Черный Ферзь - Михаил Савеличев

Нечто огромное, округлое раздвинуло серебристым телом фонтаны огня и дыма, налегло на дорогу, теперь усеянную непроходимыми кучами обломков, ослепительно сверкнуло, заставив смотрящих на нее людей завопить от рези в глазах, а когда боль так же мгновенно прошла, как и появилась, то отряд Ферца увидел, что с бетонного полотна исчезло все, напоминавшее о произошедшем, и по ней все так же неслась нескончаемыми рядами военная техника.

— Фарш, — сказал Беггатунг, ощупав тело Флюгела. — Фарш мелкого помола.

Ферц присел над размозженным телом. Казалось, что Флюгел рухнул на землю с невообразимой высоты или на него уронили один из каменных блоков, что валялись кругом, а затем аккуратно убрали, оставив вот такую вот лепешку в звездчатой луже побуревшей крови.

— Шенкел! — позвал Ферц.

— Да, господин крюс кафер!

— Дорогу видишь, солдат?

Шенкел растерянно оглянулся:

— Т-так точно…

— Слушай приказ, солдат! Приказываю медленным шагом пересечь дорогу и дожидаться отряд на другой стороне. Приказ понятен? — Ферц даже не повернулся посмотреть на обомлевшего Шенкеля.

— Но, господин крюс кафер… — попытался возразить тот.

— Приказ понятен, солдат? — глухо, не повышая голоса повторил Ферц, и тогда словно что-то поняв Шенкел щелкнул каблуками ботинок, расплылся в жуткой усмешке, развернулся и направился к дороге, поудобнее устраивая на груди автомат.

Встав на обочине, Шенкел подождал, пока мимо прогромыхает танкетка, уже снаряженная под завязку боезапасом — на турелях ракеты с каплевидными головками и длинным оперением — и сделал шаг на бетонку.

Каким-то чудом ему удалось невредимым миновать первый ряд движения, на мгновение замереть на узком островке безопасности, покачиваясь от порывов воздуха, которыми хлестала громыхающая бронетехника, а затем сделать рывок вперед, словно опасаясь, что тяжелый танк успеет миновать его, так и не намотав на гусеницы кровавые обрывки тела и амуниции.

— Готов, — сказал Халссщилд.

Беггатунг зыркнул на товарища, но ничего не сказал. Откуда-то у него возникла уверенность, что на Шенкеле дело не застопорится, и господин крюс кафер одного за другим размажет их по проклятой бетонке. Но сделать он ничего не успел, так как Кралленгилд ткнул стволом пистолета в затылок Ферца, все еще сидящего над трупом Флюгела, и выстрелил.

Пуля глухо вонзилась в останки, Кралленгилд непонимающе сделал шаг вперед и рухнул на землю.

Невероятным образом очутившийся позади него Ферц рывком вытащил из шеи Кралленгилда нож и зверски осклабился:

— Ну, кто еще идет за пивом? — дыхательная маска болталась на плече, господин крюс кафер тяжело вдыхал ядовитый воздух, вытирая кулаком с лица капли крови. От виска до скулы протянулась почерневшая рана. — Кехертфлакш! — Ферц плюнул. — Трусы! Бабы! Scheiß Kerl! Dreckskerl!

Сунув нож в ножны, взвалив на себя оба автомата — свой и Флюгела, а подсумок с обоймами зажав подмышкой, так что распущенные ремни волочились по земле, Ферц побрел к дороге, почему-то приволакивая левую ногу.

Беггатунг и Халссщилд завороженно смотрели на своего командира. Не замедляя шага Ферц вышел на дорогу, повернулся навстречу движения и поднял руку вверх.

«Вот это ты зря», подумал Халссщилд, «Сейчас тебя…»

Глава десятая. ТРЕПП

— Не могу ничего поделать, — с тихим отчаянием пожаловалась она. — Не могу, не могу! — градус отчаяния нарастал, и Сворден Ферц понимал — помедли он еще, и у нее начнется истерика.

Понимать он понимал, только вот никак не мог сообразить — что в таких случаях надо делать?

Совать в трясущиеся руки стакан воды? Таковых в комнате не наблюдалось. Может, в кухне, подключенной к линии снабжения, нашлось бы что угодно, вплоть до пресловутых мороженых крыс, но здесь, увы, — ничего. (А кстати, почему? — спросила та часть Свордена Ферца, которая специализировалась на таких вот, вроде бы резонных, но абсолютно неуместных вопросах).

Или пару раз шлепнуть ее по щекам, столь негуманным и, в общем-то, бесцеремонным способом выводя из ступора? Но если речь идет о подобном состоянии, тут не до размышлений и церемоний, надо всего лишь размахнуться и…

— У меня ничего не выходит, — она склонилась к листам, лежащим у нее на коленях и разбросанным вокруг, — огромные плотные листы, исчерканные нервными, обрывистыми линиями, которые, тем не менее, складывались в нечто тревожное и даже пугающее. — Отвратительное стило, — она подняла руку и показала Свордену Ферцу. — Видишь? Видишь?

— Вижу, — разлепил пересохшие губы Сворден Ферц, хотя ни черта не видел — стило как стило, стандартной варки.

Она швырнула стило в угол комнаты, вцепилась в ближайший рисунок и принялась рвать его в клочья. Сухой звук расчленяемой бумаги оказался неприятен до дрожи, до зубового скрежета. Сворден Ферц не ожидал, что это на него так подействует. Захотелось тут же выскочить из комнаты в поисках лучшего стила, только бы не слышать невыносимый шелест, и даже не шелест, а почти тактильное ощущение от рыхлой, шершавой бумаги.

Вот только куда бежать за этим проклятым стилом?

— Ты же знаешь! — почти выкрикнула она, словно прочитав его мысли. — Ты точно знаешь! Ты всегда приносил мне самое лучшее стило на свете!

Если бы она не швырнула стило в угол, то сейчас бы запустила им в меня, понял Сворден Ферц. Он вылез из-под одеяла, взял ближайший рисунок. Первое впечатление не обмануло — тревожный, надрывный, даже — отчаянный хаос линий, как будто то, что пытались запечатлеть, непрерывно меняло форму. Но в глубине неряшливого наброска угадывался лес, поселок, фигурки людей. Кончик скверного стило крошился, раздваивался, а вместе с ним крошился и раздваивался тот мир, который погружался в хаос.

Сворден Ферц физически ощущал, как уютному, тихому миру каждым движением стило наносится глубокая, мучительная рана, будто она своими тонкими пальчиками нащупала центр напряжения, невидимый фокус, куда сходятся все силы, что сохраняют целостность мироздания, и малейшее касание, легчайший нажим на который немедленно возбуждали в массивной тверди волны разрушения, тектонические сдвиги, разрывы и бездонные трещины.

Тихий ход разрушительных стихий свершался в оглушительной тишине ночного леса, в теплом воздухе, пропитанном запахами смолистых деревьев и клубники, в сонном благодушии людей как богов, ведь только богам не дано прозревать грядущую теомахию.

— Все хорошо, все хорошо, — шептал Сворден Ферц, прижимая ее к себе, ощущая как ее бьет крупной дрожью, точно животное, ощутившее приближение раскаленного тавро, должного не только причинить ужасающую боль, но и удостоверить его переход из когорты свободных в разряд полезных.