Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но теперь, несносная жестокость и не ограниченная злоба нѣкоторыхъ изъ друзей твоихъ (изъ твоихъ сродственниковъ должна я сказать, въ сію ошибку я всегда впадаю), странное намѣреніе прочихъ, теперишная твоя разпря съ Ловеласомъ, и приближеніе твоего свиданія съ Сольмсомъ, отъ коего какъ ты справедливо имѣешъ причину судить, могутъ произойти великія слѣдствія, суть столь важныя обстоятельства что требуютъ всего моего вниманія.
Ты желаешъ чтобъ я подала совѣтъ, какъ должно тебѣ поступить съ Г. Сольмсомъ, ты требуешъ, отъ меня того что свыше моихъ силъ. Я знаю сколь многаго надѣются отъ сего свиданія, безъ чего, ты не получила бы столь долговременной отсрочки. Все что я могу сказать, состоитъ въ томъ, что есть ли ты не поступишъ съ Сольмсомъ благосклонно, и несклонишся въ его пользу, особливо когда почитаешъ себя обиженною Ловеласомъ, то ничто не можетъ произвѣсть сей перемѣны. Послѣ свиданія я безъ сомнѣнія отъ тебя буду о всемъ увѣдомлена, и вѣрю уже что все учиненное и сказанное тобою будетъ столь хорошо, что лучше быть нельзя. Однако, естьли я думаю иначе, то не сокрою отъ тебя онаго. Вотъ все что я не сомнѣваюсъ тебѣ обѣщать.
Я желаю ободрить тебя противъ твоего дяди, естьли тебѣ будетъ случай съ нимъ говорить. Вознегодуй на тотъ наглой поступокъ, въ коемъ онъ имѣлъ столько участіе; и пристыди его въ томъ естьли можно.
Размышляя объ ономъ обстоятельно, я не знаю не обратится ли сіе свиданіе въ твою пользу, въ какой бы надеждѣ онаго ни желали. Когда Сольмсъ узнаетъ [покрайней мѣрѣ естьли ты твердо въ своемъ намѣреніи стоять будешь] что ничемъ отъ тебя ласкатся не можетъ, и когда твои сродственники не менѣе во ономъ увѣрятся, то должно будетъ одному удалиться, а протчимъ представить предложенія, которыя исполнить, будетъ тебѣ стоить нѣкоего труда, или я обманываюсь, что ты освободишся отъ жесточайшихъ своихъ мученій и трудовъ. Я привожу на память многія мѣста изъ послѣднихъ твоихъ писемъ, и изъ первыхъ, которыя принуждаютъ меня писать къ тебѣ такимъ образомъ; но въ такихъ обстоятельствахъ въ коихъ ты теперь находишся, все чтобы я хотѣла сказать было бы не вмѣстно.
Въ заключеніе сего объявляю тебѣ что я чрезмѣрно ожесточена видя тебя, игралищемъ жестокости брата и сестры. Видя толикія опыты твоей твердости, какой еще ожидаютъ они надежды?
Я хвалю тебя что вздумала сокрыть отъ ихъ взоровъ письма и бумаги, которыя не должны имъ въ руки попадатся. Я думаю что ты согласишся принести на условленное для нашихъ писемъ мѣсто, нѣсколько бѣлья и платья наканунѣ свиданія съ Сольмсомъ, дабы послѣ того не трудно было тебѣ сыскать къ тому случай. Робертъ принесетъ мнѣ оное по первому приказанію, хотя бы то было днемъ или ночью.
Естьли тебя доведутъ до крайности; то я надѣюсь упросить мою мать чтобы приняла тебя въ домъ тайнымъ образомъ. Я обѣщаюся ей слѣпо во всемъ повиноваться, то есть хорошо принимать да и еще благосклонно обходится съ ея любимцемъ. Я уже нѣсколько времени помышляла о сей выдумкѣ; но не осмѣливалась еще тебя увѣрить о успѣхѣ оной.
Но не отчаявайся въ томъ. Твоя ссора съ Ловеласомъ много къ сему способствовать можетъ; и послѣднія твои предложенія, въ письмѣ писанномъ къ твоему дядѣ, будутъ для нее второю причиною.
Я увѣрена что ты простишь всѣ постороннія объясненія твоей по природѣ излишне пылкой подруги весьма горячо тѣбя любящей.
Анна Гове.
Письмо LXVI.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.Въ пятницу, 31 Марта.
Ты весьма учтиво извинилась въ своемъ молчаніи. Нещастные всѣгда бываютъ въ недоумѣніи, всѣгда склонны перемѣнять самые неизбѣжимые случаи въ холодность и въ пренебреженіе, наипаче со стороны тѣхъ къ коимъ они желаютъ сохранить почтеніе. Я увѣрена что любезная моя Анна Гове никогда не будетъ изъ числа тѣхъ пріятельницъ, кои прилѣпляются токмо къ благополучію: но твоя дружба для меня столь драгоцѣнна, что я по крайней мѣрѣ сомнѣваюсь заслуживаю ли я чтобъ ты ко мнѣ ее сохранила.
Ты столь великодушно даешь мнѣ вольность себя укорять, что я опасаюсь и пользоваться оною. Я лучше буду не довѣрять собствѣнному моему разсужденію, нежели дражайшей моей пріятельницѣ, которая позная свои погрѣшности не можетъ быть подозрѣваема дабы произвольно оныя дѣлала. Я страшуся и спросить у тебя не считаешь ли ты себя излишне жестокою весьма мало великодушною въ разсужденіи такого человѣка, которой столь нѣжно тебя любитъ, и которой впротчемъ столь честенъ и чистосердеченъ.
Естьлибъ ето не была ты, то я бы сомнѣвалась, чтобъ кто нибудь въ свѣтѣ могъ превзойти меня въ семъ истинномъ величіи душѣ, которая внушаетъ въ насъ признательность за огорченія наносимыя истиннымъ другомъ. Я можетъ быть виновата что поступила надъмѣру нескромно; а сіе не инымъ чѣмъ извинено быть можетъ, какъ смущеніемъ въ коемъ я нахожуся, есть ли только сіе можетъ почестся за извиненіе. Какимъ образомъ должна я просить тебя, (о чемъ и всегда не отступно утруждать тебя стану) смѣло слѣдовать тому разуму, которой подъ пріятными видами проницаетъ проступки совершенно? Больной весьма бы былъ неразсуденъ, естьли бы опасался врачебнаго какого орудія отъ толь нѣжной руки. Но я съ замѣшательствомъ предлагаю сію прозьбу, боясь чтобъ она не подала тебѣ причины быть осторожнѣе и скромнѣе въ выраженіяхъ. Желаемой или изъ позволенной сатиры, весьма удобно можетъ перемѣнить въ похвалу тотъ великодушной цензоръ, которой примѣчаетъ, что его насмѣшки производятъ пользу. Твои шутки клонятся всегда къ наставленію, хотя они нѣсколько язвительны, но всегда пріятны. Не можно опасаться толь легкихъ ранъ какія ты причиняешъ, по тому что не умышленно и не ко вреду уязъвляешь оными. Такое искуство знали и новѣйшіе наши писатели прославившіеся своими твореніями. Для чегожъ? для того что оно должно брать первоначальныя свои основанія изъ доброты души, и что должно быть направляемо правотою сердца. И такъ нещади меня, ибо я твоя пріятельница; и сія причина должна тебя принудить еще менѣе меня щадить. Я могу проницать въ тонкость твоихъ выраженій, сколь ни совершенно ты оныя объясняешъ: я толь буду поважаема: и ты не достигала бы своего предмѣта, естьлибъ меня въ смущеніе не приводила. Но послѣ такой чувствительности какъ я говорила тебѣ не однократно; я вдвое тебя любить буду: исправленное мое сердце будетъ совершенно тебѣ предано, и сдѣлается достойнѣшимъ тебя.
Ты меня научила что я должна сказать Г. Ловеласу, и что должна о немъ думать. Ты представила мнѣ, съ великою пріятностію, какимъ образомъ повидимому онъ поступать долженъ дабы примириться со мною. Естьли онъ въ самомъ дѣлѣ сіе предприметъ, то я увѣдомлю тебя о всемъ что ни произойдетъ при семъ случаѣ, дабы получить отъ тебя извѣстія естьли они токмо къ тому поспѣютъ, и твое изслѣдованіе или похвалу когда получу твои письма не столь рано. Что мнѣ ни позволятъ и что ни принудятъ предпринять, но какъ мнѣ кажется, благосклонные судіи должны меня почитать за особу вытедшую уже изъ естественнаго своего положенія. Будучи носима на удачу быстрыми ветрами пристрастнаго противорѣчія, и жестокостію, которую осмѣливаюся назвать неправодушіемъ, я вижу вожделѣнное пристанище дѣвической жизни, къ коей всѣ мои желанія стремятся: но будучи отрываема отъ онаго кипящими волнами, ненависти брата и сестры. и яростными вихрями власти почитающей себѣ оскорбленною межъ тѣмъ, когда съ одной стороны мои взоры усматриваютъ въ Ловеласѣ подводные камни, о кои по нещастію могу я разбиться, а съ другой въ Сольмсѣ пѣски, на кои волны выбросить меня могутъ. Ужасное состояніе, коего одно изображеніе приводитъ меня въ трепетъ!
Но ты, милосердый мой кормщикъ, показуешъ мнѣ весьма спасительное пособіе, есть ли токмо по нещастію приведена буду къ такой крайности! я не хочу излншне полагаться такъ какъ ты изъ предосторожности меня увѣдомишь, на успѣхи какія отъ прозьбъ у своей родительницы получить можешъ: я знаю что она полагаетъ за правило дабы дѣти слѣпо повиновались родителямъ. Однако я при томъ ласкаюсь нѣкоторою надѣждою, ибо она узнаетъ что подавъ мнѣ въ толь нужное время нѣкое покровительство, избавитъ меня отъ величайшей отважности. Въ семъ щастливомъ для меня разположеніи, она будетъ управлять всѣми моими поступками. Я ни чего не буду дѣлать безъ ея и твоихъ совѣтовъ. Я ни кому не буду казаться, я не буду писать ни какихъ писемъ, и ни кто безъ ея согласія не узнаетъ гдѣ я нахожусь. Въ какой бы избушкѣ она меня не помѣстила; но я не иначе буду изъ оной выходить, какъ въ какомъ ни есть переодѣяніи или какъ горнишная твоя дѣвушка, пусть мнѣ не дозволятъ и съ тобою по вечерамъ прогуливаться: я требую сего тайнаго покровительства, токмо до прибытія Г. Мордена, которой конечно не замѣдлитъ пріѣхать. Твое предложеніе, чтобъ положить нѣсколько платья на условленное для нашихъ писемъ мѣсто, кажется мнѣ весьма опасно исполнить; и я буду принужена отложить особъ нѣсколько бѣлья съ моими бумагами. Съ нѣкоего времени Бетти съ великимъ любопытствомъ смотритъ на мои шкапы, когда что нибудь при ней вынимаю. Нѣкогда примѣтя оное нарочно оставила я ключи и пошла въ садъ, по возвращеніи моемъ я весьма удивилась увидя ихъ у ней въ рукахъ какъ будто она отпирала шкапы. Она пришла въ смущеніе не ожидая, чтобъ я столь скоро назадъ возвратилась… притворилась будто того не примѣтила, но какъ она вышла, то разсмотря платья, увидѣла что онѣ не въ такомъ порядкѣ положены, какъ я ихъ раскладывала.