время этих, как он выражался, «перелетов» случались самые разнообразные истории, которые были по душе Александру Васильевичу: в свободную минуту он любил позабавиться.

Как ни старался Суворов проскочить Курск ночью, но попал в нею к утру. Станционный смотритель, юркая, продувная бестия, как-то пронюхал, кто едет, – кланялся и обещал немедленно дать лучшую тройку.

– Все будет-с! Стриженая девка косы не заплетет… – уверял он. А через минуту шептал уже кому-то за перегородкой: – Беги к полицеймейстеру! Сам фельдмаршал!

Суворов понял, что в Курске ему не избежать скучного парадного обеда у губернатора. Лошади у станционного смотрителя не готовы, и он постарается задержать Суворова, чтобы успеть все сделать.

Суворов сел со Столыпиным пить чай.

Быстро выпив чашку, Суворов, ни слова не говоря Столыпину, вышел из комнаты и незаметно шмыгнул на ямщичью половину.

Изба была пуста. На стенах, на лавках и под лавками висели и лежали дуги, хомуты, седелки, вожжи. Сочно пахло сыромятью, конским потом и дегтем.

Суворов подложил под голову хомут и лег на лавку, оборотившись лицом к раскрытому окну, которое выходило на огород. Он накрыл лицо носовым платком и преспокойно уснул.

Проснулся Суворов от скрипа двери. За его спиной кто-то тихо перешептывался. Немного погодя дверь скрипнула вновь. Шепот смолк.

Суворов снял платок и поворотился на другой бок. Поворачиваясь, успел заметить; у порога стоял в парадном мундире с треуголкой под мышкой полицеймейстер.

Суворов продолжал лежать с закрытыми глазами.

«Вот стоит человек. Клянет, поди, фельдмаршала: из-за него надо было наряжаться, бежать докладывать губернатору, потом разыскивать этого Суворова. Хлопот много, а радости – никакой. А ведь все они будут льстить, притворяться, что им это страсть как приятно!»

Чуть приоткрыл глаза.

Полицеймейстер, тучный мужчина, стоял навытяжку, не смея шевельнуться, не смея дохнуть. Обливался потом.

«Ишь, стойку сделал, помилуй Бог!»

Делать нечего – приходилось вставать…

Потому-то губернские города Суворов и старался проскочить ночью. А больше всего любил в пути уездное захолустье, деревенскую глушь. В них меньше важности, меньше притворства, меньше лести…

…На маленькой станции за Курском фельдмаршала Суворова ждали с часу на час. Ямщик, приехавший из города, передал, что в Курске – фельдмаршал Суворов, который едет из Петербурга на юг.

Станционный смотритель, длинный и худой, как оглобля, бегал и суетился: еще бы – едет такой важный барин!

– Смотри же, Оксаночка, чтобы нигде ни пылиночки, ни сориночки, – просил он жену, которая мыла горницу, – ведь едет…

– Одийды! Не мешай! – грозно поднялась с мокрой тряпкой в руке толстощекая чернобровая Оксана. – Сама знаю, что йидэ генерал!

– Не просто генерал, а генерал-фельдмаршал! – робко поправил муж.

– Що я – не бачыла проезжающих? Разных було: и генералов, и полковников, и тых, як их, секунд-майоров… Всякого звания. Слава тоби Господы! Двадцать пьять рокив ось на тий станции… Светлейшего князя Потемкина видела, як йихав. Восемнадцать коней карету везлы. А сам – в шовковим кафтани и кругом золото и ордена; и тут и ось тут! Знаю!..

И разбитная жинка бойко зашлепала по мокрому полу босыми ногами.

К вечеру комната для проезжающих была готова. Оставалось ждать Суворова. Фельдмаршал вечером не приехал. Стали ложиться спать.

– Та лягай ты, як следует быть. Що генерал по ночам будэ йиздыть? Що йому – дня мало? – уговаривала она мужа.

Но муж не послушался – прилег не раздеваясь.

Ночью к почтовому двору кто-то подъехал. Смотритель вскочил с постели.

– Ну и дурный же ты! Як хтось його шылом поре! Чы ж не чуешь – пидъихалы на паре коней. Який там генерал… – говорила Оксана.

Станционный смотритель выскочил на крыльцо и разочарованно остановился: жинка была права – у крыльца стояла обыкновенная кибитка.

Почесываясь и зевая, он спросил:

– Кого Бог несет?

– Передовой графа Суворова, их благородие господин адъютант поручик Столыпин! – весело отозвался какой-то старичок, легко спрыгивая с козел. – Не оступитесь, ваше благородие! Извольте сюда! – помогал он молодому офицеру вылезть из кибитки.

«Адъютант с денщиком», – понял станционный смотритель.

– А что ж, их сиятельство когда прибудут? – спросил он, провожая путников в горницу.

– Не скоро, помилуй Бог! Не раньше вечера! Он у курского губернатора еще гуляет! – словоохотливо ответил денщик.

Станционный смотритель, успокоенный, вернулся к жене:

– Суворов приедет завтра к вечеру, а это его адъютант и денщик.

– А я тоби, дурню, шо говорила? Кажу: лягай, спы!

В горнице же для проезжающих фельдмаршал Суворов шептал своему адъютанту поручику Столыпину:

– Ты, Сашенька, ложись на лавке, а я на полу, на сене. Мне ямщик клок сенца дал.