11/22/63 - Стивен Кинг

Как-то в субботу после полудня мы пили кофе в моей гостиной и сквозь помехи смотрели по телевизору какой-то старый фильм. Ковбои из форта Голливуд отражали атаку двух тысяч – если не больше – индейцев. За окнами лил дождь. Наверное, зимой шестьдесят второго случались солнечные дни, но я не припоминаю ни одного. В памяти остались лишь ледяные пальцы дождя, пробиравшиеся к моему выбритому загривку, несмотря на поднятый воротник овчинной куртки, которую я купил взамен длинного кожаного пальто.

– Вы не должны волноваться из-за этой чертовой пьесы только потому, что Эллен Докерти готова ради нее выпрыгнуть из трусов, – говорил мне Дек. – Дописывайте свою книгу, я уверен, она станет бестселлером, и никогда не оглядывайтесь. Живите в свое удовольствие в Нью-Йорке. Выпивайте с Норманом Мейлером и Ирвином Шоу в таверне «Белая лошадь».

– Да-да, – кивнул я. Джон Уэйн дул в горн. – Я не думаю, что Норману Мейлеру стоит тревожиться из-за этого романа. И Ирвину Шоу тоже.

– Опять же, вы добились такого успеха с инсценировкой романа «О мышах и людях», – продолжил Дек. – Все, что вы поставите теперь, в сравнении с первой постановкой вызовет разочарование... Ой, Господи, вы только посмотрите! Стрела только что пробила шляпу Джону Уэйну! Как хорошо, что она такая большая!

Его предположение, что моя вторая постановка может проиграть в сравнении с первой, неожиданно больно задело меня. Я подумал о том, что наши с Сейди повторные танцы уступали первому, хотя мы очень старались.

Дек не отрывал глаз от экрана, так его увлекло происходящее там, но вдруг сказал:

– А кроме того, Крысеныш Силвестер выразил желание поставить школьный спектакль. Он говорит о «Мышьяке и старых кружевах»[123]. По его словам, они с женой видели постановку в Далласе двумя годами ранее, и зал ревел от восторга.

Господи, такой банальный сюжет, И Фред Силвестер с кафедры физики – режиссер? Я сомневался, что доверил бы Крысенышу руководить подготовкой учеников начальной школы к эвакуации в случае пожара. А если такой талантливый, но пока мало что умеющий актер, как Майк Кослоу, попадет в руки Крысеныша, процесс взросления замедлится лет на пять. Крысеныш и «Мышьяк и старые кружева». Боже мой!

– Да и в любом случае уже нет времени поставить что-нибудь стоящее, – продолжил Дек. – Вот я и говорю, дадим Крысенышу шанс. Никогда не любил этого суетливого сукина сына.

Насколько я знал, никто его не любил, за исключением, возможно, миссис Крысеныш, которая суетилась рядом на каждом школьном или кафедральном мероприятии, закутанная в акры кисеи. Но провалился бы не только он. Пострадали бы и дети.

– Они могут подготовить эстрадный концерт. На это времени хватит.

– Ох, Господи, Джордж. Уоллес Бири только что получил стрелу в плечо. Я думаю, ему не выжить.

– Дек!

– Нет, Джон Уэйн оттаскивает его в безопасное место. Этот старый фильм такой бестолковый, но мне нравится. А вам?

– Вы слышали, что я сказал?

Фильм прервался рекламным роликом. Кинэн Уинн вылез из кабины бульдозера, снял каску и сообщил миру, что отшагал бы милю ради «Кэмела». Дек повернулся ко мне.

– Нет, должно быть, отвлекся.

Хитрый старый лис. Отвлекся он!

– Я сказал, что у них есть время подготовить эстрадный концерт. Сборную солянку. Песни, танцы, анекдоты, миниатюры.

– Все, кроме канкана? Или вы думаете, что без этого не обойтись?

– Не надо утрировать.

– Значит, получится водевиль. Мне всегда нравились водевили. «Спокойной ночи, миссис Калабас, где бы вы ни были» и все такое.

Он достал из кармана кардигана трубку, набил ее табаком «Принц Альберт», раскурил.

– Знаете, мы пытались сделать что-то подобное в «Грандже». Шоу называлось «Джодийское гулянье». В конце сороковых, правда, перестали. Людей это смущало, хотя никто прямо этого не говорил. И водевилем мы это не называли.

– О чем вы?

– Мы устраивали менестрель-шоу[124], Джордж. В нем участвовали ковбои и работники с ферм. Все закрашивали лица черным, пели и танцевали, шутили, как им казалось, с негритянским выговором. Отталкивались, конечно, от «Амос и Энди»[125].

Я захохотал.

– Кто-нибудь играл на банджо?

– Если на то пошло, пару раз наша нынешняя директриса.

– Эллен играла на банджо в менестрель-шоу?

– Осторожнее, вы начинаете говорить пятистопным ямбом. Это может привести к мании величия, партнер.

Я наклонился вперед.

– Расскажите мне одну из шуток.

Дек откашлялся, потом заговорил на два низких голоса:

– «Слушай, брат Тамбо, чё ты купил эту баночку вазелина? – Я подумал, она стоит сорока девяти центов!»

Он выжидающе посмотрел на меня, и я понял, что это юмор.

– Они смеялись? – Я боялся услышать ответ.

– Гоготали и требовали продолжения. А потом эти шутки долгие недели повторяли на площади. – Его лицо было серьезно, но глаза поблескивали рождественскими огнями. – Городок у нас маленький. Наши потребности в юморе очень скромные. Для нас пример раблезианского остроумия – слепой, поскользнувшийся на банановой шкурке.

Я задумался. По телику вновь показывали вестерн, но Дек утратил к нему всякий интерес. Наблюдал за мной.

– Такое может сработать и сейчас, – изрек я.

– Джордж, такое срабатывает всегда.

– И не обязательно становиться забавными чернокожими.

– Теперь так просто и не станешь, – улыбнулся Дек. – Может, в Луизиане или Алабаме, но не на дороге в Остин, который в «Грязь гералд» называют не иначе, как Комми-Сити. Однако вам эта идея не по нраву, верно?

– Да. Считайте, что у меня очень уж нежное сердце, но я нахожу ее отвратительной. Да и зачем нужен этот гуталин? Избитые шутки... парни в старых мешковатых костюмах с подложенными плечами... девушки в платьях до колен с оборочками и бахромой... С удовольствием посмотрю, как Майк Кослоу исполнит комический скетч...

– Все будут покатываться со смеха, – безапелляционно заявил Дек. – Очень хорошая идея. Жаль только, что у вас нет времени для ее реализации.

Я уже начал что-то говорить, когда меня осенило. Новая мысль сверкнула так же ярко, как и та, вызванная словами Айви Темплтон о том, что соседи напротив видят все, что происходит у нее в гостиной.

– Джордж? У вас отвисла челюсть. Вид хороший, но не аппетитный.

– Времени мне хватит. Если вы уговорите Элли Докерти на одно условие.

Он поднялся и выключил телевизор, не взглянув на экран, хотя сражение герцога Уэйна и индейцев на фоне ярко горящего форта Голливуд достигло кульминации.

– Какое?

Я его озвучил и тут же добавил:

– Мне надо поговорить с Сейди. Немедленно.

Поначалу она слушала с серьезным выражением лица. Потом начала улыбаться. Улыбка становилась все шире. А когда я поделился с ней идеей, которая пришла мне в голову по завершении нашего с Деком разговора, она меня обняла. Но этого ей не хватило – еще и запрыгнула на меня, обхватив ногами. В тот день швабра магическим образом исчезла.

– Блестяще! Ты гений! Напишешь сценарий?

– Естественно. Много времени это не займет. – Избитые шутки уже крутились в голове. Тренер Борман двадцать минут сосредоточенно смотрел на апельсиновый сок, потому что на банке было написано: «CONCENTRATE»[126]. У нашего пса хвост рос внутрь, и мы сделали ему рентген, чтобы узнать, виляет ли он им, когда радуется. Я летел на таком старом самолете, что на одной туалетной кабинке висела табличка «Орвил», а на другой «Уилбур»[127].

Но мне потребуется помощь в другом. Прежде всего мне нужен продюсер. Я надеюсь, ты за это возьмешься.

– Конечно. – Она соскользнула на пол, прижимаясь ко мне всем телом. Юбка задралась, и – увы, лишь на мгновение – я увидел ее обнаженную ногу. Потом Сейди закружила по гостиной, нещадно дымя. Ударилась о кресло (в шестой или седьмой раз после того, как мы стали близки), удержалась на ногах, вроде бы не заметив контакта, хотя не вызывало сомнений, что к вечеру на голени проступит приличных размеров синяк.

– Если ты думаешь о шутках двадцатых годов, я могу попросить Джо Пит помочь с костюмами. – Джо возглавила кафедру домоводства после того, как Эллен Докерти назначили директором.

– Отлично.

– Большинство учениц, которые: выбирают курсы этой кафедры, любят шить и... готовить. Джордж, нам придется кормить участников по вечерам, если репетиции будут затягиваться. А они будут, потому что мы очень уж припозднились с началом.

– Да, но только сандвичи.

– Нет, сделаем что-нибудь получше. И музыка! Нам понадобится музыка. На пластинках, потому что нашему оркестру такое не осилить.

И тут мы хором воскликнули:

– Дональд Беллингэм!