Парикмахерия - В Бирюк

Мужик аж зубами заскрипел. Рванулся, было, ко мне. Снова за горло цапнуть. Не, дядя, шутишь - я ваше семейное боевое искусство уже понял. У меня и контрприём есть - отскочить вовремя. За вылет этой твоей... щуйцы. Потан свалился с постели, зацепил раненую руку, взвыл. Потом долго ворочался на земле, пытаясь усесться. За время вынужденной паузы в разговоре я ещё раз прогнал свои умопостроения и внёс коррективы с учётом проявившейся информации.

-- Лады, языками побренчали - давай по делу. Мне нужен толковый тиун в Пердуновку. Предлагаю место тебе. Если идёшь - составляем кабальную запись. Будет у меня ещё один холоп с семейством. Нет - вольному воля, спасённому рай. До первого кулака покрепче. Как думаешь, от чего девка твоя громче кричать будет: от моего уда или когда на неё дебелый дядя навроде Звяги залезет?

-- Ты! Я тебя...

-- Хайло прикрой. Тесть хренов. Какой ты есть нынче - ты ни на что не годен. Разве что - бледной поганкой обожраться. Не препятствую. Попросишь - велю принести. Сам кусочек по-жирнее подам. Хочешь сдохнуть - сдохни. Что в раю, что в пекле - о подолах бабских заботы нет. И душа твоя успокоится. По этому поводу. Но ты уж сделай милость - сдохни здесь. Не тащи своих на большую дорогу. Я тут с тобой вообще попусту время трачу. Тебя в яму положить - твои баба с девкой сами у меня ошейники бегом просить будут. Дошло?

Потан молча лелеял больную руку, изредка вскидывая на меня глаза и снова опуская их в пол.

-- Речь идёт о тебе. Я тебе показал, что писать можно и левой рукой. Я могу - и ты сможешь. Научишься. Коли захочешь. Не захочешь... Я в этот год много поганок насушу. Чтоб тебе с избытком хватило. Выучишься - и быстро. И будешь службу мне служить. А я тебя научу, как руку исправить. Что - "чего"? Видел я - как вот такие дела лечатся. Своими глазами видал. Голову в заклад ставить не буду, но... видел. Это дело неспешное. Год. Сам понимаешь - даром тебя год кормить я не буду. Ты служишь - и руку лечишь. По подсказке моей. Думай. Утром - ответ. Всё. Час поздний - мужикам здесь спать ложиться, пошёл я.

-- Постой. Помоги на постель подняться. Благодарствую. Чудён ты, боярич. Не прост. То от Велеса с серебром пришёл, то ведьму в болоте утопил. То вот... насчёт руки... Неужто вправду своими глазами видел? Э-эх... Согласный я. Будь по-твоему. И... спаси тебя бог, Иване. Спаси и сохрани.

Я выгнал из поварни мужиков. Опять уселись лясы точить. Полночи будут языками молоть, потом с утра глаз не разлепить. Хорошо хоть сказки сказывают, а не Кудряшкову бабу мнут да рвут. Домны... как бы это по-мягче... - опасаются. А бабёнка и рада - от Домны ни на шаг. То котлы отдраить, то щепы на утро нащепать. Не надо бы ей косаря в руки давать, ну да ладно.

Проехался Ивашке по ушам. Типа:

-- А какой у нас на сегодня порядок несения ночных дежурств? А какие у нас пароль и отзыв?

Пришлось самому рассказывать - слов-то таких здесь нет. А понятия - есть. Так что и мне есть чему поучиться. Чарджи со Светаной не наблюдаются. Ну, естественно - где-то в лесу кусты мнут. Звяга сначала на Кудряшкову по-облизывался. Потом увидел перед носом кулак Домны. И сразу пошёл спать. Молодец - правильно понял. Домна на своего Хохряковича посмотрела... и тоже спать погнала - парень никакой после покоса, глазки слипаются. Ну, вроде всё - можно и мне на боковую.

Напоследок, обходя подворье, за углом сарая с нашим барахлом, вдруг в темноте наскочил на маленькую беленькую фигурку. Любава. Наложница-заочница. У Руссо есть "Общественный договор", а у нас, на Руси - "Общественный приговор". Нас с тобой, девочка, уже приговорили. Тебя - к роли наложницы, меня - к роли "рычага".

-- Ты чего в темноте шастаешь? Иди к бабам спать, поздно уже.

-- Ваня... ой. Господине. Дозволь повиниться.

-- Господи! Давай. Только быстро.

-- Господине, роба твоя виновна в том, что подслушала разговор твой с батюшкой. Нет-нет! Я не нарочно! Я там просто мимо проходила! А вы так громко говорили, а крыши-то нет, а я-то как услыхала... вот.

Я там чего, много чего-то лишнего сказал? Потаня остаётся у меня, причём - тиуном. Вроде повышение. Руку есть надежда восстановить. Чего там ещё было?

-- Ты, господине, сказал батюшке, что ежели бы ты свистнул... то я сама к тебе на... на шишку залезла.

Ё-моё! Совершенно не учёл отсутствие звукоизоляции. И свободу перемещения. Идиот! Сказано же: "и у стен есть уши". И у тебя, Ванька - тоже. Есть уши. Которые сейчас горят малиновым цветом. Хорошо, что в темноте не видно. "Ради красного словца не пожалеет и отца" - русская народная мудрость. Причём не указано - чьего именно отца не пожалеет. И прочих родственников его.

-- Любава... Тут... Ну, ты сама понимаешь...

-- Свистни.

-- ??

Обычно я соображаю нормально. В смысле: быстро, глубоко и многонаправлено. Ну, я же не просто так - Ванька, а о-го-го! - эксперт по сложным системам. Но временами такой тупизм накатывает... Чего-то похожее из Бёрнса лезет:

"Ты свистни - тебя не заставлю я ждать,

Ты свистни - тебя не заставлю я ждать,

Пусть будут браниться отец мой и мать,

Ты свистни, - тебя не заставлю я ждать!"

Это к чему? Чего-то я не очень... "что ты имела ввиду?". Или она именно про это?...

-- Свистни. Пожалуйста.

-- Ты с ума сошла! Ты...

Она, как стояла до сих пор с опущенной головой, так и сделала шаг, обхватила меня поперёк туловища, воткнулась мне в солнечное сплетение и зарыдала. Какое счастье, что она маленькая. Это их семейное боевое искусство с удушающим захватом за шею...

-- Ну не реви ты. О господи, да тише ты. Весь двор слушает. Давай-ка вот в пустой сарай. Успокойся ты, наконец.

Едва я, с плотно прижавшейся ко мне Любавой, перешагнули через порог в чуть большую темноту бескрышного сарая, как девчонка, не переставая рыдать, принялась изображать взрослую, страстную и многоопытную женщину.

Да в бога душу мать! Я и в мирное-то время предпочитаю сам. И раздеваться, и раздевать. А когда эта рыдающая сопливка пытается одновременно одной рукой придавить меня за затылок, "дабы соприкоснуться устами", другой - рвёт на мне опояску, третьей - пытается сдёрнуть с меня штаны... Одновременно поправляя съезжающий на нос платочек, задирая подол своей рубашонки, впихивая мои ладони во всякие свои укромные места и организуя из сваленных конских потников подобие "ложа страсти"... Восьминожка восьмирукая. Я отбивался изо всех сил. Мы дружно пыхтели, сопели, ойкали и издавали прочие непотребные звуки. Я, кроме того, ещё ругался, а она уговаривала. Типа: не боись, больно не будет.

Здоровая девица. Цепкая. Как и положено быть человеческому детёнышу. Кто не имел сил удержаться на бешено прыгающей по ветвям и лианам мамашке, тот потомства не оставил. Слабые ручонки препятствуют, знаете ли, передаче генного материала. Что и отражено в отечественном фольке фразой известного анекдота: "Куда ж ты, с больными руками, замуж собралась?".