Снежный путь - Роман Ваалгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Накопитель почувствовал, как системы активизируют его. Здесь поиск, можно сказать, завершён. Сейчас начнётся его работа. Но сначала будет реализована ещё одна предварительная схема.
«Мессия» подходит на вычисленное расстояние выстрела орудий чужих кораблей. И те сразу перестраиваются в боевой порядок, а затем, без всяких попыток связаться, договориться, попытаться вступить хоть в какой-либо контакт, срываются с места в карьер, а их орудия уже вовсю осыпают «Мессию» смертоносными излучениями.
Накопитель, уже почти пробудившийся, ощутил, как система прервала процесс его активации и снова перевела в режим ожидания. Логично. Здесь уже всё ясно, и его участие не требуется. Смертный приговор подписан, настал черёд его исполнения.
Бортовые излучатели «Мессии», сворачивающие пространство и время до точки, а потом «отпускающие» его, что приводит к своеобразной взрывной декомпрессии (если кто-то чудом выжил во время «сворачивания», тот не спасётся от вторичного действия излучателей), ударили невидимыми плетями по чужой эскадре. Их действие продолжалось всего мгновение, одно краткое мгновение, но когда оно закончилось, путь оказался уже свободен. «Мессия», не меняя скорости и курса, равнодушно миновал ту точку, где только что защищали подступы к своей планете свыше пяти тысяч разумных существ.
А по родной планете защитников он ударил с ходу, просто пролетая мимо. Накинутая на её ионосферу «сеть» расползлась по всему чужому небу, а когда замкнулась, полностью его покрыв, то за несколько скоротечных минут дистанционно впитала в себя огромное количество энергии местного светила и, не выдержав, взорвалась. Поток всесжигающего пламени упал на планету рек и озёр — родного дома коренных обитателей.
А «Мессия» в это время уже подлетал к другой планете, где, он уже точно знал, есть колония. Его мощный мозг уже дешифровал сигналы, на которых переговаривались существа, и он теперь точно знал, что в этой солнечной системе остальные планеты необитаемы. Зато колонии развившихся рептилий имеются ещё в восьми ближайших системах. Ему предстоит много работы. Не стоит задерживаться.
Уничтожив последнюю колонию, «Мессия» подошёл к ближайшей звезде, создал очень длинный и очень тонкий протуберанец, через который и стал напрямую пожирать плоть светила, восполняя потери энергии. Но, странное дело, несмотря на то, что «Мессия» находился у исходящей жаром звезды, настолько горячей, что её адское дыхание с трудом выдерживала даже его совершенная обшивка, Накопитель чувствовал только холод. Как-будто это было не солнце, а ледяной гигант. И холод всё усиливался. Нарастал, подминал и подчинял. Пронизывал настолько, что Накопитель сам становился холодом…
Охотник проснулся от лязганья собственных зубов. За ночь тело остыло, и теперь холод проникал в него всё глубже и глубже, грозя добраться до самого сердца. Хаима и Сары рядом не оказалось, но снаружи доносились приглушённые голоса. Сладко, с особым смаком, будто пробуя на вкус давно забытый деликатес, выматерившись, Охотник полез наружу. Все тело занемело, пальцы вообще отказывались двигаться, отчего с пологом он прокопался так долго, что уже хотел его просто оторвать, всего его сотрясала крупная дрожь.
Когда он, чертыхаясь, выбрался таки из «палатки», Сара и Хаим замолчали и повернули головы в его сторону.
— Треплемся? — Раздражённо бросил он, хотя и понимал, что они в его дурном расположении духа не виноваты.
— И тебе доброе утро. — Ответила Сара.
— Если оно, конечно, доброе, в чём я лично сильно сомневаюсь… — Повторил Охотник чью-то фразу, вот только не помнил — чью.
— Ты по утрам на удивление вежлив и дружелюбен. — Включился в разговор Хаим.
— Поели? — Не стал обращать на это внимания Охотник.
— Да. И Псы тоже. А вот твоя доля. — Ответила Сара и подвинула в его сторону вяленое мясо, лежащее в чём-то, что, по-видимому, должно было символизировать собой тарелку. На мясе отчётливо виднелась ледяная крошка. Охотник почувствовал, что потихоньку звереет.
Однако ему удалось совладать с собой и даже вполне отчётливо, без громыхания зубов, выговорить:
— Собирайте тогда палатку и вещи. Как поем — сразу двигаемся.
Процесс поедания заледенелого мяса оказался на редкость увлекательным. Когда Охотник доел, его разве что на ходу не подбрасывало, так его колотило. С трудом ухватив лямку саней, он накинул её на плечо и крупной рысью помчался вперёд. В тот момент времени его весьма слабо интересовало — успевает за ним сладкая парочка или нет.
Как оказалось — нет. Пока он их дождался, стоя на ветру, он успел снова замерзнуть. Поэтому, как только между ними осталось метров десять, он снова развернулся и помчался вперёд, но теперь старался делать это более размеренно, чтобы приток и отток тепла происходил не скачками, а размеренно и более-менее стабильно.
Вот только на шестой раз они отстали настолько, что ему пришлось скакать через сани, пока они не подошли. На их измученных лицах было написано такое искреннее страдание, что Охотник, витиевато выразив своё отношение к вопросу, объявил привал. Хаим и Сара, будто по команде, рухнули на сани.
— Так мы не неделю будем идти, а месяц, а то и два. — Пробурчал он.
— Охотник, — слабым голосом ответил Хаим, — мы идём так медленно не потому, что не хотим быстрее, а просто потому, что не можем. Ты можешь сколь угодно злиться на нас, сколь угодно нас подгонять, но это ничего не даст. Мы сами хотим быстрее. Искренне хотим. Нам тоже плохо и неуютно в этой заснеженной пустыне, но мы не можем.
— Тоже? А кто сказал, что мне здесь плохо?
От удивления Хаим и Сара даже приподняли головы, несмотря на крайнюю измождённость.
— У тебя голова не перемёрзла? — Проявила участие Сара. — Ты ж сам из кожи вон лезешь, только бы побыстрее оказаться в Горах. Разве не так?
— Что ж здесь хорошего? — Выразил своё удивление и Хаим.
— Нет, мать вашу! — Сорвался таки Охотник, давая выход копившемуся с утра раздражению. — Не перемёрзла! А хорошего здесь то, что кроме холода, озверевших мутантов и голодных фартанов здесь больше ничего и нет!
При упоминании о мутантах и фартанах Сара и Хаим беспокойно заёрзали. Охотник на это широко ухмыльнулся и продолжил:
— А в остальном здесь очень даже хорошо. Гораздо лучше, чем в вашем сраном Ковчеге, гораздо лучше, чем в сраном Городе Надежды, гораздо лучше, чем в не менее сраной Независимости. Никто не стоит над душой, никто ничего не требует, не размахивает флагом какого-то там долга. Только я и эта пустыня, где всё зависит только от меня. Где я предоставлен самому себе и только от
