Четырнадцать гениев, которые ломали правила. - Ландрам Джин

Заключение в Бастилию

Верная жена де Сада, Рене-Пелажи, дабы обелить имя мужа, подкупила женщин из Лакосте. Но соблазнение маркизом свояченицы оказалось его последним проступком. Мадам де Монтрейль уже устроила брак между Анной-Просперо и членом влиятельной парижской семьи Бомонт. Семья была прекрасно осведомлена о роли де Сада в прошлом невесты. Они заключили с мадам де Монтрейль договор, согласно которому маркиз должен был быть изолирован от общества по письму короля. Бомонты согласятся на брак, если де Монтрейль «упечет де Сада в тюрьму на вечные времена». К тому времени она и сама была заинтересована в устранении зятя со своего пути, поскольку стала опекуном его троих детей и не хотела, чтобы они поддерживали отношения с отцом. Упрямая и влиятельная мадам де Монтрейль нашла общий язык с властями, не переносившими маркиза, чтобы король Людовик XV и его наследники подписали необходимое письмо. Эти письма, подписанные королем, были легальным средством, позволяющим семье заключить в тюрьму любого своего члена, если они считали, что он представляет угрозу для общества. Нечто вроде современной законной процедуры признания члена семьи умственно неполноценным. Заключенный должен был оплачивать свое заключение и сохранял все полномочия. По иронии судьбы, мадам де Монтрейль в течение четырнадцати лет держала де Сада взаперти на его же собственные деньги.

Письмо было устроено без ведома Рене-Пелажи Она пришла в ярость и попыталась отговорить мать от этой затеи, но тщетно. Де Сада взяли под стражу 5 июля 1775 года и вскоре после того посадили в тюрьму. Ему было тридцать семь, а на свободу он выйдет только в пятьдесят, когда Революция сделает королевские документы незаконными.

Бунтарство де Сада и потребность удовлетворять свою страсть собственными способами стоили ему свободы. Это также превратило его в интеллектуала от секса, поскольку маркиз сел в тюрьму распутником, а вышел философом и писателем. Он сублимировал свою немыслимую сексуальную энергию в литераторство. Начав писать в Бастилии, он писал всю жизнь, и это превратилось у него в манию.

Гигантомания и одержимость

Еще на свободе де Сад проявлял маниакальный энтузиазм. Он был сгустком энергии, которой его питали либидо и гигантомания, и жил от одного приключения до другого. Маркиз достаточно вольно обращался с деньгами, швыряя их на женщин и удовольствия и выплескивая огромное количество энергии, сочиняя пьесы и фантастические сценарии, призванные удовлетворять его сексуальную извращенность. Невозможно проследить бесконечную цепь побед де Сада. Он все делал чересчур. Даже находясь в заключении, он оставался одержимым сексом и уговорил свою жену тайком переправлять ему искусственные фаллосы и вагины для успокоения сексуальной лихорадки.

Маниакальное состояние де Сада достигло своего апогея 14 июля 1789 года, когда он высунулся из окна своей камеры, обращаясь к толкущейся внизу толпе через самодельный мегафон. Маркиз подбивал бунтовщиков на штурм Бастилии. В собравшихся внизу оратор нашел сочувствующую аудиторию, а его комментарии и колкости представляли такую угрозу, что тюремное руководство перевело его в шарантонский госпиталь для слабоумных. Де Сад писал: «Из моего окна я расшевелил дух этих людей там, внизу... Я предупреждал их... и подстрекал сравнять с землей этот памятник ужаса» (Томас. 1992, стр. 194).

Несмотря на то, что де Сад принадлежал к типу личности А, во всех своих поступках он оставался одиночкой. Он заводил сам себя, но не мог контролировать собственные потребности и навязчивые идеи. Маркиз был нетерпелив и нетерпим, но обаятелен. Он никогда не любил женщин, но нуждался в них для воплощения своих фантазий.

В тюрьме у де Сада развилось множество новых странностей. Абсолютно непонятны странные навязчивые идеи, перечисленные де Садом в его тюремных дневниках. Психологи предположили, что подобные идеи помогали ему выжить в эти мрачные годы заключения. Криптомания имела своей основой навязчивую потребность де Сада угадать дату освобождения, якобы зашифрованную в письмах жены.

В заточении де Сад стал трудоголиком и из под его пера вышли пятнадцать томов художественной литературы; он вел подробнейший дневник, написал сотни писем и проглотил тома Вольтера и Руссо. Маркиз тщательно записывал любую мелочь в навязчивом стремлении сохранить ясный ум и душевное здоровье. Одной из его провокационных привычек было описывать все оргазмы, испытанные им в тюрьме («Альманах иллюзий»). В декабре 1780 года де Сад записал, что за двадцать семь истекших месяцев испытал 6536 «оргазмов путем мастурбации» и «введения» (анального секса); феноменальное количество сексуальных опытов для узника. В возрасте семидесяти четырех лет де Сад зарегистрировал в своем альманахе восемьдесят восемь случаев содомии, имевших место в последние четыре месяца, и ежедневные свидания с шестнадцатилетней Мадлен Леклерк. В будущем, после освобождения, маркиз планировал развлечься сразу с ней и ее матерью.

Власть, влияние и успех

Власть де Сада заключалась в огромных запасах психической энергии и харизматического обаяния. Философские романы и высказанные в них аргументы против религиозной и социальной тирании принесли своему автору влияние. Де Сад преклонялся перед свободой, что само по

себе имеет оттенок иронии, так как маркиз редко бывал свободен. Многие его работы погибли, когда в разгар Революции Бастилия была захвачена, но его недоброжелатели также погубили и то, что считали порнографической литературой. Главные из уцелевших работ маркиза: «Злоключения добродетели» (1787), «Джастина» (1791), «Алина и Валькор» (1795), «Философия в будуаре» (1795), «Джульетта» (1797), и «120 дней содома», написанная в Бастилии и обнаруженная в французской семье в 1904 году. Эти книги двести лет запрещали во Франции и других странах. Темой этих произведений была сексуальная извращенность как вызов общественным и религиозным догмам. Романы написаны в философском ключе, так как «де Сад верил в бессмертие своего гения» (Левер. 1993, стр. 387). Де Сад поставил себе целью уничтожить лицемерие закона и позволить взрослым абсолютно свободно вступать в сексуальные отношения между собой по обоюдному согласию. В «Джульетте» он писал: «Невозможно представить себе, каких славы и величия достигли бы знания человеческие, не будь законов и религии».

Влияние

Де Сада называли «единственным писателем всех времен и народов» за «точность», «правдивость» и «достоверность» описания людских страстей. Впервые он получил широкое признание в 1834 году, когда слово «садизм» было включено в список слов, данных в «Универсальном словаре». Полвека спустя Крафт-Эббинг придал имени де Сада психологическую значимость, введя в обиход слово «садомазохизм». Британский писатель Алджернон Чарльз Суинборн внес свой вклад в формирование более позитивного представления об этом человеке, назвав де Сада самым влиятельным писателем современной истории. Он был очень щепетилен в своем определении де Сада как человека, «насквозь видевшего богов и людей». Французский писатель Ги де Мопассан был настолько покорен произведениями маркиза, что назвал свою подъездную дорожку «Авеню де Сада». Его коллегу по цеху Густав Флобер признал де Сада «ультракатолическим писателем», поскольку тот сосредоточивался на таких святынях Римско-католи-

ческой церкви как распятие, четки и статую девы Марии. Де Сад жил в эпоху Просвещения и был антитезой этого пуританского периода, когда догматы церкви стали неприкосновенны.

Ирония репутации маркиза как разрушителя в том, что на короткий период после Французской Революции он стал судьей и рисковал своей жизнью и безопасностью, будучи слишком снисходительным к своим прежним смертельным врагам. Он поистине являлся человеком, верившим в честность истины любой ценой, включая и собственную свободу. Де Сад был пацифистом, настроенным против смертной казни и отказывался отправлять на смерть кого-либо, хотя его собственную страсть возбуждала именно боль. Этот человек, который был в сущности погублен родственниками жены, во время Террора рисковал своей свободой, защищая их.