Партизанство - Вячеслав Боярский

Социальный состав отрядов и соединений был самым пестрым: рабочие и крестьяне, служащие и офицеры Литовской армии, студенты и учащиеся. Были в отрядах и священники – капелланы. И все же главная кузница партизанских кадров находилась в крестьянской среде, которая составляла 4/5 всех жителей тогдашней Литвы. Причем настоящим партизанским краем стала южная Литва, Дзукия, где издавна проживали более бедные слои крестьянства, нежели, скажем, в средней и северной Литве, жившей зажиточно. Это обстоятельство подрывает тезис о том, что основная причина борьбы коренится в «черных кулацких замыслах», стремлении с оружием в руках отстоять свое добро, якобы нажитое путем эксплуатации чужого труда. Вот статистика: из 4800 крестьянских семей, высланных из Литвы в 1944 – 1947 гг. за то, что родственники их ушли в лес, 27% владели землей менее чем в 10 га, 30% – от 10 до 20 га и лишь 8% – более чем 50 га.

Партизанские отряды, как правило, были хорошо вооружены – оружием как немецкого, так и советского производства. Большинство бойцов, особенно в начальный период движения, носили военную форму Литовской армии, которая существовала в Литве при Сметоне. Поначалу в лесах преобладали крупные соединения со своими штабами, четкими границами боевых действий. Проходили партизанские совещания, сборы. Так, летом 1946 г. состоялось первое крупное совещание командиров партизанских округов Литвы. Был образован Главный штаб партизанских сил с центром в Вильнюсе. Он готовил различного рода инструкции, приказы, распоряжения, сотрудничал с Объединенным демократическим движением сопротивления (БДПС), которое ранее создали литовские интеллигенты, претендовавшие на руководство партизанским движением. Однако некоторое время спустя выяснилось, что один из активных членов БДПС является агентом МГБ, что скомпрометировало эту организацию.

В 1949 г. состоялось последнее совещание, на котором было решено реорганизовать БДПС в Движение борцов за свободу Литвы (КЛЛС), но это была формальная организация, которая, в сущности, ничем себя не проявила.

Вольно или невольно движение сопротивления все больше втягивалось в вооруженную борьбу и обретало характер насильственных действий. В конце 1944 г. были арестованы оставшиеся в Литве члены ВЛИКа, а в апреле 1945 г. – и ЛИТа, т.е. сторонники идей гражданского неповиновения и пассивного сопротивления. Без политического руководства, в изолированной от мира Литве «всем казалось, что вооруженный отпор – самый эффективный и самый почетный способ борьбы».

Ответственность за подобный сценарий, который стал раскручиваться по кровавой фабуле, ни в коем случае нельзя снимать с тех, кто железной сталинской рукой устанавливал в Литве советский строй. Зачастую людей насильственно лишали возможности выбора. Зачистки НКВД, расстрелы беглецов от мобилизации в армию, массовые высылки и аресты – все это заставляло многих жителей Литвы обращать свой взор в сторону леса.

А.Раманаускас, командир партизан Южного округа по кличке «Ванагас» (Ястреб), вспоминал: «Жил в курортном районе Алитуса – улице Вашкгантаса. Каждый день, идя по проспекту Басановичюса на работу и с работы, видел опутанные проволокой огромные подвалы, в которых содержались заключенные литовцы. На всех улицах города в частных домах наиболее вместительные подвалы также были превращены в тюрьмы... Ночью происходили допросы и заключенных куда-то тайно вывозили... Много раз видел, как окруженных отрядом МВД истребителей, с завязанными проволокой за спиной руками мужчин гнали по улице к этим подвалам... Все это и целый ряд других событий... на меня необыкновенно подействовало... Я стал непримиримым врагом коммунизма».

Выбор, как видим, был небогат: Сибирь, сотрудничество с НКВД или лес. К тому же Литва прошла урок сталинской «демократии» 14 июня 1941 г., за неделю до начала Великой Отечественной войны, когда состоялась первая массовая депортация населения республики. И первые же послевоенные высылки живо напомнили об этом уроке. Семь раз – в 1944 – 1948 гг. и дважды в 1949 г. – людей в массовом порядке высылали из Литвы. После каждой такой акции происходило столь же массовое пополнение партизанских рядов.

Любое недовольство форсированными темпами большевизации сразу же расценивалось как проявление национализма, клерикализма и буржуазного классового сознания. Под вывеской борьбы с этими «проявлениями» происходили аресты, высылки, расстрелы, сжигались «буржуазные» книги, разрушались памятники – символы независимой Литвы, закрывались костелы. Везде, куда бы ни ткнулся тот же крестьянин, он сталкивался с чужой властью, чужим языком, чужим духом.

Представитель американской разведки в Германии Г.Смит летом 1950 г. заявил руководителям ВЛИКа, к тому времени уже находившимся в эмиграции, что литовским партизанам не следует надеяться на помощь США. Подполью Литвы необходимо якобы ориентироваться не на текущий момент и вести заведомо проигрышную борьбу, а брать в расчет более перспективные цели. Поэтому будет лучше, если Литва обойдется без убийств. Таким образом, на более позднем этапе сопротивления Литва убедилась, что надежды на Запад беспочвенны. И все же она продолжала борьбу вплоть до середины 50-х годов.

Цена иллюзий для послевоенной Литвы была огромной: по имеющимся данным, здесь погибло более 50 тысяч человек. В их числе – около 20 тысяч партизан, несколько тысяч «народных защитников» и примерно столько же работников и должностных лиц советских учреждений (больше всего – председателей сельсоветов и колхозов, служащих в волостях и округах) и крестьян. По числу убитых, а также ликвидированных партизанских отрядов можно судить и о масштабе всего национально-освободительного движения в Литве. По информации Председателя Литовского бюро ЦК ВКП(б) В.Щербакова, представленной на XI пленуме ЦК КПЛ, в январе – октябре 1946 г. было выслежено и ликвидировано 339 партизанских отрядов и 436 антисоветских организаций, убито и арестовано свыше 10 тысяч партизан, участников подполья и других «антисоветских элементов». И все же, несмотря на «достигнутые успехи», В.Щербаков в своем сообщении посетовал, что «деятельность вооруженных контрреволюционных банд и подполья активизировалась».

В этой войне, наряду с действительно героическими страницами (как с одной, так и с другой стороны сражалось немало людей, свято веривших в правоту своего дела, в чистоту своих идей), было много наносного. Под вывеской «народных защитников» и партизан действовало значительное число бандитов, воспользовавшихся сложной ситуацией гражданского противостояния в корыстных целях. Они не гнушались грабежами и убийствами людей. В лесные соединения было интегрировано немало агентов МГБ, цель которых, наряду с ликвидацией вооруженных группировок, состояла и в дискредитации освободительного движения.

Но и сами партизаны, связанные кровавой порукой антисоветских акций, не всегда руководствовались в своей борьбе принципами гуманизма. А.Раманаускас в своих воспоминаниях признавал, что были партизаны, которые «сознательно перешагивали законность и легко применяли смертную казнь». Другой свидетель тех событий, А.Вайтуленис, 9 лет партизанивший в Дзукии, писал: «В те годы купались в грязи до лба. И что самое страшное, грязь эта была кровавой. Совершены такие подвиги, по которым наши дети могут учиться, и такие преступления, которые тоже не следует забывать, чтобы их не повторяли другие».

Вооруженное сопротивление – это не только героическая борьба с врагом, но и сведение личных счетов, месть, обесценивание величайшей ценности – человеческой жизни. Впрочем, самоволие и жестокость были свойственны всем партизанским войнам. Известный литовский поэт И.Айстис утверждал: «Огромнейшее несчастье, которое только может существовать для народа, – гражданская война, когда брат убивает брата». История, как видим, мало чему учит, если вспомнить братоубийственную послереволюционную войну в России.

В 1952 г. командир литовских партизан А.Раманаускас издал приказ о прекращении партизанской войны. Но очаги сопротивления в отдельных местах оставались до середины 60-х годов. Это были уже не партизаны, а люди, скрывавшиеся от арестов.

Трагедия партизанского движения, как и всей Литвы, в том, что победить в этой борьбе не было никакой возможности: слишком неравными были силы.

Нельзя не отметить, что в годы войны при содействии националистов десятки тысяч призывников Латвии и Эстонии были мобилизованы в латышский добровольческий легион и эстонскую гренадерскую дивизию СС немецкой армии. В 1944 г. генерал С.Раштикис предложил план мобилизации литовцев – до 150 тысяч человек. Командные кадры этих соединений составили бывшие офицеры Литовской армии и военизированных организаций.

При активном участии добровольческих полицейских батальонов за годы оккупации в Литве было уничтожено до 700 тысяч гражданских лиц и военнопленных, вывезено в Германию до 36 тысяч человек. На территории Латвии уничтожено более 600 тысяч гражданских лиц и военнопленных, увезено в Германию более 280 тысяч человек. Жертвами нацистского террора в Эстонии стали 125 тысяч мирных жителей и военнопленных. Предчувствуя скорый конец войны, пособники гитлеровцев предпринимали попытки попасть в западные земли Германии, занятые американскими, английскими, французскими войсками, или бежать в Швецию. Так, генеральный инспектор латышского легиона СС Р.Бангерский приказал латышским частям гитлеровской армии «...интернироваться в зонах, занятых англичанами, американцами или французами». Во исполнение этого приказа в плен английским и американским войскам сдались остатки 15-й латышской дивизии и 20-й дивизии СС немецкой армии. В конце войны на Запад бежали высшие чины окруженной в Курляндском котле 19-й латышской дивизии СС.